Из Грузию – в Georgia

Путь из патриархальной Грузии в западную страну успеха под названием Georgia усеян не только падающими ракетами. Разобраться в особенностях этого пути The New Times попытался накануне первой годовщины блокады Грузии.

По фамилии своего президента в Грузии никто не называет. Просто Миша. «Миша неистово нервничает, если его неделю не показывают по CNN, — улыбается приближенный к власти собеседник. — Это я не к тому, что мы сами себя бомбим. Наоборот, это к тому, что ваши товарищи чекисты почему-то из кожи лезут вон, чтобы нам помочь».

Испорченный конспирологией, автор поначалу был склонен к подозрениям, когда раз за разом собеседники, внимая жгучему интересу к рухнувшей на Грузию ракете, впадали в легкое замешательство. Пока не понял его природу: с таким же успехом можно было спросить об очередном разоблаченном чиновнике или снятом министре — каком именно?

Тема уже не вызывает ни обывательской страсти, ни даже политической необходимости прерывать отпуск. На анекдотические цитаты расходится выступление российского посла по особым поручениям на брифинге в Тбилиси: «Если Грузия хочет вести сбалансированную политику, тогда с Россией у нее все будет в порядке, если нет, то такие факты и в будущем не исключаются».

Прогноз оправдался всего через несколько дней: в Кодорском ущелье рухнул таинственный летательный объект, который Тбилиси поначалу объявил сбитым российским самолетом, а Абхазия — прилетевшим со стороны моря натовским самолетомразведчиком. Но полемика вдруг быстро стихла, и уже никому не пришло в голову послать вертолеты для обследования того места, где, по признанию всех сторон, чтото действительно горело. Инцидент закончился тихо и, судя по всему, по взаимной договоренности профессионалов — как это обычно и случается с залетающими на территорию Грузии самолетами, к которым здесь уже научились относиться как к неприятным погодным явлениям.

Михо и Миша

«Вы из Москвы?!» — продавщица в маленьком магазинчике, конечно, обрадована. Она, кажется, только немного смущена — сама чувствует, что подзабыла ту привычку, с которой в Грузии радуются человеку, приехавшему из Москвы.

Россиян мало, и, как явствует из телеэфира, от России ждать ничего хорошего не стоит, и эта правда для обывателя непреложна, но не радоваться человеку из Москвы — значит идти против своей природы, и человеку из Лондона здесь, конечно, тоже рады, но все-таки как-то не так.

Леван Бердзенишвили, в прошлом диссидент, а ныне один из лидеров оппозиционной Республиканской партии, объясняет: «Это, конечно, легко принять за любовь к России, но дело в другом. Действительно, грузин со своими тогдашними деньгами во всем Союзе чувствовал себя, как в ресторане «Арагви». А теперь ехать можно куда угодно, но денег нет, английского или французского он не знает, все возможные успехи, в том числе и у женщин, для него по-прежнему связаны только с Россией. Грузин был носителем грузинских брендов — грузинское кино, театр, тбилисское «Динамо», и, кстати, заметьте: во всех этих брендах было что-то протестное и в то же время глубоко советско-системное. Конечно, эти бренды были у вас востребованы. А теперь нет и этого, даже вина нет».

...Руководитель федерации бизнесменов Грузии Георгий Исакадзе анонсирует маленький спектакль: «Сейчас я тебе покажу, что случилось с нашим коммерсантом».

Я вижу этого коммерсанта — пузатого и жизнелюбивого Михо. «Вот Михо просыпается, пьет кофе, уже полдень, и он звонит своему другу Игорьку из Владивостока». Я вижу этого Игорька, этакого шустрика в тренировочном костюме, он берет мобильник, по которому Михо лениво интересуется, как там вино, что он отправил неделю назад. А Игорек в панике: все перекрыли, пытался дать — никто не берет, что делать, Михо?

Проходит день, неделя, месяц. «И что происходит? Михо бреется, надевает костюм и галстук. Он просыпается в семь утра — ведь теперь он имеет дело с такими отвратительными ему чужаками, как Джозеф из Лондона и Шульц из Гамбурга. Ты представляешь, какая это ломка?..»

