Кирилюк: Что можно сделать для выхода политзаключенных?

— Ситуация, в которой находятся беларусские политзаключенные, наиболее близка либо к положению военнопленных в странах, не соблюдающих военных и гуманитарных конвенций (РФ), либо к положению заложников террористической организации (Хамас), — пишет Михаил Кирилюк. — А что используют для освобождения своих граждан в таких ситуациях страны, по которым известны успешные кейсы? Такие страны, как США, Украина, Израиль.

США в полной мере использует дипломатическое давление. Вводят санкции и применяют ответственность за их нарушение. Для того, чтобы иметь возможность применять подобный инструмент, США обладает одним из крупнейших в мире рынков.

Единственное, что является тем рычагом, который делает санкции действенными, — это колоссальные убытки от потери доступа на этот рынок. Сопоставимой значимостью обладает рынок ЕС. И только поэтому санкции США и ЕС действенны, в отличие от санкций РФ и администрации Лукашенко. Санкции стран с непривлекательными рынками могут влиять только на граждан этих стран, и так уязвимых экономически.

Ещё в США лидирует мощнейший на сегодня военный союз. И США обладает международным влиянием, достаточным для того, чтобы не только они, но и их союзники вносили свой вклад в обмен граждан США.

Израиль не обладает экономикой и дипломатией, сопоставимой с США, очевидно, ввиду масштаба. Они применяют менее изощренные санкции — в виде ракетных ударов по лидерам Хамас и Хезболлы, организовавших массовые убийства израильтян.

Израиль эскалирует военные действия. Израиль обладает обменным фондом в виде военнопленных с вражеской стороны и не боится атаковать, если противник затягивает с освобождением заложников. Израиль обладает международной поддержкой, достаточной для осуществления подобных решительных действий.

Украина не обладает возможностью наносить ракетные удары уровня Израиля, которые уничтожают лидеров террористических группировок. Тем не менее, Украина не боится наносить удары по военным объектам и НПЗ на территории противника, за каждый из которых ей угрожали ядерным оружием.

На сегодня угрозы ядерным оружием оказались блефом. А ущерб для аэродромов и НПЗ противника не оказался. Украина обладает обменным фондом военнопленных и использует его.

Как видим, существует разнообразный арсенал мер, которые исторически наглядно проявили себя действенными для освобождения заложников и военнопленных. Но не менее, важно понимать перечень мер, которые никогда не приводили к освобождению заложников. 

Мы не видим исторических примеров, когда отказ от санкций приводил к освобождению заложников и военнопленных. Госдеп США почему-то не верит в эту стратегию.

Мы не видим исторических успешных кейсов, когда дипломатическое признание освобождало заложников. Израиль этой точки зрения не придерживается. Не торопится признавать Хамас и Хезболлу и устанавливать с ними отношения.

ВСУ не останавливает военные удары по территории противника, несмотря на количество военнопленных.

Важный вопрос: ради чего Лукашенко вообще нужно выпускать политзаключенных? Какие у нас есть основания полагать что он захочет их выпустит, если получит желаемое?

Напротив, существует намного больше оснований предположить, что, получив все желаемое, свою часть он не выполнит. Какая причина у него должна быть для выполнения обещания? Этика? Ее там нет.

Если выгода, то какая?  Путину это было нужно ради возвращения своих шпионов и наёмных убийц. РФ выдавало военных ВСУ в обмен на российских солдат. Хамас выдавал заложников ради нескольких дней передышки от израильских атак.

У Лукашенко для выдачи заложников нет реальных причин. Нет ни жизненно важных необходимостей, ни угроз, от которых выдача заложников может спасти. Атак на его военные базы и резиденции не идет. Из важных для него людей никто не арестован (пока). На сегодня в розыске около 10 должностных лиц (4 со стороны США по делу РайанЭир и 6 со стороны Польши за пытки в беларусских тюрьмах).

Если посмотреть на баланс рисков и выгод для Лукашенко: разве выгоды от признания его власти несколькими политиками в изгнании перевешивают риск от освобождения тысяч заложников, многие из которых обладают политическим влиянием? 

Массовое освобождение беларусских политиков и активистов — это уже экзистенциальная угроза для устойчивости власти Лукашенко. По сравнению с такой угрозой отсутствие признания со стороны демсил вряд ли может создавать трудности того же уровня.

При этом в администрации Лукашенко, безусловно, понимают, что наличие у них заложников — один из главных рычагов их влияния.

