Карбалевич: «Одна из причин отказа от нейтралитета — надежда Лукашенко захватить «шапку Мономаха»

— Как Вы относитесь к намерению властей удалить стремление к нейтралитету из Конституции?

Валерий Карбалевич, фото facebook.com/liberalclubbelarus

— Отношусь к этому плохо, но эти действия властей естественны после событий прошлого года. Они есть результат процесса реакции режима, того ответа на протестный взрыв 2020-го года как во внутренней политике, так и во внешней.

И это логично, потому что фактически внешняя политика как таковая, скажем так, резко сократилась. Некоторые говорят, что она вообще исчезла, но видимо это слишком радикальный взгляд, но она редуцировалась до белорусско-российских отношений.

И понятно, что когда в центре внешней политики лежат отношения с Россией, то на этом фоне положение Конституции о стремлении к нейтралитету выглядит как-то странно.

Поэтому эта такая конъюнктурная реакция на ту ситуацию, в которой оказался нынешний правящий режим и отсюда такие разговоры.

Но надо подождать окончательного текста проекта Конституции. Возможно, там будет какое-нибудь ухищрение — когда вроде отказались, но не совсем. Посмотрим, что там будет написано.

— Но ведь норма о стремлении к нейтралитету существует давно — с момента обретения Беларусью независимости, и она не мешала нам подписывать с Россией союзный договор и вообще всячески сближаться с ней. Разве в ходе нынешнего политического кризиса звучали пожелания Кремля в адрес Беларуси удалить нейтралитет из Конституции?

— Да, но на разных российских площадках очень резко звучала критика политики многовекторности, которая проводилась в период с 2014 по 2020 годы.

Ну и это, понятно. Идут совершенно отчетливые сигналы официальному Минску, чего хотят в Кремле, и чтобы это было зафиксировано на законодательном и концептуальном уровне. Поэтому, можно предположить, что в ходе переговоров со стороны Москвы звучит даже не пожелание, а требование отказаться от идеи многовекторности и это значит фактически отказаться от идеи нейтралитета.

Но я понимаю так, что для самого Лукашенко эта ситуация несколько не комфортная и он хотел бы сохранить свободу рук. Отсюда эти противоречивые заявления насчет признания Крыма. Очевидно, что для Лукашенко это неприятная ситуация. Потому что признание Крыма — это признание его как абсолютной марионетки в глазах белорусской и российской элит, а также элит постсоветских государств, что, например, для Лукашенко достаточно важно. Ведь он там претендует на статус своего рода патриарха.

Поэтому я не исключаю, что в проекте Конституции будет какой-то хитрый зигзаг насчет нейтралитета.

— Не кажется ли Вам, что Лукашенко уже в принципе девальвировался на международной арене настолько, что его признание Крыма, а он его уже фактически признал, не вызовет большого удивления и международного скандала с учетом его зависимости от России?

— Не совсем так. На Западе — да, там он совсем потерял репутацию и там это уже вряд ли вызовет удивление. Но кроме Запада, есть постсоветское пространство и другие регионы мира, с которыми Лукашенко хотел бы выстраивать отношения.

В глазах Китая, Турции, стран Ближнего Востока оказаться марионеткой России — не очень комфортно для Лукашенко. Поэтому он и выкручивается.

— Вернемся к теме нейтралитета. Она сопровождает нас с момента обретения независимости. Почему и как идея нейтралитета попала в Декларацию о государственном суверенитете?

— Нужно понимать контекст той эпохи. Шел заключительный этап горбачевской перестройки, распад Советского союза, развал советского блока, в частности Организации Варшавского договора. Под вопросом было существование НАТО — в нем вроде как уже отпадала необходимость. Создавалось впечатление, что мир вступает в безблоковый период, что заканчивается эпоха конфронтации. Это первый момент.

Второй — кризис и крах коммунистического режима, который в значительной мере основан на концепте тотальной милитаризации. Огромный военно-промышленный комплекс был основой экономики Советского союза. Вся общественная жизнь была пронизана идеей войны с империализмом.

С крахом союза подверглись девальвации все элементы, на которых держался коммунистический режим. Поэтому идея демилитаризации была составной частью кризиса коммунистического режима.

Отсюда и идея нейтралитета, которая была зафиксирована под давлением оппозиции в лице БНФ в Верховном совете 12-го созыва.

Поскольку правящее номенклатурное большинство находилось в полной растерянности, то часто идеи фракции БНФ, которая четко понимала, что нужно делать, получали поддержку на законодательном и конституционном уровнях.  

— Стремление к нейтралитету и в Декларации о государственном суверенитете, и в Конституции соседствует с целью, серьезно подкрепляющей заявку на нейтралитет — сделать территорию Беларуси безъядерной зоной.

Беларусь присоединилась к Договору о нераспространении ядерного оружия, став первым государством, добровольно отказавшимся от возможности обладания ядерным оружием, и на днях мы отметили 25 лет с момента его вывода с нашей территории.

Великобритания, Россия и США предоставили Беларуси гарантии безопасности, зафиксировав свои обязательства в знаменитом Будапештском меморандуме. Почему не возникло идеи прописать в этом меморандуме строчку о нейтралитете Беларуси, оформив таким образом его международного признание? Почему нейтралитет так и не стал принципом белорусской внешней политики?

— Опять же нужно понимать тот исторический контекст, который сложился в начале 90-х годов прошлого века. Правящая элита Беларуси не была готова к независимости.