Всю весну по CNN шли презентационные ролики открывающихся миру стран, в том числе и кавказских. Армяне показали сюжет на тему «Путь Ноя», снова напоминая о своей великой истории. Случись такой фестиваль раньше, полагают грузинские коллеги, Грузия бы тоже порадовала мир древней Колхидой, горами, плясками и размашистым гостеприимством. Сегодня другое: Georgia, объясняет, показывая на карту, один западный бизнесмен другому, — это не американский штат, а бурно развивающаяся страна успеха на Черном море.

Грузия — это больше не застольно-сонная, добродушно-взяточная провинция. Это рвущаяся на Запад Georgia. Коммерсант Михо окончательно просыпается и надевает галстук. Ломка.

«Пристегнись, дорогой», — сказал таксист, выезжая из города на трассу. Глядя на него, жду продолжения шутки. «Да, — рассмеялся он, — я тоже еще полгода назад не поверил бы, что в Грузии придется пристегиваться. И что патрули на дорогах брать не будут…» — «Совсем не берут?» Таксист сокрушенно покачал головой. За непристегнутый ремень — 40 долларов. За превышение скорости — до 200. За алкоголь в крови — 500.

«Еще полгода назад не поверил бы, что нельзя будет сделать ни одной левой копейки», — признался знакомый коммерсант, и в этом удивлении, замешенном на той же сокрушенности, сквозило некоторое даже уважение к тому, кто с левыми лари и взятками на дорогах поступил так же безоглядно, как в свое время с Аджарией. Да и не только на дорогах: к чиновнику, взволнованному десятками показательных процессов, лучше с сомнительным предложением не подходить. Бизнес, которому показательных процессов уже не требуется, платит налоги и только беззлобно интересуется: почему с его бизнеса государству достается в десятки раз больше, чем ему самому?

Раньше без взятки поступить в грузинский институт, не говоря уж об университете, было равнозначно чуду. Коррупционные суммы, вращавшиеся в этой среде, исчислялись миллионами долларов. Сегодня, после введения в рамках реформы образования национального экзамена (то, что в России называется ЕГЭ), конечно, можно говорить, что явное преимущество предоставлено школьникам из приличных школ Тбилиси, Батуми, может быть, Кутаиси. Грузинский эфир пронизан сюжетом про президента, поздравляющего девочку из далекого грузинского села, покорившую университет, — и это верный знак того, что проблема существует. Но даже оппоненты Саакашвили здесь его защищают: «Да, но разве можно это сравнить с тем, что было раньше?»

Этот вопрос остается ключевым для всех грузинских дискуссий. Бюджет Грузии — более 4 миллиардов долларов. Для страны с трехмиллионным населением цифра, прямо сказать, скромная. Но если вспомнить, что всего три года назад он едва дотягивал до полумиллиарда, что вдвое меньше нынешней военной составляющей, впечатление меняется. И даже оппозиция вынуждена признать, что сама бы такого не сделала. «Для этого действительно был нужен Миша».

Пять звезд марксизма-ленинизма

Грузинский оппозиционный митинг — воплощение страсти. Охваченная единым порывом толпа у президентской канцелярии откликалась на призывы оратора с мегафоном так, как должна она откликаться, требуя как минимум отставки президента.

Моей переводчицей оказалась женщина средних лет со знаменитой тбилисской «Дезертирки» — огромного базара в центре города, приговоренного вместе с другими грузинскими базарами к закрытию. Его место займет современный торговый комплекс, и эта смена вех должна стать еще одним образом расставания Грузии со своим традиционным прошлым. Требования митингующих, как выяснилось, были намного скромнее, чем могло показаться, и основывались они на подозрении, что, заставив всех торговцев обзавестись кассовыми аппаратами, власть их банально обманет, не пустив за новые фешенебельные прилавки.

«Проблема не в этом, — объясняет в доверительном разговоре человек, приближенный к власти, — в борьбе за люмпена равных Мише все равно нет. И те, кого гонят с рынка, если вы заметили, не слишком возражают против самих кассовых аппаратов. Но к их этой досаде примешивается кое-что еще: они знают, какому конкретно олигарху будет принадлежать этот новый торговый комплекс».

«Или, наоборот, не знают, — поправляет, смеясь, Георгий Исакадзе и, посерьезнев, добавляет: — а это гораздо опаснее».

…Еще год назад, пожалуй, никто бы и не поверил, что проспект Руставели может превратиться в новостройку. Проспект продан. Почти целиком.

