«Когда слышу, что тема последствий аварии на ЧАЭС ушла из повестки — как будто наша совесть ушла»

Каждый год в конце апреля старейшее беларусское экологическое НГО «Экодом» проводит Чернобыльскую неделю, чтобы напомнить обществу о последствиях аварии на ЧАЭС, и рассказать об альтернативах ядерному пути.

Так и в 2024-м с 19 по 26 апреля в Тбилиси, Кракове, Вильнюсе, Берлине, Варшаве, Белостоке, Брюсселе, Познани, Нью-Йорке и других городах прошли мастер-классы по партизанскому садоводству «Цветы вместо бомб», перформансы, кинопоказы, выставки и другие образовательные, культурные и политические меропрития. А 26 апреля завершающий аккорд — «Чернобыльский шлях».

«Салідарнасць» побывала в Вильнюсе на кинопоказе «Чернобыльских бабушек». Эта документальная лента 2015 года, рассказывающая о жизни около 100 пожилых женщин, которые вернулись в радиоактивную зону отселения и живут в своих родных хатах, к сожалению, мало известна беларусам, хотя и собрала ряд наград международных фестивалей.

А главное — фильм, одновременно эмоционально тяжелый и вместе с тем очень важный для понимания того, что спустя почти 40 лет последствия трагедии никуда не исчезли, а игры с «мирным атомом» могут слишком дорого обойтись многим поколениям, и сегодня не утратил актуальности. Пожалуй, даже приобрел новые смыслы.

Новое звучание, а также перспективы «атомной» темы эксперты, политики и общественные активисты обсудили после просмотра.

«Власти специально преуменьшали последствия Чернобыля»

Эколог, соосновательница «Экодома» Ирина Сухий признается: в 1990-х ей никогда, даже в страшном сне, не представлялось, что в Беларуси могут забыть страшные уроки Чернобыля и начать строить новую АЭС. Еще в конце 1980-х под давлением общества под Минском, в Руденске, строительство атомной станции законсервировали, а после развала Союза достроили как обычную ТЭЦ.

Но оказалось, что власти и чиновники, несмотря на трагические последствии аварии на ЧАЭС, от планов «освоить мирный атом не отказались» — а экоактивистам, которые предложили помочь наладить общественные обсуждения, пришел шедевральный ответ о том, что задачу НГО власти видят в том, чтобы… «развеять радиофобию» беларусов.

Как раз этим — преуменьшением последствий, замалчиванием, забалтыванием, — чиновники на разных уровнях занимались много лет подряд.

— Беларусские власти специально не говорили о последствиях Чернобыля, не говорили о проблемах, уменьшали статистику заболеваемости раком — собственно, и сейчас они точно так же «борются с радиофобией», — говорит Ирина Сухий.

— В Украине эта тема всегда была больше на повестке: об этом открыто говорили, там проводились медицинские исследования. В том числе и беларусский ученый Юрий Бандажевский, который вынужден был уехать из Беларуси, исследовал в зонах с относительно невысокой радиацией состояние здоровья детей детей Чернобыля — и оказалось, что новое поколение более восприимчиво к радиоактивному излучению, чем их родители, которые были детьми на момент аварии.

То есть, и малые дозы радиации влияют на людей, причем в долговременной перспективе, на поколения вперед. У нас, к сожалению, это все не очень изучено и неизвестно, как нам это все аукнется.

Европа также получила свою радиацию — например, возле Вены выпадали осадки с высоким уровнем радиоактивных отходов. Вообще, после Фукусимской аварии (11 марта 2011— С.) европейцы начали относиться более серьезно к ядерной энергетике. И то, что Германия в прошлом году выключила все свои атомные станции — это результат Чернобыльской и Фукусимской аварий.

По этой же причине, напомнила эколог, в Литве в свое время заморозили строительство Висагинской АЭС (проект был заблокирован на референдуме). А эксперты Литвы и той же Австрии в сотрудничестве с беларусскими активистами многое сделали, чтобы если не остановить строительство АЭС в Островце, то как можно больше затормозить его и заставить беларусские власти соблюдать международные стандарты.

Хотя активисты антиядерной кампании с их дотошностью и борьбой за экологию еще задолго до 2020 года напрягали режим — их арестовывали за пикеты, сажали на «сутки», а российскому физику-ядерщику Андрею Ожаровскому даже запретили въезд в РБ на 10 лет. Можно представить, с каким удовольствием во время зачистки гражданского общества беларусские власти ликвидировали экологические НГО и, в частности, «Экодом».

Вот только БелАЭС от этого не стала ни прибыльней, ни безопасней — к российской «экспертизе качества» станции, введенной в эксплуатацию с многочисленными нарушениями, внезапными остановками и нештатными ситуациями, доверия нет.

А что насчет альтернативы? По словам Ирины Сухий, в 2018-м году по инициативе «Экодома» немецкое аэрокосмическое агентство сравнило два сценария — стратегию правительства по развитию атомной энергетики и сценарий энергетической революции.

В Беларуси достаточно источников возобновляемой энергии. Мы можем перейти к 2050 году почти на 100% на возобновляемую энергетику, если будем развивать это направление — и в долговременной перспективе это экономически более выгодно.

Безусловно, есть вопрос начальных инвестиций, но все же этот сценарий был дешевле, чем вариант с атомной и газовой энергетикой.

Ну и, понятно, чтобы в Беларуси инвестировали в возобновляемую энергетику, это должна быть другая страна, с другим режимом и другой экономикой. Но это возможно.

