Кейт Уинслет: «Секс в кино — просто работа»
Звезда «Титаника», 33-летняя Кейт Уинслет, сыгравшая в фильме «Чтец» бывшую надзирательницу концлагеря, будет бороться за «Оскар» в номинации «Лучшая женская роль» с такими соперницами, как Анджелина Джоли и Мэрил Стрип. В интервью британская актриса рассказала, как проходили откровенные сексуальные сцены с молодым актером, и что ее потрясло в процессе съемок.
-- «Чтец» — все чужое: страна, нравы, персонаж с изломанной психикой. Вы делали домашние заготовки?
-- Я с удовольствием прочитала сценарий Дэвида Хейра и книгу Бернхарда Шлинка, читала книги и смотрела фильмы о Холокосте. Попыталась почувствовать, как это жить неграмотной, не уметь читать, как моя героиня. Проникнуться глубиной стыда, который Ханна запрятывает в душу. Она отправляется за решетку до конца дней, скрыв от судей свою неграмотность, которая могла бы стать смягчающим обстоятельством.
Я даже в Нью-Йорке нашла такую спецшколу для взрослых, где учат читать и писать. В группе, куда я попала, самому молодому было 23 года, а самому пожилому — 75. Мне важно было понять, как эти люди воспринимают себя в обществе, как адаптируются к враждебной для них реальности, как привыкают жить в постоянной лжи. А без обмана, без сокрытия факта собственной неграмотности в большом городе нельзя прожить и дня.
Я открыла для себя поразительные вещи! В общем, сидела, разинув рот, и слушала.
-- Мне показалось, что вы одновременно любите эту надзирательницу концлагеря и ненавидите ее. И жалеете — как жертву обстоятельств.
-- Ханна — женщина невероятно сложная, закомплексованная. Будучи служащей СС в Освенциме, она совершила чудовищные преступления против человечности.
Но мне нужно было ее каким-то образом полюбить. Не гуманизировать ее, но сделать реальной, убедительной, понимаете? В ней накопился потенциал нерастраченных чувств, которые 36-летняя одинокая женщина выплеснула на юного мальчика. У нее не было любимого человека давно, возможно, никогда. Она полюбила Михаэля со всей страстью. Он оказался нужен ей даже больше, чем она ему.
-- Откровенные любовные сцены уже вызвали скандальную реакцию. В прессу просочились слухи, что съемки сексуальных эпизодов с Дэвидом Кроссом пришлось отсрочить до того дня, когда ему исполнилось 18 лет.
-- Ханжи развели детский сад. Мы же не порнографию снимали, а серьезное кино.
Я не интересовалась, какой у Дэвида сексуальный опыт, это не мое дело. Но как бы это сказать... В общем, он в этих сценах не тушевался, все делал как надо. (Смеется.)
Но германские законы мы не преступали. День рождения Дэвида — 4 июля, а съемки завершились 12 июля, и вот именно в эту последнюю неделю мы и сняли все сексуальные сцены.
Я понимала, что нервозность у молодого актера может возникнуть от незнания того, что должно произойти. И я ему в деталях расписывала каждую предстоящую сцену. Говорила так примерно: мы с тобой будем совершенно голые, первые полчаса будем ржать без остановки, а в комнате кроме нас будут всего трое. Дэвид мне так радостно: «Неужели?!»
Радостно — не потому что голые, а потому что минимум людей будут нас наблюдать... Ведь только с возрастом приходит трезвое отношение к себе, к своему телу. Секс в кино – это просто работа.
В таких сценах главное — расковаться, снять оцепенение от смущения, иначе все насмарку. Мне кажется, с Дэвидом у нас получилось все естественно.
-- Часто актеры мобилизуют личный жизненный опыт для работы над ролью. Вам он помогал?
-- Не тот случай. Ханна — это не я. У нас с ней ничего общего. Мне пришлось все придумывать самой, фантазировать, а это безумно сложно, изнурительно сложно.
В сцене суда Ханна совершенно беззащитна перед логикой прокуроров, она уязвима по всем позициям. И только в этот момент она начинает понимать, что сделала, придя служить в СС.
Меня потрясло, что все было воссоздано по типу подлинных судов над палачами Освенцима во Франкфурте. Начиная с приглашения их участников, прокуроров и судей и кончая цветом портьер в зале заседаний. Я тогда впервые остро ощутила, что же переживают немцы, как их гложет вина за страшные преступления, совершенные предыдущими поколениями. Находиться в том наэлектризованном поле было невыносимо тяжко. (Уинслет начинает плакать.)
Извините, мне нужно закурить. (Выбегает из комнаты, возвращается с кисетом и бумагой, сворачивает самокрутку и закуривает.)
Извините, я разволновалась, все так свежо в памяти, простите меня... (Плачет, потом смеется.) Не могу себя контролировать.
-- Сцена в суде — эмоциональный пик картины.
-- Вы так считаете? Спасибо большое! Для меня это очень важно. Потому что я тогда пережила сильнейшее потрясение. Плакала навзрыд... Во время съемок сцены в суде умер наш продюсер Энтони Мингелла. Я подошла тогда к Стивену (Стивен Долдри, режиссер фильма. — The New Times): как мы будем дальше без Тони? А потом умер другой наш продюсер, Сидни Поллак. Ужасно...
-- Может, сменить тему?
-- Да, спросите, в какой новой комедии я буду играть? (Смеется сквозь слезы.)
Читайте еще
Избранное