Людям нужно объяснять, зачем им Статкевич на свободе

О солидарности с политзаключенными и о том, какой Беларусь может стать уже к 2016 году, наш разговор с одним из лидеров кампании «Говори правду» Андреем Дмитриевым.

— Сейчас политики много говорят о солидарности с политзаключенными. А существует ли она вообще — за пределами оппозиционных интернет-СМИ?

— Безусловно, есть вопрос, у какого процента людей и в каком виде. Если спросить у них: правильно ли то, что в стране есть отбывающие наказание за политические убеждения, большинство скажет — нет, эти люди не должны гнить в тюрьме. Мы видели солидарность обычных граждан, которые в декабре и январе приносили теплые вещи и деньги задержанным 19 декабря, есть солидарность людей, которые собирают деньги на штрафы для активистов.

Политики, которые по идее должны выражать интересы общества и соответственно добиваться, чтобы солидарность стала интересом каждого, часто замыкают этот разговор в рамках оппозиционных сайтов и междоусобных дискуссий. Итог не радует: большинство белорусов не видят связи между солидарными действиями и позитивными изменениями в собственной жизни. Для кампании «Говори правду» это принципиально.

Еще один принципиальный момент: мы считаем, что не должно быть разделения по принципу «свой политзаключенный» и «чужой политзаключенный». Акции ГП касались и Статкевича, и Санникова, мы старались поддерживать и свою команду, и тех, кто не в ней. Например, провели акцию «Квартал солидарности»: объясняли жителям улиц, домов, где ранее проживали нынешние «политзэки», что человек, который сейчас в тюрьме за свои убеждения, не с луны свалился, он был рядом, ходил вот в этот магазин, в этой вот песочнице играют сейчас его дети. Он — такой же, как вы, вы — как он.

Мы работаем над объяснением идей солидарности. Стараемся донести, что наличие политзаключенных и конкретные экономические проблемы обывателей взаимосвязаны. Что решив проблему первых, жить станет лучше конкретно вам, Иванов, Петрова и Сидоровы…

Иногда проявить солидарность — это просто прийти и пожать руку. Но простые вещи, случается, не понимают даже те, кто по определению обязан интерпретировать их «автоматом» и действовать адекватно. Но…

Было удивительным, когда Санников после освобождения добрался в Минск, а на вокзале не встречал никто из политиков, кроме его команды и представителей «Говори правду». В моем же понимании там следовало присутствовать всем политикам. Неважно, поддерживаете вы Санникова или нет. Дальше, завтра, можете спорить сколь угодно! Но в тот конкретный момент вы должны были пожать ему руку.

Иногда солидарность требует простых действий. Они не фиксируются в истории, но они точно меняют ее, историю.

— Около половины белорусов, утверждают социологи, вообще не знают, что в стране есть политзаключенные.

— Да, были данные НИСЭПИ об этом. Зная о проблеме, некоторые полагают, что она разрешена: мол, все посаженные сегодня освобождены. Процент дезинформированных большой. Часть оболваненных госпропагандой людей вообще считает, что политзаключенные — это уголовники, выступившие против народа.

Нужно отдавать себе отчет — за пределами аудиторий оппозиционных интернет-ресурсов существует кардинально отличающийся мир. И многие политики стараются с ним не соприкасаться, чтобы не признавать свое бессилие.

— Вы соприкасаетесь. Ездите в регионы регулярно. Как объясняете трактористу агрогородка, которому дали дом в аренду с нормальным туалетом внутри, дали два миллиона зарплаты, что есть политзаключенные и что если их не будет, ему конкретно станет жить лучше?

— Несложно объяснить проблему бесправия на примере жизни этого самого тракториста. Кампания «Говори правду» проводит много акций, но работа в Смолевичах, завязанная на проблему строительства там китайского технопарка, известна куда больше других. Так вот — бесправие не бывает ограниченным. Бесправие — это принцип. Если он реален в отношении одного, то возможен в отношении всех. Люди в Смолевичах столкнулись с серьезной попыткой отобрать их собственность.

Точно так немалая часть общества столкнулась с тем, что были осуждены за что-то их знакомые. Спросите у этого работника СПК: если тебя захотят посадить — посадят? Он ответит: конечно, если захотят — посадят. Это правильно? На вопрос отчеканит: «Конечно, неправильно!» Так вот, есть люди, которые сидят, потому что их просто захотели посадить.

В агрогородках тоже далеко не идиллия и два зарплатных миллиона — не предел мечтаний. И трактористу несложно объяснить: отсутствие политзаключенных в стране — это возможность требовать повышения зарплаты без страха, что тебя за это посадят. Говорите, тот механизатор аж два миллиона получает?! Действительно, до девальвации это были деньги, а сейчас этот тракторист должен волноваться: уродится ли у него дома бульба, которая запланирована на продажу, а на вырученные денежки он рассчитывал выучить детей…

Да, Статкевич бульбу не вырастит. Но отсутствие Статкевича в тюрьме даст тебе возможность не сдавать картошку в колхоз по минимальным ценам, чтобы колхоз тебя не лишил дров, трактора на собственный участок и т.д. В стране без политзаключенных прозрачные бюджеты — знаешь, что ты даешь в бюджет и что на это строится. Ты можешь проконтролировать, когда дорогу к дому доведут и сколько это стоит. А сейчас тебя поселили в доме, куда забыли провести газ — и кормят обещаниями все уладить уже три года подряд.

