Как революция в Иране победила шаха, а потом и тех, кто ее совершил

Ровно 40 лет назад, 1 апреля 1979 года, после всенародного референдума Иран официально стал Исламской республикой. За несколько недель до этого революционеры окончательно свергли правление шаха. По масштабам и значению для мировой истории эти события ставят в один ряд с Французской революцией 1789 года и большевистской в России 1917 года.

Хомейни обращается к своим сторонникам в Тегеране. 4 февраля 1979

Настоящее Время рассказывает, как режим аятолл с социалистической повесткой победил монархию и почему Запад из главного союзника Ирана превратился в заклятого врага.

Звенящее «ничего»

На борту рейса Париж-Тегеран в присутствии десятка иностранных и иранских журналистов с присущим спокойствием во взгляде аятолла Рухолла Хомейни перебирает пальцами края своей одежды и изредка поглядывает в окно иллюминатора.

Через несколько минут на вопрос о том, что он чувствует, богослов ответит свое знаменитое «ничего». Оно так и останется неловко звенеть в тишине без перевода. 1 февраля 1979 года Хомейни вдохнет воздух Ирана впервые за 14 лет, а через десять дней режим шаха Мохаммада Резы Пехлави окончательно падет.

Почти три миллиона сторонников богослова – от имамов до девушек в мини-юбках – ждут Хомейни на улицах Тегерана, где его портреты смешались с рекламой Pepsi.

На этих проспектах после нескольких дней кровопролитных столкновений лозунги «Смерть шаху» и «Смерть Америке» сменятся на «Шах ушел, имам пришел» и «Аллах велик» Остаются недели до того, как Иран превратится в Исламскую Республику.

Аятолла Хомейни в Тегеране. 1 февраля 1979

Протестное движение в Иране родилось не в эти десять дней: к моменту прилета Хомейни недовольные режимом шаха уже полтора года устраивали многочисленные забастовки и демонстрации.

Первые протесты начались еще раньше, в 1963 году. Армия и агенты САВАК – лояльное Пехлави Министерство госбезопасности Ирана – подавляли их с особой жестокостью. Доподлинно неизвестно, сколько человек погибли за время столкновений. По разным оценкам, начиная с 1963 года – до 60 тысяч человек, начиная с 1977-го – до 3,7 тысяч.

— Люди на улицах использовали каждый шанс, чтобы превратить происходящее в политическую акцию. Там были все: монархисты, которые хотели реформировать монархию, социалисты и коммунисты, — рассказывал в интервью Настоящему Времени снимавший революцию фотограф журнала Time Дэвид Барнет.

В акции протеста превращались даже поэтические вечера. По стране циркулировали письма и манифесты то писательских гильдий, то ассоциации юристов, то марксистских группировок. Под ними оставляли подписи сотни влиятельных людей.

Протестовали и крестьяне, и полувоеннизированные повстанческие группировки. Мирные демонстрации все чаще перерастали в погромы и конфронтацию с армией. К концу своего срока правления шах не терпел ни голоса улиц, ни предлагавших менять стратегию советников.

Шах Мохаммед Реза Пехлеви во время инаугурации. Февраль 1950

В день, когда революция окончательно победит, диктор национального телевидения и один из протестующих Мирали Хоссейни объявит на всю страну о «падении последних столпов деспотического режима». Но вскоре его радость сменится разочарованием.

— Шаг за шагом, год за годом люди, даже те, кто стоял у истоков движения, освобождались от иллюзий, — рассказал Хоссейни Настоящему Времени в 2017 году. — Кого-то из них убили, кого-то посадили в тюрьму, кто-то сбежал из страны. Если бы я знал, чем все закончится, я бы никогда не принимал участие в этом движении.

План Даллеса для Ирана

Многие востоковеды и сами иранцы сходятся во мнении, что одним из толчков к массовому недовольству правлением шаха и росту антиамериканских настроений стал переворот 1953 года. Тогда ЦРУ в совместном заговоре с британскими спецслужбами и монархом отстранило от власти первого избранного народом премьер-министра Ирана Мохаммеда Мосаддыка.

