«Когда мы русскоязычных младенцев есть перестали, отношения с родителями наладились»

Как белорусы воюют в Украине.

Почти два года назад, 25 марта 2015 года, в поселке Пески под Донецком, где шли тяжелые бои за донецкий аэропорт, произошло объединение белорусов, которые воюют в Украине. Летом 2015 года объединение получило название — тактическая группа «Беларусь». На данный момент тактическая группа, по данным ее представителей, насчитывает десятки бойцов. Корреспондент TUT.BY провел три дня на линии фронта с белорусами, которые воюют за Украину.

«Сегодня тут будет не до журналистов. Уводите»

Поезд Киев — Константиновка подъезжает к конечной станции, городу к северу от Донецка. Вагоны постепенно пустеют. Дальше поезда не идут, только маршрутки и такси. В соседнем купе мужчина жалуется:

— Ну кому нужна эта война, люди гибнут и все без толку.

— Кому война, а кому и мать родная. Точно кто-то на этом всем зарабатывает, иначе и быть не может, — поддерживает разговор сосед.

Из поезда выходят пассажиры в военной форме и гражданской одежде вперемежку. Толпу сразу же окружают таксисты, которые готовы отвезти куда угодно — хоть на блокпост в Донецк, хоть в Авдеевку, которую в эти дни обстреливала артиллерия.

Пару часов езды на маршрутках — и я оказываюсь в поселке, где служат добровольцы тактической группы «Беларусь». С дороги сразу попадаю на тренировку по стрельбе в заброшенном заводском коридоре. При первых выстрелах инстинктивно хочется пригнуться.

— Я бы на твоем месте туда не ходил, — предостерегают бойцы, когда на обратном пути я попытался свернуть с тропинки. Там могут быть мины.

Через несколько минут прибываем на базу тактической группы «Беларусь». Это некогда административное двухэтажное здание в тылу поселка. На второй этаж почти никто не заходит, слишком опасно в случае обстрела, на первом этаже находятся кухня и столовая, а комнаты солдат — в подвале, это самое безопасное место. На некоторых дверях надписи: «Обережно, міни». Скорее всего, надписи устаревшие, но на всякий случай туда не захожу.

Жесткой армейской иерархии здесь нет, приказы отдаются нечасто. После тренировки до вечера у солдат свободное время. Они собираются вместе, обсуждают новости и события последней ночи.

— Странная здесь война, — говорят недавно прибывшие из другого прифронтового поселка бойцы. — Днем мирная жизнь: работают магазины, люди ходят по улицам, а ночью начинается настоящая война. И как они вообще тут живут, почему не уехали?

К вечеру наступает время войны. И.о. командира с позывным Брест назначает дежурных по базе и бойцов, которые сегодня поедут на позиции. За пять минут обычные молодые белорусские парни превращаются в хорошо экипированных солдат. Они все становятся похожими. Теперь мне сложно узнать ребят, с которыми я только что познакомился.

С выключенными фарами мы подъезжаем к линии фронта. Машина останавливается в нескольких кварталах частного сектора от позиций. Дальше идем пешком.

— Журналист, ты перед замыкающим, — командует Брест.

Идем тихо, пригнувшись: некоторые улицы простреливаются противником, который контролирует три укрепленных террикона. В условиях степи — идеальные позиции.

Заходим в одно из подворий. Здесь вместо курятника бойницы, вместо огорода — глубокий окоп. Он вырыт в форме зигзага, чтобы при прямом попадании снаряд не убил сразу всех.

На позициях ночью нельзя включать не то что фонарик, но даже мобильный телефон.

— Сепаратисты и так знают наши позиции, днем с терриконов все хорошо видно, но не нужно привлекать внимание лишний раз, а то прилетит что-нибудь.

Этой ночью относительно спокойно, тишину нарушает только «беспокоящий огонь» и канонада из соседнего поселка — стороны напоминают друг другу о своем существовании. Но для непривыкшего уха каждый взрыв и пулеметная очередь кажется опасной.

Глаза постепенно привыкают к темноте, через некоторое время можно уже различить фигуры солдат, а вот моя камера здесь почти бесполезна.

Солдаты по очереди просматривают серую зону и позиции сепаратистов в тепловизор, чтобы заметить диверсионно-разведывательные группы. До позиций противника примерно 700 метров.

— Да не, нужно быть самоубийцей, чтобы лезть сейчас в серую зону, тут же все как на ладони, — обсуждают солдаты, но все же ведут наблюдение. Несколько раз в тепловизор попадались зайцы. Бойцы чуть не открыли огонь, но успокоились, увидев, что цель прыгает.

В домике рядом можно погреться и выпить горячего чаю. На кухне сидят контрактники ВСУ, они дежурят посменно с белорусами.

