«Линч первым доказал, что главное в человеке — бобоустойчивость»

Дмитрий Быков — о продолжении культового сериала Дэвида Линча «Твин Пикс».

Интересней всего проследить, что за эти двадцать пять лет случилось с Линчем и с нами. Под «нами» я разумею, прежде всего, тех первых зрителей «Твин Пикса», которые в 1994 году отрывались от всех дел, едва заслышав «ПАМ — пам-па-пам» великого Бадаламенти, признавшегося на пресс-конференции по «Сталинграду», что он и сам уже не знает, куда деваться от этой визитной карточки.

Тогда «Твин Пикс» ежесерийно рецензировался в давно не существующей газете «Сегодня», разбирался на цитаты, анализировался в монографиях, был эталоном постмодерна и темой споров в культовых местах, туристических походах и постелях.

Сейчас не очень понятно, что особенного было в самом сериале и в жадно смотревшей его эпохе, которая казалась великой, а оказалась, как и сериал, довольно попсовой; но не станем посягать на лучшие воспоминания.

Сегодня нас с Линчем роднит то, что все мы оказались вне профессии; это равно касается и снобских тусовок, которые я ненавидел, и меня, которого в них презирали. И я в своей ненависти, и они в своем презрении были, пожалуй, правы. Линч сказал, что больше ничего снимать не намерен, поскольку продюсеров, интересующихся настоящим кино, не осталось, да и зрители под вопросом. Про нас можно не распространяться. Правду сказать, девяностые были временем иллюзий не только в России (как и шестидесятые): нам казалось, что кончилось рабство, Фукуяме — что история. Конечно, под это дело на поверхность всплывало многое, отнюдь не лучшее.

В Москве «Твин Пикс» больше всего нравился как раз людям, чей интеллектуальный багаж был ничтожен, но они выучили несколько слов: как говорил тогда Валерий Тодоровский, современный российский критик знает одно русское слово «Тарантино» и обозначает им все. Владимир Хотиненко то же самое говорил о слове «постмодернизм». Традиционалисты вроде меня, напротив, видели в Линче защитника морали. Да каждый видел, что хотел.

Просто всем тогда казалось, что бинарные оппозиции отменяются, а мерилом таланта становится интертекстуальность (придуманная, говорят, Юлией Кристевой, но есть и другие кандидаты). А раз бинарностей больше нет, то и оппозиция «элитарное — массовое» тоже снимается, и Линч первым испек для нас пирог, из которого каждый выедает свой корж: умники знают источник цитаты «Совы не то, чем они кажутся», нормальный зритель считывает тайное авторское послание о том, что убить способны все и время персонифицированного зла закончилось, а дуракам просто интересно и временами страшно.

С тех пор оказалось, что история не кончилась, бинарности не снялись, бездарности не закрепились, а оппозиция элитарного и массового никогда не существовала — ее как раз придумали для дураков, чтобы скармливать им попсу и поддерживать в них уверенность, что ничего другого они не достойны. Да и сам «Твин Пикс» оказался не то чтобы менее прорывным, но как-то не особенно выдающимся: ну да, ну хорошо, ну первый сериал, подвергшийся действительно серьезной раскрутке и грамотному анализу, — но после Lost, который у нас тоже без устали интерпретировали, удивить изощренностью трудно.

Самое же интересное, что феномен «Твин Пикс» во многом зависел действительно от эпохи и к художественному качеству отношения не имел. Скажем, «Огонь, пойдем со мной» — приквел, показанный в Каннах, — никакого ажиотажа не вызвал и, более того, многих почему-то разочаровал, — хотя на мой скромный вкус, это гораздо интересней и попросту страшней любой серии из тех 24; в этом фильме есть три минуты, исполненных такого невозможного ужаса, что я потом долго спал при свете. А танец с голубой розой? А старуха с внуком в маске, выходящая из леса?