Считается, что ключевые роли в детальном планировании переворота сыграли американские дипломаты – братья Джон Фостер и Аллен Даллесы.

Моссадык в начале 1950-х возглавлял оппозиционную коалицию «Национальный фронт Ирана», был влиятельным членом парламента и занимался национализацией нефтяной промышленности: в частности, Англо-персидской нефтяной компании. Сегодня она называется British Petroleum.

Компания под британском руководством долгие годы по нефтяным концессиям вывозила из Ирана нефтепродукты за бесценок, а также была освобождена от уплаты подоходного налога и таможенных пошлин.

Тогдашний премьер генерал Хадж Али Размар и шах выступали против инициативы Мосаддыка по национализации нефтегазового сектора, но правительству пришлось пойти на уступки. После резкой публичной критики плана Мосаддыка простые иранцы стали массово выходить на акции протеста в его поддержку, а члены парамилитарис «Фидайины ислама» убили Размара. Моссадык занял его место. Британия же обвинила Тегеран в рейдерском захвате собственности и угрожала международным судом и ООН, а после и вовсе ввела нефтяное эмбарго, которое нанесло значительный ущерб экономике Ирана.

Но Мосаддык оставался национальным героем и пользовался широкой популярностью как среди рабочего класса, так и в интеллектуальных кругах. С каждым годом напряжение между ним и сторонниками шаха возрастало.

После нескольких неудачных попыток сместить Мосаддыка шах Пехлави согласился участвовать в сговоре американского президента Дуайта Эйзенхауэра и британского премьера Уинстона Черчилля. На этот раз план сработал. Операция в ЦРУ получила кодовое название «Аякс», в МИ6 – «Boot» («дать пинка»). Неофициальным гимном переворота среди заговорщиков стала песня «Luck Be A Lady Tonight» из бродвейского мюзикла «Парни и куколки».

Мосаддык во время судебного заседания 11 ноября 1953 года

Американский журналист и исследователь Стивен Кинцер описал операцию в книге «Все люди шаха. Американский переворот и предпосылки к террору на Ближнем Востоке». В рамках кампании против премьера зарубежные спецслужбы оплачивали очерняющие статьи в местных СМИ и митинги в крупных городах. По данным бывшего специалиста по зарубежной пропаганде ЦРУ Ричарда Коттэма, до 4/5 всех газет Тегерана работали на спецслужбу и публиковали статьи, написанные в Вашингтоне.

В СМИ, по словам Коттэма, для Мосаддыка создавался образ «фанатика и коллаборациониста с коммунистами» с антимонархическими и антиисламскими взглядами. Британия и США тогда же много говорили о потенциальной угрозе падения Ирана, граничащего с севера с советскими республиками, в руки СССР.

Согласно рассекреченному в 2013 году отчету ЦРУ , агенты от имени коммунистической партии Ирана «Туде» рассылали религиозным лидерам Тегерана письма, в которых угрожали расправой, если имамы не будут поддерживать Мосаддыка. В будущем клирики сыграют важную роль в перевороте.

Как и члены парламента – их американские и британские спецслужбы подкупали. Спецслужбы организовывали и разнонаправленные демонстрации: «прошахские» и «промасаддыкские», на которых раздавались коммунистические лозунги и призывы к социалистической революции.

На фоне протестов в Тегеране начались вооруженные столкновения. Дом премьера обстреляли и разграбили. Вскоре Мосаддыку вручили указ шаха об отстранении с должности премьера и арестовали. До конца своей жизни он оставался под домашним арестом.

Слишком стремительные перемены

Вскоре после переворота 1953 года Иран восстановил дипломатические отношения с Великобританией, освободился от эмбарго и получил инвестиции и кредиты на сотни миллионов долларов из США. Доходы от продажи нефти способствовали резкому экономическому росту в последующие десять лет.