Независимость свалилась как снег на голову, которого правящая элита не хотела. Она до последнего держалась за союз, особенно за союз с Россией и оказавшись в момент распада СССР в ситуации независимости, чувствовала себя некомфортно. Она слабо представляла, что нужно делать. И это накладывалось на огромную зависимость от России.

Беларусь, пожалуй, больше других республик Советского союза, оказалась в зависимости от России. Потому что огромные гиганты промышленности, которые составляли основу экономики Беларуси, были рассчитаны на СССР — что их продукция будет покупаться на всем союзе, а тут случился кризис, разрыв хозяйственных связей.

Крупные предприятия Беларуси составляли основу экономики. Их остановка означала бы крах любого политического режима того времени.

Экономическая зависимость от России вела и к политической, финансовой, культурно-социологической. Ну и несформированная до конца белорусская национальная идентичность, слабость национальной идеи и в результате независимость оказалась некомфортной не только для элиты, но и для большинства общества.

Мы помним референдум 1991-го года, на котором большинство населения Беларуси проголосовало за сохранение СССР.

Несформированность идентичности, слабость национальной идеи подталкивали элиту к идее, что для того, чтобы выжить, нужно прислониться к великой державе, которая поможет выжить.

Этой державой была России, ну а отсюда уже и все остальное. И необходимость подписывать Ташкентский договор — Договор о коллективной безопасности и вся система соглашений с Россий, в том числе и в военной сфере.

Когда Лукашенко пришел к власти, появилась еще одна причина отказа от нейтралитета — надежда Лукашенко захватить «шапку Мономаха», как он сам говорил.

— Есть мнение, что независимость Беларуси проявляется только тогда, когда наша страна балансирует между Западом и Востоком, и нейтралитет как раз рассматривается как отказ от геополитического выбора в пользу Запада или Востока. Что Вы думаете по этому поводу?

— Тут нужно договориться о терминах. Что такое геополитический выбор? В нашей ситуации — это выбор между блоками. С одной стороны, это система организаций и объединений, возглавляемых Россией — ОДКБ, ЕАЭС, Союзное государство. С другой стороны — это блок НАТО и Европейский союз. Вот наш геополитический выбор и нейтралитет в этом смысле отказ от него.

Но я бы по-другому поставил вопрос — цивилизационный выбор. Если представить себе ситуацию о цивилизационном выборе, что Беларусь выбирает европейские ценности и европейскую социальную модель и при этом остается нейтральной — вот такой вариант теоретически вполне можно допустить.

То есть Беларусь становится правовым государством, страной с либеральной демократией и либеральными ценностями, рыночной экономикой. Иными словами, берет на вооружение то, что называется европейскими ценностями и при этом остается нейтральной.

Вот это я вполне допускаю. В Европе есть государства, которые не являются членами НАТО, но являются частью европейской цивилизации — Финляндия, Австрия, Швейцария.

Я могу представить такую ситуацию и для Беларуси, хотя для нас это все значительно сложнее — мы находимся на границе цивилизаций и цивилизационный раскол проходит, можно сказать, внутри Беларуси. Поэтому для Беларуси это много сложнее.

Если бы не было прошлого года, я бы, наверное, очень скептически отнесся к идее выбора европейских ценностей, но после 2020-го у меня значительно поменялось представление о белорусском обществе и сейчас я думаю, что оно готово к либеральной демократии и ценностям. Вот в такой ситуации и на таких условиях я вполне допускаю нейтралитет.    

— Мне кажется, проблема этого выбора для нас совершенно не нова, если почитать белорусских философов и историков начала прошлого века, которые как раз писали о вечных колебаниях между западной и восточной цивилизациями и искренней непринадлежности ни к одной, ни к другой.

Может ли Россия с учетом нашей растущей зависимости от нее позволить нам выбор европейских ценностей на условиях нейтралитета?

— Этот вопрос зависит в первую очередь от политической воли белорусского общества. Я думаю, если эта политическая воля будет проявлена четко и недвусмысленно на демократических выборах, на глазах у всего мира, то России придется в той или иной мере признать этот факт.

И возможно именно страх того, что белорусское общество становится субъектом политики, побудил Путина в августе-сентябре 2020 года решительно поддержать Лукашенко. Возможно, в этом Россия увидела опасность.

Ведь реакция России, скажем, на Украину произошла потому, что этот уход Украины в сторону Запада произошел в результате второго майдана, не совсем чисто и легитимно.

В свою очередь, когда Ющенко после первого майдана взял ориентацию на Запад, Россия отреагировала конечно болезненно, но без агрессии восприняла это.

Поэтому нельзя полностью утверждать, что, если вдруг Беларусь захочет быть нейтральной, обязательно стоит ждать агрессивную силовую реакцию России. Совсем не факт и история с победой Ющенко и его правлением это показывает.

Кроме этого, нельзя исключать, что и Россия будет меняться. Сегодня это представить сложно, конечно, но опять же путинский режим также блокирует развитие России, как и режим Лукашенко тормозит Беларусь.

Эти противоречия накапливаются и когда они взорвутся — никто не знает. Поэтому исключать в будущем существование демократической России, ориентированной на Запад, думаю, нельзя.

Единственное, что возможно потребует Россия — это гарантии, что Беларусь не вступит в НАТО, ну и возможно в Европейский союз.

Если новая демократическая Беларусь не будет переходить эти красные линии, то в принципе я бы не исключал, что Россия, скрепя зубами, будет готова согласиться на белорусский нейтралитет.