В общем, объяснить простому человеку правду о Статкевиче можно. Но и после этого тракторист наш заявит: понял, пусть все так, как вы говорите, только не пойду я на площадь, уж извините за прямоту…

— Нет, не пойдет. Опасно.

— Но этого и не нужно! Достаточно сформированного общественного мнения. Власть очень чувствительна к общественному мнению, когда оно сформировано сразу у целого слоя общества. Власть научилась не обращать внимания на оппозиционное гетто. Но сегодня появилось новое большинство — те, кто не в гетто, но уже видят, что действующая политика конкретно им мешает жить лучше. Это новое большинство еще не осознает своей силы. Мне кажется, консолидация такой силы — оптимальная перспектива. И пусть то большинство не хочет ломать устоявшуюся систему, но — оно жаждет ее изменения. Нужно объяснять, что изменения связаны и с освобождением политзаключенных, а главное — с созданием ситуации, когда в принципе политзаключенных быть не может. Нужно общественное мнение, которое будет нетерпимо к самой мысли, что кто-то может оказаться в тюрьме за свои политические взгляды.

Да, общественное мнение меняется постепенно. Но так и должно быть. Сегодня ни у кого нет рецепта ускорения изменений.

— Не покидает ощущение, что всплеск солидарности был 19 декабря. На площадь вышли и люди, далекие от политики. Среди выходивших на молчаливые акции протеста тоже хватало таких. Народ хотел сказать, что он не быдло. Вышли, испугали задержаниями, и снова все выражение протеста — на кухнях.

— На сегодня у режима набор репрессивных методов гораздо больший, чем у продвинутой части населения методов сопротивления и организации. Поэтому так важна ежедневная работа с гражданами. Которая не дает сразу же очевидных результатов, но, я уверен, в краткосрочной перспективе (если сравнивать с теми 18 годами, которые мы пережили) может дать результат. Ведь основной вопрос: что общество в целом считает допустимым, а что — недопустимым? Почему разгон 19 декабря вызвал такой взлет солидарности? Потому что власть пошла на сверхжестокость и сверхнасилие. Это неприемлемо для общества. И общество пыталось это компенсировать солидарностью.

— Карательный аппарат тоже состоит из людей. Можно ли работать с этой категорией граждан?

— Наверное, какие-то месседжи посылать можно. Но пока мы, новое большинство, не представляем из себя реальной стороны, реакции не будет. У карательной системы тоже есть страх — ослушайся приказа, и у тебя резко появятся проблемы. И этот страх может быть пересилен только изменением общественного сознания. Вспомните распад Советского Союза — протест и жажда перемен висели в воздухе, и не потребовалось массовых демонстраций. Сегодня же — есть недовольство, но нет протеста.

— Десять лет распадался Союз. Плохо было и голодно. Так что люди опасаются…

— И не видят альтернативы. Но нужно предлагать альтернативу сегодняшнему застою. Я думаю, с 2009 года система перестала срабатывать для людей. Сегодня это совершенно очевидно: ее интересы расходятся с народными чаяниями. Кирпичик за кирпичиком власть разрушает ту социальную модель, которую она пыталась выстраивать. Более того, всем понятно: удержаться без реформ невозможно, но и реформы приводят в лучшем случае к реформированию власти, на что она тоже не согласна. Поэтому, мне кажется, нужно с людьми говорить с расчетом на долгосрочную перспективу. Белорусы лучше знают, как будет хорошо им. Просто у них забыли спросить: а чего вы хотите?

Это огромный пласт работы, поле, которого хватит на всех. Как только выйдем из «переговорной комнаты», то перестанем тесниться.

Оглянитесь, у нас шесть с половиной миллионов избирателей, более четырех миллионов из них сегодня не видят, кого поддерживать. Дух захватывает от объема работы, которую необходимо проделать!

Еще раз повторю: вне «переговорной комнаты» место есть для всех.

Сегодня люди готовы говорить о переменах. Люди готовы говорить, какие должны быть школы, какие садики, как следует обеспечить право на их дома, сотки, квартиры.

Если об этом будет говорить с людьми не только ГП, но и все политические силы, мы к 2016 году придем к тому, что люди сами пойдут наблюдать за выборами. Для них будет принципиально, чтобы в парламент прошли не чиновники, а те, кто знает об их интересах и будет эти интересы лоббировать.

И возможно, в 2016 году мы получим другую страну.

P.S. Номер газеты «СН плюс», в котором напечатано интервью с Андреем Дмитриевым, вышел 9 мая. За два дня до этого заместитель руководителя «Говори правду» вместе с активистом кампании Михаилом Пашкевичем был арестован на 10 суток.