Деньги направлялись на улучшение инфраструктуры, образования, медицины, закупку западного вооружения и выстраивание влияния спецслужб. В это же время в Иран съезжаются инвесторы из США, Израиля и отдельных европейских стран – всех тех, кого режим в 2019 году называет своими врагами.

Но к середине 1960-х из-за инфляции курс иранского риала начал стремительно падать, а банки ограничили кредитование и циркуляцию иностранной валюты. Тем временем в высших политических кругах процветала коррупция, а власти продолжали вкладываться в большое количество дорогостоящих инфраструктурных проектов, которые не всегда тщательно планировались, и их строительство замораживалось на годы.

Для работы на уже открытых производствах не хватало квалифицированных рабочих среди иранского населения, поэтому в страну переселялось все больше натренированных экспатов.

По большей части они жили обособленно, ходили в места, которые держали иностранцы, открывали для своих детей школы и не стремились интегрироваться в общество. Американские военные в Иране получили дипломатическую неприкосновенность и не платили налоги.

В стране появлялись крупные международные компании и предприятия, которые в одночасье минимизировали влияние критически важного для иранского общества сословия торговцев — «базаари», веками доминировавших в экономике и околополитической жизни Ирана.

США и Британия, все глубже проникая в экономику Ирана, требовали от шаха реформ в социальной сфере и области прав человека. В конце 1960-х правительство приняло новый закон, регулирующий семейные отношения — до этого они основывались исключительно на толкованиях Корана имамами.

Новое законодательство дало право женщинам разводиться на равных условиях, запретило это делать мужьям в одностороннем порядке, запретило мужчинам брать вторую жену без письменного согласия первой, а также установило равные права полов в вопросах опекунства над детьми после развода.

Большая часть населения ни морально, ни практически оказалась не готова к настолько стремительной «вестернизации» и воспринимала любые либеральные реформы как попытку Запада искоренить персидскую культуру и ее ценности, пишет американская ученая в области истории Ирана Никки Кидди в книге «Современный Иран: истоки и последствия Революции». Совокупность этих факторов провоцировала недовольство шахом и регулярные демонстрации среднего и рабочего классов, а также заговоры улемы (класса исламских богословов) и базаари. К концу 1978 года страна погрязла в стачках, бойкотах и демонстрациях.

Шиизм с социалистическим лицом

Одним из главных парадоксов революции 1979-го стал приход к власти исламских клириков, которые в своих проповедях говорили светским и даже языком «новых левых». Историки отмечают, что именно этот отчасти противоречивый синтез идеологий помог улеме заручиться поддержкой и объединить как верующих, так и светски настроенных иранцев.

Более того, в Иране традиционно мечеть существовала вне влияния политической элиты, что значительно расширило возможности клириков нести в массы свое видение будущего государства.

Одним из главных идеологов революции был богослов Али Шариати из священного для шиитов города Мешхеда. В его доме на полках стояли книги Артура Шопенгауэра и Франца Кафки. Он получил религиозное образование в Иране, но позже – докторскую степень по социологии в парижской Сорбонне.

Там Шариати посещал лекции профессоров-марксистов, зачитывался работами кубинского революционера Че Гевары, французского экзистенциалиста Жана-Поля Сартра, а также общался с политическим активистом и одним из основателей антиколониальной теории Францем Фаноном, чьи работы переводил на персидский.

Мулла и базаари Тегерана читают послание аятоллы Хомейни на стене мечети. Декабрь 1978 года

По возвращении Шариати в Иран в середине 1960-х за ним не переставали следить агенты САВАК. Лекции богослова в университетах, где он регулярно критиковал нынешнюю власть и традиционные формы шиизма, собирали полные залы. Эти лекции время от времени посещал тогда еще религиозный студент, а ныне — верховный лидер Ирана Али Хаменеи.