Одним из последних ушло здание «Грузинформа», за которое так долго и, как выяснилось, бесполезно бились журналисты. 18 миллионов долларов — не так уж много, если в абсолютных цифрах. Но для исследования грузинской теории относительности не стоит углубляться в дореволюционное прошлое. Всего за полгода цена тбилисской недвижимости удвоилась.

Продается все, включая институт марксизма-ленинизма, в котором свои пять звезд осваивает «Кемпински». У каждого из этих и многих других столичных зданий имелись, между тем, свои хозяева и арендаторы. Теперь приходят другие, которые, откликаясь на невиданный перегрев рынка, предлагают баснословные по грузинским меркам суммы. И прежним хозяевам недвусмысленно указывается на дверь.

Аргументация простая, россиянину понятная, но для Грузии чрезвычайно знаковая: когда-то большинство владельцев и арендаторов элитной недвижимости обрели свои права за копейки, а то и вовсе по незатейливой хитрости. В общем, легальной собственности в Грузии нет, в связи с чем со сменой власти многие, особенно в авангарде победителей, ждали, как бывает в таких сюжетах, непременной реприватизации.

Саакашвили, однако, на это не пошел, что для скептически настроенных наблюдателей стало приятной неожиданностью. То есть из бизнесменов старого призыва, конечно, деньги выколачивались, некоторым, как Георгию Джохтаберидзе, зятю Шеварднадзе и хозяину одной из мобильных сетей, даже пришлось посидеть в тюрьме. Но этот золотоносный пласт вместе с пиаровским эффектом быстро иссяк, поделившиеся с народом бизнесмены снова в порядке, а Джохтаберидзе даже выкупил свою прежнюю долю в компании и успешно сотрудничает с властью.

А теперь, спустя почти три года после революции, все изменилось. Старому арендатору намекают на незаконность его документов и связанные с этим перспективы, маховик раскручивается по всей Грузии, иногда, чтобы явить свою силу, власть просто разрушает собственность, как это происходит с неправильно построенным, но плотно и давно заселенным тридцатиэтажным домом в центре Тбилиси.

Но особенно бизнес-общественность озадачило изгнание не когонибудь, а торгового центра Sony. Каху Бендукидзе, которому все это, кажется, не по душе и который является одним из основных авторов закона о легализации имущества, я спросил, нет ли здесь чего-то до боли ему знакомого. «Вы про Россию? Да в России этот парень из Sony уже был бы под Читой, в Краснокаменске, а здесь ему просто предложили перебраться по соседству».

Разница ощутима. Но навязчиво и сходство: в своем здании этот парень все-таки не остался.

Путь «Института свободы»

Люди из властной орбиты, отвечая на вопрос, нет ли здесь риска скрестить западный внешнеполитический вектор с вполне восточным внутриполитическим, невесело цитируют своего президента, не раз признававшего эффективность нынешней российской модели. Вертикаль власти выстроена на зависть московским оппонентам, парламентские оппозиционеры нисколько не мешают «Единому национальному движению» быть полноценной и доминирующей партией власти. Из неподконтрольных власти телеканалов остался один-единственный «Имеди», принадлежащий Бадри Патаркацишвили, но Бадри играет по правилам, да и вообще, поговаривают, собирается его продать, не сея никаких демократических иллюзий насчет возможного покупателя.

История постреволюционной Грузии может служить пособием по изучению законов политической природы. К власти пришел человек, который очень хотел власти. Из всех ипостасей власти, как говорят люди, близко знающие этого человека, его интересует только власть, и не очень волнуют такие ее производные, как, скажем, богатство. В наличии продуманного курса его не подозревают ни соратники, ни оппоненты.

Делиться властью путем парламентской демократии — значит противоречить собственной природе. Патриархальной тягой к России он не отягощен. Ему, выросшему в академической, склонной к диссидентству семье, ближе Запад. Он захотел войти в историю Грузии как человек, спасший ее радикальной хирургией, и он это делает. А для этого ему нужна безраздельная власть.

Вверенное ему население все еще разрывается между патриархальностью старой Грузии и динамизмом нарождающейся страны под названием Georgia, но неистовый драйв президента захватывает. И население страны прощает ему кассовые аппараты и даже запрет собирать неподконтрольные налоговым органам грибы. Прощает, потому что так, как он, не сможет больше никто.

