Как поживает минчанин, задолжавший рекордные 78 млн за «коммуналку»

Среди всех неплательщиков столицы фигура Александра Терентьевича выделяется небывалой масштабностью и грандиозностью.

За восемь лет его долг перед коммунальщиками вырос до чудовищных 78 миллионов. Свой «немой финансовый протест» мужчина начал еще в 2005 году: именно тогда 49-летний Александр впервые понял, что за услуги ЖКХ можно не только не платить вовремя, но и полностью отказаться от этого обременительного занятия.

Дом, в котором находится самая «дорогая» квартира, с виду ничем не примечателен. Его особенность, пожалуй, только в том, что на лестничной площадке за каждой тамбурной дверью скрываются не две квартиры, а целых пять. О том, что дом построен на костях и под ним протекает река, из-за чего, собственно, в подъезде и творится всякая чертовщина, мы узнаем чуть позже — от коренного жителя и по совместительству великого неплательщика Александра Терентьевича.

А пока перед нами заплеванный подъезд, щедро усыпанный окурками вдоль всей лестницы, исписанные кое-где стены и «замученный» лифт. Среди десятков дверей второго корпуса второго дома по улице Червякова отыскать нужную не составляет труда — порезанная обивка, разбитый глазок, раскуроченный звонок.

В ответ на стук ожидаешь увидеть вконец опустившегося человека, квартира которого превратилась в притон или берлогу — что-то наподобие жилья Эдика. Но нет: буквально со второй попытки достучаться дверь открывает невысокий щуплый мужчина в чистой красной мастерке. От него несильно пахнет перегаром, и он, вопреки предостережениям коммунальщиков, готов общаться. Сиплым грустным голосом без единого матерного слова он, в последний раз затянувшись остатком сигареты и мастерски одним щелчком отправив «бычок» на лестницу, рассказывает свою нехитрую историю.

Александр сразу же предупреждает: в квартире сейчас идет ремонт, а потому пригласить в гости он не может. Сквозь приоткрытую дверь видна только полутемная прихожая и проход на кухню. Похоже, сюда ремонт еще не добрался. На видимых стенах местами начинают отклеиваться темно-зеленые с золотым отливом и явной претензией на роскошь обои, дверь в комнату заменяют близкие по оттенку «шторки». Ни явной разрухи, ни характерного для заброшенного и неухоженного жилья запаха нет. И это при том, что электричество и вода здесь отключены. Александр выходит в подъезд и начинает изливать душу:

— Я сейчас работаю сторожем на складе стройматериалов в Масюковщине. А на другую работу меня не берут — язва была, год назад сделали операцию на желудке. Мне все врачи, когда хотел устроиться, говорят: с такой болезнью не возьму, я за тебя отвечать не буду. Поэтому с мая сторожем и работаю. Раньше сутки отдежурил — двое дома был, а теперь по двое суток подряд. Условия нормальные — телевизор есть, печка есть, греет хорошо.

Вспоминая о перенесенной операции, Александр невольно берется за живот и поясняет: «Мне вот 57 лет, а с 16 — на стройке. Все всухомятку, все перекусы, это ж для здоровья плохо. Знаете, улица Машерова, сейчас Победителей стала, все эти дома мы строили — четвертый трест, я в 68-м управлении отделочником работал, облицовщиком. На стройке и с женой познакомился — общежитие иняза строили. Строили и даже не знали, что будем жить рядом, что квартиру на Червякова получим. Сначала нам ее как подменный фонд дали, и только через 11 лет нашей стала. А некоторые и за год как-то умудрились провернуть это дело».

О своей разлуке с миром стройки Александр упоминает с нескрываемой горечью: «Врач мне сказала: надо тебе строительство бросать. Вот и вся проблема. Я ж в больницу попал с крупозным воспалением легких, пролежал два месяца, 140 уколов мне сделали. Еще надо было лечиться, но ребята хорошую работу нашли, и я сам убежал. А вообще мне хотели на легком операцию делать, но врач какой-то, светило, сказал: даже не думай — тебе ребра поломают и вообще никуда устроиться не сможешь».