Шариати активно публиковал статьи и эссе — выдержки из них во время революции превратятся в слоганы, с которыми студенты выйдут на улицы против шаха. В своих текстах Шариати утверждал, что нынешняя форма шиитского ислама — богослов называл ее «черным шиизмом» — поддерживает монархический строй, основана на суевериях и подавлении человека, в то время как последователи истинного — «красного» — шиизма должны активно участвовать в политической жизни и противостоять репрессивным правителям. В своей книге «Революционный Иран» британский-иранский историк Майкл Аксворси утверждает, что Шариати стал в своем роде Марксом шиизма и сумел придать этому религиозному течению революционно-социалистический оттенок.

Сам Шариати частично опирался на учения Джалала Але Ахмада и его книгу «Гхарбзадеги», что с фарси переводится как «уставший от Запада». Но в своих работах Але Ахмад не столько критиковал культуру Запада как таковую, сколько то, как иранская политическая элита пытается привить своим гражданам эти ценности без критического анализа и их глубинного понимания. Так в Иране выросло потерянное поколение, которое не принадлежит ни к западной, ни к персидской культуре, писал богослов. Говоря о внутренней политике шаха, Але Ахмад часто вспоминал притчу о том, как ворона тщетно пытаясь сымитировать походку куропатки, забыла, как ходят сами вороны. Сам богослов любил читать Сартра и другого французского экзистенциалиста Альбера Камю.

Но ключевую роль в становлении Исламской Республики сыграл даже не популярный Шариати, опиравшийся на идеи Але Ахмада, а аятолла Рухолла Хомейни. Он сделался влиятельной фигурой в движении против шаха и его политики еще в начале 1960-х.

После убийства двух известных имамов Хомейни стал ярчайшим критиком среди улемы. «Ботинки вашего отца слишком велики для ваших ног», — обращался он напрямую к Пехлеви в 1963-м, призывая отказаться от тесного сотрудничества с Западом. Вскоре после этого выступления аятоллу арестовали, и образ лидера протеста закрепился за ним на годы вперед.

Отпустив Хомейни на свободу, спецслужбы заявили, что он дал обещание не высказываться против шаха. Но богослов лишь усилил критику. Ирановеды отмечают, что Хомейни был выдающимся политиком: ему удавалось завоевать доверие разных слоев общества, избегая противоречивых тем, которые потенциально могли бы их разобщить.

Вскоре после массовых демонстраций 1963-1964 годов аятолла уехал в добровольную четырнадцатилетнюю ссылку в Турцию, позже — в Ирак и во Францию. За границей богослов на кассеты записывал свои проповеди, печатал памфлеты и статьи, а сообщники тайно ввозили их в Иран и распространяли по мечетям. Он рассказывал о сионистских и империалистских заговорах против Ирана и настаивал, что ислам находится под угрозой исчезновения из-за стремительной «вестернизации». Своим последователям Хомейни обещал, что религиозные деятели после свержения шаха не будут брать власть в свои руки.

Уже находясь во Франции, Хомейни со своими сторонниками обучали молодых революционеров, рассказал в интервью иранской службе Радио Свобода бывший соратник верховного лидера Мохсен Сазегара. Он также утверждает, что с приближением 1979 года Хомейни вел переговоры с США о будущем после свержения шаха.

— Мы провели четыре или пять секретных встреч с одним из директоров Госдепартамента США в маленьком мотеле рядом с резиденцией Хомейни в городке Нофль-ле-Шато. Он интересовался будущим Ирана: захватят ли власть коммунисты, будет ли следующий режим антизападным и так далее. Мы его заверили, что ни один из этих сценариев не вписывается в планы революционеров, — сказал Сазегара.

Идеи Шариати и Але Ахмада наравне с поддержкой Хомейни стали важным фактором в появлении десятка повстанческих группировок в начале и середине 1970-х.

В ответ на активность оппозиции в регионах режим Резы Пехлави только усиливал репрессии, применяя внесудебные казни и пытки, — и это закончилось для шаха полным поражением и изгнанием.

Цветы вместо пуль, враги вместо союзников

Революция победила, но надежды протестующих на либеральное развитие очень быстро рассеялись. Хомейни удалось перехватить рычаги власти быстрее, чем революционеры-секуляристы смогли опомниться, пишет историк Аксворси.