Точно так же в администрации Лукашенко понимают, что для политического уничтожения их противников нужна их максимальная дискредитация. Дискредитировать сидящих в тюрьме, как видим, даже для Лукашенко крайне сложно — из нескольких тысяч политзаключенных только единицы пошли на сотрудничество с режимом. 

Но как может администрация Лукашенко дискредитировать политических оппонентов на свободе? Для этого она через удобные каналы продвигает конспирологический нарратив. Как будто единственное, что мешает выходу на свободу заложников, это не жесткое личное решение Лукашенко, а всего лишь «несговорчивость демократических политиков».

В качестве подобных каналов могут выступать родственники политзаключенных, которые будут использованы без ведома о реальных мотивах «знакомых либеральных доброжелателей из спецслужб» и поэтому максимально искренни в стремлении повлиять на ситуацию.

Кроме того, это могут быть люди, добросовестно заблуждающиеся относительно мотивов и последствий продвижения такой конспирологии. Среди каналов, разумеется, также будут агенты влияния, популисты, ситуационные союзники.

Через данные каналы в публичное пространство и по личным контактам вбрасывается идея, что для освобождения политзаключенных необходимо всего лишь признать власть Лукашенко и попросить о помиловании. Дальнейшие действия могут идти по двум трекам:

Если демократические политики согласятся публично признавать власть Лукашенко и просить о помиловании заключенных, это сразу даёт возможности:

а) выдвигать дополнительные невыполнимые требования.

Например — вернуться в Беларусь и сесть в тюрьму вместо политзаключенных (как уже предлагали Польше выдать Латушко в обмен на Почобута);

б) использовать эти заявления в переговорах с ЕС и США, апеллируя к тому, что «поскольку политики, которых вы поддерживали 4 года, уже признали нашу власть — нет никаких препятствий для восстановления дипломатических отношений»;

В) не выпускать политзаключенных (поскольку зачем рисковать активом для торга) или выпуская 20 человек, арестовывать 80, как происходило недавно, чтобы с одной стороны — продемонстрировать видимость доброй воли, но с другой — одновременно усиливать свои переговорные позиции через увеличение количества заложников.

Если политики откажутся публично дискредитировать себя, признавая власть и прося о помиловании, — продвигать через агентов влияния или добросовестно заблуждающихся граждан конспирологический нарратив. Как будто вина за то, что Лукашенко держит тысячи невиновных людей в тюрьмах лежит на демократических политиках.

Режим тут изображается готовым к освобождению политзаключенных и открытым для переговоров, которые срываются якобы только из-за упрямства демократических сил. И таким образом демократические политики будут дискредитированы, как аморальные люди, для которых личные амбиции важнее, чем жизни политзаключенных.

Наиболее вероятным исходом любого вовлечения в навязываемую администрацией Лукашенко теорию заговора будет не выход политзаключенных, а напротив, понижение шансов на их выход, вплоть до полной утраты. Поскольку после успешной дискредитации политиков, которые действуют против Лукашенко, у него не останется никаких причин для того, чтобы выпускать политзаключенных.

Выпускать для чего? Санкции и так не снимут ввиду поддержки военной агрессии РФ.

Отсутствие дипломатического признания режим, судя по его действиям, не считает настолько для себя опасным, как выход тысяч заложников на свободу. Без дипломатического признания режим четыре года протянул, а без заложников после 2020 года АГЛ даже день прожить опасается.

Нужно ли при этом предпринимать усилия для организации выдачи единичных политзаключенных в рамках не публичного и не политического гуманитарного трека? Если у неких субъектов есть такие возможности и влияние, то использовать их, разумеется, нужно. При этом нужно осознавать, что режим будет использовать этот трек для оправдания удержания остальных тысяч политзаключенных и не помогать им в распространении этого фальшивого нарратива.

Утверждение, что для выдачи большего количества политзаключенных не хватает каких-либо признаний или заявлений, не нужно поддерживать. Не нужно поддерживать не потому, что оно полезное или вредное, а потому, что по всем признакам данное утверждение ложное.

Фальсификации же не нужно ни оправдывать, ни распространять, вне зависимости от того, даже если причина их распространения кажется в моменте благородной.

Так что же все-таки можно сделать для выхода политзаключенных?

Необходимо продолжать создавать реальные причины для их выдачи. Для подобного режима это может быть только наращивание негативных последствий от дальнейшего удержания заложников.