— Мы расходный материал, мужики, нужно смотреть правде в глаза. Давно эту войну можно было бы закончить. Но она все тянется и тянется. Тут, видимо, большие деньги все решают, кто-то хорошо на этом зарабатывает, а мы в их игре просто расходный материал. Бросить бы это все, да я, кроме вот этого автомата, ничего и не знаю в жизни, — говорит один из контрактников.

Следующим вечером на линии фронта заходим на другое подворье. Седой мужчина с острым взглядом и без знаков отличия, очевидно — командир, сразу интересуется, почему сегодня нас больше.

— С нами журналист, — отзываются солдаты.

— Сегодня тут будет не до журналистов. Уводите.

Остаюсь на другой позиции, где нет командования ВСУ. Примерно через час прогноз седого незнакомца сбывается. Канонада и взрывы слышны уже гораздо ближе. Небо периодически озаряется сигнальными ракетами. Оглушительный взрыв раздается совсем близко, все моментально падают на дно окопа. Второй, третий взрыв, над окопом свистят пули. «Оказывается, они и правда свистят», — ловлю себя на мысли. Инстинктивно хочется вжаться поглубже.

— 120-ка прилетела, точно вам говорю, — солдаты обсуждают калибр упавшего снаряда.

— Да нет, свиста не было, наверное, это СПГ, — отвечает другой.

В окоп практически влетают с разбегу солдаты ВСУ.

— Ну как тут? Сегодня горячо? Ща мы им ответим.

У ВСУ на такой случай припасена «Дашка»: крупнокалиберный пулемет ДШК, через несколько секунд мы услышим ее.

— Слушай, а тебе сколько лет? — спрашивают у меня бойцы.

— 35.

— А, так тебе должно быть не страшно, пожил же уже, — мрачный армейский юмор странным образом разряжает обстановку.

Через пару часов обстрелы постепенно стихают. Мы покидаем позиции пригнувшись и очень быстро — нас, скорее всего, видно в тепловизор с позиций ДНР.

После обстрела поселок остался без электричества. Здесь это означает отсутствие обогрева и воды. Утром солдаты уходят рубить дрова для буржуйки. Но уже к обеду электричество появляется на базе.

— О, у меня есть связь, — радуется один из бойцов — нужно позвонить маме, сказать, что у меня все хорошо. А, нет, она же не знает, где я.

«Помогая здесь, защищаем свой дом»

Бойцам тактической группы от 19 до 25 лет, лишь Бресту под 40. У них правые, порой ультраправые взгляды, кто-то вышел из фанатской среды. Еще до войны они следили за здоровьем и занимались спортом. Я не видел у них на базе ноутбуков или другой техники, кроме мобильных телефонов. Личных вещей было по минимуму — одежда и спальные мешки, а также книги: исторические и несколько романов Эриха Марии Ремарка.

На второй день на базе мы пообщались с двумя белорусскими бойцами. Их позывные — Якуб и Талер.

— Зачем вы здесь?

Якуб: Сюда беда пришла с востока. Не повезло нашим странам с соседом, как говорится: соседей не выбирают. На востоке оказалась, как еще Рональд Рейган дал определение, «империя зла». И как сказал Рузвельт: «Если у вашего соседа горит дом, неужели вы не дадите ему свой садовый шланг?».

Боец считает, что после войн в Приднестровье, Абхазии, Южной Осетии, Чечне и в Украине следующей горячей точкой может стать Беларусь.

— Поэтому, помогая здесь, мы уже защищаем свой дом, чтобы это не пришло к нам. Беларусь и так настрадалась за 20-й век, еще одну войну она просто физически не вынесет.

Талер стрижет Якуба

— Мы надеемся, что война измотает эту недоимперию, как в свое время измотала Афганская война. Там уже очень заметны центробежные тенденции, особенно в Сибири. У нас здесь есть и россияне, и конкретно сибиряки, у тех уже конкретное настроение: хватит кормить Москву. Надеемся, что России станет не до внешнеполитических амбиций, а лишь бы удержать свои разбегающиеся регионы типа Татарстана или Якутии.

— Как объяснили родным и друзьям свою позицию, как они восприняли это?

Якуб: Я, можно сказать, сирота, поэтому объяснять не приходилось особо. Отвечаю сам за себя и сам по себе, поэтому я и здесь. Друзья в основном из категории «диванных воинов», они со мной согласны, даже могут патриотический пост сделать. Но одно дело быть сочувствующими, хотя это уже хорошо, а другое — приехать сюда. Я никого не осуждаю. Каждый должен заниматься своим делом: если вот он какой-то айтишник, ну не надо ему гнить в окопе, пускай он зарабатывает деньги и своего соседа мобилизованного сводит в магазин и купит ему термобелье.