Светские лидеры протеста не смогли наперед спланировать, как будет строиться и выглядеть правительство без шаха. Свое видение нового Ирана – оставшегося неизменным и в 2019 году – аятолла Хомейни описал еще в начале 1970-х во время ссылки в Ираке в книге «Хокумате Эслами», что переводится как «Исламское правительство».

Иранский военный. Декабрь 1978

В кратчайшие сроки его сторонники организовали референдум, на котором подавляющее большинство поддержало план богослова. Власть замкнулась на посту верховного лидера – в этом кресле Хомейни просидел до самой смерти в 1989 году. Его сменил аятолла Али Хаменеи, который управляет страной до сегодняшнего дня.

В 1979 году исламский строй поддержало лишь одно левое движение — коммунистическая партия Ирана «Туде». Благодаря этому ей на некоторое время удалось выйти из тени: закрепить за собой несколько кресел в парламенте и добиться освобождения почти всех своих политзаключенных. Но вскоре излишняя подозрительность Хомейни вытеснит из власти немногочисленных левых.

Несмотря на то, что во время революции военные, отказываясь стрелять, втыкали в дула винтовок цветы, скоро им придется расстреливать поверженных генералов шаха и противников верховного лидера. Назначенные для баланса системы секулярные политики вроде первого премьера Мехди Базаргана — бывшего соратника Мосаддыка — или первого президента Абольхасана Банисадра, вступив в конфликт с аятоллой, покинут свои должности и Иран меньше, чем через год.

Спецслужбы шаха быстро сменятся на иранскую «Хезболлу», революционные трибуналы и «Корпус стражей Исламской революции».

Сегодня КСИР — влиятельнейшая спецслужба Ирана, через нее и цепочку связанных благотворительных организаций, по данным многочисленных расследований, режим отмывает миллионы долларов и контролирует до 30% экономики.

Поверженная статуя шаха Пехлеви в Тегеране. Январь 1979

Несмотря на данные Вашингтону обещания, в первые месяцы своего правления Хомейни повел резко антиамериканскую политику. В ноябре 1979 толпа разгневанных студентов по согласованию с приближенным к Хомейни аятоллой штурмовала американское посольство в Тегеране и взяла в заложники 66 человек — активисты таким образом требовали выдать бежавшего в Штаты шаха.

Сначала верховный лидер никак не реагировал на случившееся, но вскоре назвал действия захватчиков «второй революцией», а посольство — «шпионским гнездом». Президент США Джимми Картер тогда объявил случившееся актом терроризма, но все же был вынужден сесть с Тегераном за стол переговоров. Кризис продолжался 444 дня.

После победы долгожданной революции страну покинули, по разным оценкам, от двух до четырех миллионов иранцев. Сотни находятся в тюрьмах по обвинениям в шпионаже и госизмене. Десятки человек ежегодно приговаривают к смертной казни «за вражду с Богом». В отчетах международных правозащитных организаций Иран соседствует с Северной Кореей и Пакистаном.

Обещая людям свободу, новый режим переодел женщин обратно в чадру, вернул многоженство, ввел раздельное и религиозное обучение. За порядком и внешним видом иранцев следит полиция нравов.

С годами контроль над СМИ только усилился: для этого даже создали отдельное цензурное ведомство, которое сейчас, спустя 40 лет, регулирует и интернет. Власти ввели мораторий на «развращающую» иностранную поп-культуру, а контроль за внутренней усилился как никогда.

Отчасти это дало толчок к расцвету современной, рефлексирующей сцены — от секретных техно рейвов в пустыне до красных дорожек в Каннах и поднятых на улицах вверх головных платков. Сегодня голос иранцев из-под плотного занавеса цензуры еле пробивается через мессенджеры и «контрабандные» флешки — как когда-то пробивался внутрь голос Хомейни на обезличенных кассетах, ввезенных в страну тайком.