О том, что мир полон несправедливости и кому-то приходится каждый день вкалывать на стройке, а кто-то сумел «пристроиться» и проводит время в чистом и просторном кабинете, Александр говорит с явно выраженной классовой неприязнью:

— Я себе на пенсию уже давно заработал, но мне еще три года ждать. Это, конечно, если еще не подбавят. А то ж захотят — и пару лет накинут. Хорошо, конечно, в кабинете сидеть. В здании каком или организации: они с утра придут, пока накрасятся, пока кофейку попьют. А здесь — к плитке перчатки резиновые прилипали от холода.

Рассказывая о жизни, мужчина заодно решает похвастаться: сегодня с утра в соседнем парке у озера насобирал полпакета грибов: «Ну а что? Не на базаре же их покупать. Я вообще люблю по лесу походить, но тут и не надо — на озеро сходил. Это „радовочки“, их там много кто собирает — старушки ходят».

Распространяться о своем долге за «коммуналку» Александр Терентьевич поначалу не хочет. В качестве ответа на все вопросы только яростно машет рукой и говорит, что все это ерунда. Немного успокоившись, объясняет, что уже два раза вносил плату — один миллион и два миллиона. На фоне 16 миллионов основного долга и почти 62 миллионов пени — это капля в море и все же уже что-то:

— Я к прокурору ходил, он мне сказал, что можно только основной долг погасить, а пеню спишут. А это я заплачу, это ерунда — надо только постараться и выплатить. К весне хочу уже все погасить.

Показать «жировки» с небывалыми цифрами мужчина наотрез отказывается — говорит, все документы у дочери Маши, с которой он мирно живет: «Мое дело приносить деньги, а Маша уже хозяйство ведет, я в этом не разбираюсь. Как будет получаться, так и погасим, всю же зарплату тоже не отдашь».

К слову, о родне Александра: отец умер в 95-м году, мать — в 2006-м, жена — три года назад. Из близких родственников — родной брат и две дочери, у каждой из которых по двое несовершеннолетних детей. Еще двое детей старшей дочери уже отпраздновали 18-летие. Но живет и нормально общается мужчина только с Марией. Остальные, по его словам, вообще не помогают, но он их ни о чем и не просит, даже 19-летнего внука. Говорит, не хочет связываться. Кстати, почти вся эта «братия», в том числе и супруг старшей дочери Юлии, прописана в «однушке» Александра Терентьевича — всего восемь человек.

О своей дочери Маше Александр говорит с нескрываемой любовью:

— Вот с Машкой живем потихоньку. Она у меня вообще молодец, телефон мобильный купила мне, чтобы мы могли созваниваться. Курить — курит, но зато не увлекается ни спиртным, ни пивом, ничем не увлекается. Хочет детей вернуть — две девочки у нее, одной 8 лет уже, второй... — тут мужчина запинается и замолкает: никак не может припомнить возраст второй внучки. Так и не вызвав в памяти нужную цифру, продолжает. — Они в Боровлянах сейчас, райисполком направил. Такое получилось, что Машу оскорбили, нелепо оскорбили. Кто-то «накапал», что она с ножом тут по подъезду бегала. А она просто пластилин резала, с детьми занималась. Так у нее из-за этого детей забрали, а ее — в СИЗО отправили. Но она вернуть их очень хочет, к весне, думаю, заберет своих девочек. А как они сюда переселятся, я в деревню поеду, мне знакомые уже пообещали домик в Вилейке. Это ж недалеко, двое там суток, двое на работе. А они пусть себе здесь живут. Все-таки в деревне и огород, и посадить что-то можно.