Талер: А я толком ничего и не объяснял, взял и уехал одним днем. Я сначала не хотел говорить семье, где я. Сказал, что работаю администратором в отеле. Но родители как-то сами догадались и первое, что они мне написали, было: «ты фашист». Ну, сказывается, видимо, то, что они смотрят российское ТВ. Сейчас уже отношения более-менее наладились.

— Когда мы русскоязычных младенцев есть перестали, так сразу и отношения наладились — смеется Якуб.

— Вы служили в армии?

Якуб: Я в белорусской армии не служил, но всегда интересовался оружием, минно-подрывным делом — литературы же сейчас в интернете полно. С детства я вел здоровый образ жизни, тренировался, даже с парашютом прыгал. Какое-то у меня предчувствие было, что моему поколению придется воевать, на уровне шестого чувства.

— Перед приездом на фронт какую подготовку еще получали?

Якуб: Никакой особой подготовки не было, приехали в зону АТО, попали в действующее подразделение "Правого сектора" и там прошли курс молодого бойца. Если ты здоровый и выносливый, можешь пробежаться на зарядке в бронежилете — значит, подходишь.

— Какие отношения с местными жителями?

Якуб: Я бы назвал это «синдром Дебальцево». Там же было как: сначала они успели под сепаратистами побыть, весной 2014 года, потом летом их освободили ВСУ, а потом в январе — феврале 2015 года была битва на Дебальцевской дуге и ВСУ отошли. То есть там власть изменилась три раза, как в фильме «Свадьба в Малиновке». Местные жители просто боятся однобоко говорить: за тех или за тех. В разговоре они стараются нейтралитет поддерживать, страхуются: а вдруг опять сепаратисты вернутся. В целом к нам отношение лояльное. Мы вот в библиотеку записались тут, ходим, и никаких проблем не было.

Здесь местные уже привыкли к войне, бывает, трассер вечером по улице пролетит — так никто даже голову не вжимает. Человек такое существо, что привыкает ко всему. Нам местные рассказывали, что поначалу они в подвалы спускались, а сейчас все уже фаталистами стали: никто на войну внимания не обращает.

— Как вы относитесь к простым бойцам с противоположной стороны?

Талер: Мне их жалко, на самом деле. Их просто обманули. Люди поверили в золотые горы, которые им пообещали. А теперь им уже и деваться некуда.

— Планируете остаться в украинской армии на контракт?

Якуб: На войне, я уже понял, нужно жить одним днем, решать задачи по мере их поступления. Если получится, так почему бы и нет. Домой мне дорога заказана при нынешней власти (в Беларуси предусмотрена уголовная ответственность за участие в боевых действиях на территории других государств, ст. 133 УК РБ. — TUT.BY), поэтому для меня действительно самый простой путь — получить украинское гражданство и остаться на контракт в армии.

Талер: У меня особых планов пока нет, пока есть эта война, буду воевать. А оставаться в армии я вообще не хочу: ходить на все эти построения, козырять офицерам, которые в тылу сидели и ничего не делали — это мне как-то не улыбается. Может, потом пойду во французский легион, еще не решил точно.

— Как вы думаете, чего не хватает в белорусской армии?

Якуб: У меня друзья служили. На огневой подготовке, они говорили, им по три патрона выдают. Ну какая это огневая подготовка? (Смеется.) Такой солдат от первого же выстрела испугается и зажмурится. Армия не занимается своими задачами, у кого ни спроси — драят «очки», подметают плац, чистят картошку. А про дедовщину я вообще молчу. Пускай бы они служили не год или полтора, а полгода, но каждый день бы ходили на полигон и отрабатывали стрельбу из всех видов стрелкового оружия. Да на обучение обычного пехотинца хватит и двух-трех месяцев, а на узких специальностях, например, оператор зенитно-ракетного комплекса, конечно, должен быть аттестованный человек на контракте.

— Если бы вам несколько лет назад сказали, что Украина будет вести войну и вы будете здесь воевать, как бы вы тогда к этому отнеслись?

Якуб: Как к научной фантастике. Война свалилась как снег на голову, даже во время Майдана никто и подумать не мог. А на самом деле все это давно планировалось.

По его мнению, в украинской армии и силовых структурах до 90% верхушки были предателями, а планы вторжения «разрабатывались еще чуть ли не лет 10 назад».

— Как относитесь к тому, что не можете сейчас вернуться на родину и собираетесь ли вообще когда-нибудь вернуться?