Говорят, он кидается чернильницами в своих приближенных и среди них не осталось почти никого, кто решился бы ему перечить. Он требует от министра культуры сбросить несколько килограммов, иначе народ скажет, что власть зажирела после революции, — и это нравится, потому что народ действительно это скажет.

Он собирает во власть людей своей формации. Не парламент, не правительство и не администрация; близкий круг друзей — вот система принятия решений. Когда-то, задолго до революции, был в Тбилиси «Институт свободы» — обычная, в сущности, НПО, успешно добывавшая гранты и объединявшая молодых интеллектуалов-либералов. Но оказалось, что в столкновении с соблазнами безраздельной власти система западнических принципов легко жертвует своей демократической составляющей. Авторитарные средства в полном соответствии с законами природы успешно заменяют романтическую цель.

И Саакашвили уже ничего не может поделать с объективностью тех законов, по которым чиновничество готовится к реваншу, а проспект перепродается новым хозяевам. Очередной раунд укрепления правительственных редутов с транслируемыми по телевизору снятиями и назначениями мне переводил в маленьком ночном магазинчике старик хозяин, по виду которого было понятно, что кассовый аппарат счастья ему не принес. Перевод был вольным и сопровождался недобрыми комментариями. «Полномочий тебе мало… Слушай, зачем тебе полномочия? Буша будешь снимать? Путина?»

Но на митинг оппозиции старик не собирается. А коммерсант Михо, чертыхаясь, бреется и усиленно учит английский…

И Москва действительно становится идеальным анестезиологом в радикальной президентской хирургии.

Обреченные на случайность

Полемизировать с Саакашвили с правых позиций бессмысленно. Либеральная грузинская оппозиция все больше напоминает интеллектуальный клуб, в котором сама мысль о борьбе за власть вызывает печальную улыбку.

Леван Бердзенишвили, один из лидеров республиканцев, когда-то помогавших Саакашвили, качает головой: «Да и с точки зрения внешнеполитической ориентации с Саакашвили нам спорить не о чем. Остается только правозащитная тема, демократия, но здесь, как и у вас, много голосов не привлечешь».

Но даже те, кто атакует президента слева, кто зовет на свои митинги всех пострадавших от разгона базаров, тоже не решаются оспорить западный выбор. Версию самострельства в интриге с упавшей ракетой в Грузии решаются озвучить только те, кого уже и без этого никто не воспринимает всерьез.

Мудрый дипломат Рондели соглашается пофантазировать от обратного: если все-таки и в самом деле это провокация грузинской власти? «Хорошо. А куда девать турецкие радары, которые простреливают всю Грузию? А спутники, которые все видят? Помните, бомбили Панкисское ущелье? Тогда американцы просто выложили вашим и нашим спутниковые данные, зафиксировавшие российский самолет, и все было спущено на тормозах. Что бы они сказали нам, если бы на этот раз самолет был наш? Миша станет так рисковать?» — «А зачем тогда было уничтожать ракету?» — «Говорят, что в целях безопасности». — «Вас это убеждает?» — «Меня это убеждает в том, что мы, к сожалению, тоже дураки».

Размытое многоточие вместо точки в истории панкисской бомбежки — удел таких историй. Для Запада, который совершенно не собирается отягощать себя излишней вовлеченностью в грузино-российские споры, лучший вариант — побыстрее забыть. Возможно, и сегодня все решилось так же, как в Панкиси, и по тбилисским кулуарам ходит версия о том, что американцы, не предоставляя радарных данных, просто дали обеим сторонам понять, что данные у них имеются и благожелательны они для Грузии.

А в соответствии с доверительными рассказами высокопоставленных грузинских военных — произошла банальная случайность. Российский самолет, действительно залетевший на грузинскую территорию, был внезапно обстрелян со стороны Южной Осетии — им же тоже из Москвы о таких вылетах не сообщают, в связи с чем они приняли самолет за грузинский. Пилот, которому это понравиться не могло, вынужден был совершить такой маневр, для которого, как уверяют специалисты, ракету требуется отстегнуть. И, собственно, все.

Вопрос о том, для чего в разведывательных целях летать с действующей ракетой, не единственный в этой версии. Но важно другое: версия случайности действительно многое бы объяснила. Когда «дымящееся оружие» не становится по законам детектива уликой, оно превращается в постоянно действующую политическую реальность. В которой стороны обречены на случайности, и Грузия, кажется, готова к ним намного лучше.