 «Чернобыль — это памятник безответственности»

Александр Добровольский, старший политический советник Светланы Тихановской, по первому образованию — радиофизик. Возможно, поэтому «атомная» тема цепляет его чуть глубже, чем многих других, — и он считает важным говорить об ответственности тех, кто принимает решения:

— Чернобыльский реактор, Чернобыльская зона и новая АЭС в Островце — это памятник безответственности в политике. Это как наличие совести: принимая решения, понимаешь ли ты все последствия или хотя бы просчитываешь, что может быть, думаешь ли о том, как решение повлияет на жизнь других людей. И когда я слышу, что тема последствий аварии на ЧАЭС ушла из повестки — как будто наша совесть ушла.

Политик вспоминает, как в 1986 году вместе со многими другими студентами, аспирантами, инженерами был на сельхозработах, как спустя несколько дней после аварии никто и не подумал отменять первомайские демонстрации.

Наоборот, людей сгоняли для массовки и показухи, как в Добрушском районе, часть которого считалась «чистой», сельчане с гордостью рассказывали, что их колхоз занял первое место по урожайности зерновых — а потом этим зерном кормили коров, которые заболевали лейкозом…

— И ведь кто-то принимал эти решения: собирать зерно, проводить сельхозработы, праздновать, — с горечью отмечает Александр Добровольский. — Но как сделать так, чтобы люди, привыкшие, что кто-то за них решает, все-таки думали, что и у них есть право решать и ответственность за решения?

Меня преследует чувство, что мы, принимая решения, не хотим нести ответственность — и то, что было в 1986-м, и что произошло в 2020 году и что, не дай бог, может произойти еще, когда атомная энергетика, показавшая всю свою опасность, снова воспринимается как что-то безопасное и даже «зеленое», экологически чистое.

Может быть, сначала мы поймем ограниченность нашего знания и будем осторожны, а не ставить вопрос так: мол, если атомная энергетика — неизбежность, то будем как-то с ней жить. «Как-то» не надо, надо минимизировать риски. И такие катастрофы, как Чернобыльская, должны заставить нас задуматься.

Была иллюзия, что атом — это безопасно, но мы видим, что это неправда. Поэтому я призываю к разумной осторожности. Не обязательно мы должны жить с ядерной энергетикой как неизбежностью, может быть, найдем что-то другое — а не будем из политических, экономических или каких-то иных соображений ставить под угрозу десятки или сотни тысяч жизней.

Александр Добровольский подчеркивает, что в «атомной» теме, как и во многих других, государство должно быть подотчетно обществу.

— Приведу пример: украинское общество призывало к ответу, пыталось ставить на место своих коррумпированных политиков — в 2004, 2013-14, и сейчас. Пока еще общество в Украине не победило, эта проблема остается, но все-таки политическая практика привела к тому, что общество заявляет свои права, заставляет себя слышать — иначе решения будут приниматься без учета интересов людей.

И нам предстоит пройти, надеюсь, не такую трагическую, практику, чтобы популизм не взял верх, а отсутствие чувства ответственности с обеих сторон не привело к катастрофе.

«Современные технологии — на самом деле, из прошлого века»

Эксперт по энергетике Павел Горбунов отмечает: сегодня без последствий можно остановить и БелАЭС — пока энергосистема Беларуси не перестроена окончательно и будь на то политическое решение.

— Безопасна или нет атомная энергетика? Есть разные мнения, с точки зрения даже не рисков, а нормального использования, — говорит он. — Современные технологии — это, на самом деле, технологии 70-х годов прошлого века. Их принцип не изменился, только инженеры «накручивают» дополнительные меры безопасности.

Но с 1970-х годов до сих пор непонятно, как правильно перерабатывать отходы ядерного топлива, как правильно разбирать атомные станции, когда они вышли из строя. То есть, за прошедшие 60 лет технология еще не отработана.

И если, когда атомная энергетика начиналась, казалось, что у нее хорошее будущее, перспективы, хорошая себестоимость — то теперь, если начать считать компоненты утилизации АЭС, думаю, живущие в Литве как никто хорошо знают, насколько это сложно и дорого.

При этом альтернативы атомной энергии уже есть, напоминает эксперт — и они обходятся дешевле при меньших рисках. Поэтому вопрос, зачем использовать то, с чем человечество не умеет до конца работать, если есть более экологичные и более дешевые технологии, актуален для многих стран — и, как и Литва, все имеющиеся у них АЭС уже закрыли Австрия, Германия, Италия, Казахстан, а США, Франция, Япония существенно сократили их количество.

— Но нельзя забывать, что есть атомное лобби и разные политические и экономические силы по-разному формируют картину мира в любой стране, — добавляет Павел Горбунов. — И в Беларуси происходит то же самое.

Например, недалеко от Островецкой АЭС кто-то запускает отель с видом на станцию — буквально в паре километров, людям кажется это нормально и безопасно. Или вот, в 70 километрах от Минска есть зоны, где были радиоактивные пятна после Чернобыля, был запрещен сбор грибов и ягод — а года 4 назад запрещающие таблички исчезли и тоже открыли агроусадьбу для отдыха людей.

(Добавим сюда маниакальное стремление Александра Лукашенко вернуть в сельхозоборот «чернобыльские» земли, как якобы уже чистые, — и становится понятно, что в Беларуси атомное лобби не остановят ни законы физики, ни вопросы безопасности, ни элементарный здравый смысл — С).

Наверное, мы — те, кто в Беларуси продвигал антиядерную повестку — проиграли эту битву за умы людей. Но, видимо, мы не единственные, кто должен вести эту битву, и только показывать фильмы о последствиях Чернобыля явно недостаточно.

Как минимум, нужно показывать альтернативу — что она уже есть и она лучше, вести просветительскую работу, оценивать риски. Мы, оценивая риски при строительстве БелАЭС, говорили в том числе про международный терроризм. Это был 2020 год; кто тогда про это думал? Но вот случился 2022-й, и мы это видим…