Якуб: Я бы не говорил, что мы не можем вернуться. Теоретически возможно все: можно вернуться и сесть на 7 лет. Меня спрашивали друзья, не боюсь ли я этого, я им говорю: а вы сами как думаете, может что-нибудь вообще напугать человека, побывавшего на войне? Тюрьма меня не пугает, но зачем? Мне пока и здесь хорошо.

Но, конечно, снится иногда родина, я раньше этого не понимал. Не государство, не тупые лица чинуш, снятся те места, где детство прошло: родное озеро, родной лес, речка. Но свобода для меня превыше всего, я лучше тут буду спать под открытым небом и есть хлеб, но быть на свободе, чем там, с трехразовым питанием и под охраной.

— А если одной фразой: что для вас война?

Якуб: Кровь и грязь, никакой романтики тут нет. Кровь, грязь и суровые бытовые условия, превращаешься немного в зверя, а здесь по-другому выжить и невозможно.

Талер спит в своей комнате

— Вы помните свой первый бой?

Якуб: Здесь сейчас глубокая позиционная война, но не надо путать с Первой мировой. Тогда между противниками была дистанция в 30−40 метров — расстояние, на которое можно было добросить ручную гранату, 100 — это уже считалось много. Сейчас же дистанция до противника намного выше. Применяются в основном минометы, гранатометы. Поэтому каких-то ярких воспоминаний о первом бое и нет.

— Можете вспомнить самый страшный момент?

Талер: Да тут все страшно, неизвестно когда и что может прилететь, поэтому все время находишься в нервном напряжении. Однажды из ПТРа (противотанковое ружье. — TUT.BY) прилетел патрон бронезажигательный, прошил блиндаж и чуть-чуть не зацепил боекомплект. Если бы попал в ящик с гранатами, меня бы уже здесь не было.

Якуб: Я помню, однажды дежурил в ночь, а уже морозы начались и нужны были дрова для буржуйки. Я автомат за плечо и пошел в местный лесок, уже частично выкошенный войной. Помню, начинаю собирать дрова и слышу: 12,7 (калибр оружия. — TUT.BY) пошли надо мной, верхушки деревьев посыпались вниз. Я, конечно, сразу рухнул на землю, вжался и думаю: если сейчас минометы начнут работать — то все. Как-то даже обидно так погибнуть, не на позиции, а пойдя за дровами — вот эта мысль, помню, меня напугала.

— Был ли момент, когда вы пожалели о своем выборе приехать сюда?

Якуб: Нет, ни разу. Один знакомый мне сказал: действительно, как можно было оставаться в стороне от таких исторических событий. Внуки потом спросят: дед, а что ты делал? И хоть не будешь чувствовать себя неловко.

«Думаете, вас подвал спасет?»

Поселок Марьинка находится недалеко от фронта. Большинство жителей вернулись после того, как закончилась активная фаза войны.

Из подвала трехэтажного здания торчит труба буржуйки, дымя на весь двор. Мужчина со второго этажа обращается к вышедшей из подъезда женщине.

— Дышать же нечем. И так постоянно стреляют, еще вы нас хотите дымом затравить?

— А вы сами разве в подвал ночью не спускаетесь? — отвечает женщина.

— Да зачем, думаете, если в нас попадет, то подвал вас спасет?

Узнав, что я из Беларуси, женщина приглашает в свое «бомбоубежище». Ее зовут Ольга.

— Мы тут никому не нужны, то одни стреляют, то другие, а нам от всех достается. Сначала нас обстреляла украинская армия. Это было в июле 2014 года, «Градами» нас накрыли раз, второй, третий. Тогда среди ночи приехали ДНР-овцы и нас эвакуировали. Мы взяли что могли тогда и уехали. Но в октябре того же года и вернулись. Оно, знаете как, дома и стены помогают. Мы вот огород посадили, что-то собрали — и уже хорошо. Волонтеры нам помогают и Красный Крест, а от государства мы ничего не видели, никакой помощи, вот только на выборы, когда Порошенко выбирали, дали продуктовый пакет, и всё. Ничего, все у нас хорошо, главное, что бы авиация нас не бомбила, а так, если попадет снаряд, дом-то выстоит.

Иду дальше по поселку. Некоторые дома разрушены полностью, некоторые пострадали частично. Многие окна заколочены или заклеены полиэтиленом. Через некоторые из них на улицу смотрят святые с икон — здесь каждый защищает свой дом, как умеет. На стене трехэтажного здания, в которое попал снаряд, кто-то написал: «Зачем?».

Двое пожилых мужчин прибирают голубятню и кормят птиц.

— Ночью здесь знаешь как? Бах-бах, все время стреляют, вот сегодня полночи в подвале мерзли. А днем выходим вот голубей покормить и приятно нам. Голуби — то для удовольствия нам, для души.