Да это придумано в тысячу раз лучше; но того восторга, конечно, уже не было. Больше скажу: лучший фильм Линча, по-моему, «Человек-слон», он стабильно появляется в кинокритических десятках, а то и пятерках, — но для подавляющего большинства зрителей Линч остается прежде всего создателем и убийцей Лоры Палмер.

А то, что он снимал уже в двадцать первом веке, пока окончательно не увлекся медитацией и исполнением песен, — было ничуть не хуже: первые двадцать минут «Шоссе в никуда» (сомнительный перевод), некоторые куски «Малхлолланд драйва» (на котором, кстати, я и пишу эти скромные ламентации), и вся целиком гениальная антология триллерных приемов «Внутренняя империя» — это очень высокий класс. Тем не менее армия фанатов по-прежнему есть только у сериала про Лору Палмер и ее убийцу Боба, и агент Купер — единственный герой Линча, за которого зритель готов искренне переживать. Это, наверное, потому, что Купер красивый, а Человек-слон, при всем своем обаянии, все-таки урод.

Но хотя «Твин Пикс» и обманул великие ожидания, оставшись памятником кровавым, лихим, гламурным и глупым девяностым, — он остается замечательным произведением, полным тонких приемов и замечательных догадок. Главная из этих догадок подтвердилась на наших глазах: все люди нормальные, пока в них не вселяется Боб.

Вообще, бывают замечательные эпохи, когда никакого Боба нет (как бывают, наверное, и времена, когда Бога нет, — или, по крайней мере, его не видно: просто он занимается другими мирами, мы же не одни у него). Но иногда он показывается — и тогда нормальные люди, которых мы знали и любили, перерождаются на глазах. Отец Лоры Палмер был нормальный, в сущности, мужик, и даже добрый, и любил дочь, — но он отличался неустойчивостью, вот в чем дело.

Линч первым доказал, что главное в человеке — не добродетели и не пороки, а бобоустойчивость.

Сейчас Боб на наших опять-таки глазах свободно вселяется в большую часть сограждан, в одних задерживается, из других изгоняется (иногда под действием цен, но порой и после самоанализа; никогда под действием убеждения, это тоже важно, — русский человек может переубедить себя только сам). И как с ними жить после Боба — это вопрос.

Потому что одни скажут, что им лгали, а другие, как в свое время президент России на Бутовском полигоне, будут только спрашивать: как же это? Правда, теперь им придется спрашивать не с других, а с себя. (И чтобы два раза не губить репутацию, замечу, что многих жителей Украины, да чего там — и Штатов, этот процесс тоже затронет. Вон в Штатах некоторые бывшие трамписты — и тоже на моих глазах — с истинно агент-куперовским ужасом смотрятся в зеркало: и правда, а че это мы?!)

Я очень надеюсь, что сиквел «Твин Пикс» ответит на этот вопрос: что делать после Боба? Потому что зло не гнездится в человеческой душе, так хочется думать. Оно туда заселяется, его заносит космическим ветром, тем самым, который шумит в соснах.

Милый зверинец «Твин Пикса» вызывал, в общем, скорее сострадание, чем брезгливость. Все мы люди, все человеки, все подвержены ужасным катаклизмам, но после них оглядываемся, умываемся и продолжаем жить, как прежде, — как мирные обыватели из «Синего бархата». Просто некоторым очень нравятся эмоции, которые они испытали, пока в них гостил Боб, и времена его посещений они вспоминают как лучшие. Беда в такие времена девушкам типа Лоры Палмер, заигравшимся со злом и забредшим на его территорию.

А скорей всего, этот новый «Твин Пикс» будет ровно ничем не замечателен. Потому что новое обольщение еще не наступило, и в душах первых зрителей «Твин Пикса», постаревших на четверть века, царит серая тоска, как всегда в эпоху спада между двумя пиками. И тогда у нас будет хотя бы то утешение, что Дэвиду Линчу ничем не лучше.