— А Маша работу нашла — на «Малавице» («Милавице» — прим. авт.) швеей. Уходит рано, к половине восьмого, и целый день там. Но там зарплаты тоже нет. И работать тяжело — вытяжка не работает, а материал такой, что дышать невозможно.

Вспомнив Машин «подъездный» инцидент, мужчина переводит разговор на свои бытовые трудности.

— Вы вот дверь сфотографируйте: сняли мою деревянную тамбурную дверь и выкинули. Несколько раз такое было. Когда я ее находил, то просил ребят знакомых принести и обратно поставить, у меня ж здоровья на это нет. А как-то, когда мы с Машей были на работе, вообще ее унесли к черту и выкинули. Себе вон соседи железную поставили, отгородились, а меня всего лишили. Зачем это делать? И своей железной, когда идут, как стукнут — стены трясутся. Я раньше в прихожей спал, так подскакивал каждый раз — вообще не придерживают, хлопают, как будто здесь не люди живут. Вот что они делают? Наглость, просто наглость. Сколько раз я им записку писал, чтобы осторожнее были — нет, все равно хлопают. Но ничего, я себе тоже потом железную поставлю, — обещает Александр.

— А здесь вообще дом какой-то дурной. Мы когда заселялись, нам старушка одна сказала, что он прямо на кладбище стоит. Старое здесь какое-то захоронение и еще подземная река течет. А вы пройдитесь по этажам в пятницу — компании всюду сидят и пьют. Молодежь и не только. Вот и дверь порезали, когда нас с дочкой не было. Лезвием все покроили, ручку выломали, глазок разбили. Бессовестные. А откуда я знаю, кто это может быть? И в милицию не обращался — им разве докажешь? Маша вот позвонила в фирму — 500 рублей стоит заменить это. Так она пока заклеила скотчем, а где-то зашила.

О том, как непросто жить без ставших привычными удобств, Александр говорит на удивление легко: «Водичку беру у соседки. А свет? Нету света. Но ничего, мы сейчас потихоньку все заплатим, ремонт сделаем и даже счетчики себе поставим. Маша уже пошла за них платить».

Создавшуюся в воображении идиллическую и оптимистичную картину разрушил звонок в РСЦ №1 ЖРЭО Центрального района.

— Задолженность за ЖКУ по этому адресу начала расти еще с 2005 года. В 2008, 2009 и 2010 годах квартиросъемщик пытался понемногу ее гасить, но потом перестал. И в этом году никаких подвижек не было, ни один, ни тем более два миллиона на счет не поступало. Человек вас обманул. На сегодня основной долг равен 16 211 900 и еще пеня 61 765 900, всего — 77 977 800. Но мы готовы «простить» пеню, если будет погашен основной долг, — поясняет заместитель начальника РСЦ №1 ЖРЭО Центрального района Татьяна Баёк. — В квартире прописано 8 человек, но на детей, которые живут в Боровлянах, платежи не начисляются.

Мы давно пытаемся найти с квартиросъемщиком общий язык, много раз предлагали трудоустроиться в ЖЭС, чтобы из зарплаты отчислялись деньги на погашение долга — в таком случае он лишался бы максимум половины зарплаты и рассчитывался по долгам. Но ни Александр Терентьевич, ни Маша этого не хотят, хотя заверяют, что осознают свое положение, и убеждают, что в последнее время спиртным не злоупотребляют. Взыскать какие-то средства с Маши не можем, потому что из ее зарплаты в «Миловице» идут отчисления на детей, которые воспитываются в Боровлянах. На нас просто не остается.

В 2010 году ЖРЭО подавало в суд иск о расторжении договора найма жилого помещения и переселении должника в менее комфортное жилье. Но нам было отказано из-за того, что в квартире зарегистрированы несовершеннолетние. И это несмотря на то, что фактически дети проживают по другим адресам. Только в августе этого года удалось отключить коммунальные услуги электро– и водоснабжения. Вскоре будем опять подавать иск на выселение, может, в этот раз что-то получится.