Исповедь белорусского политзаключенного

Ситуация в Беларуси, которая обостряется день ото дня, стала одной из главных проблем Европы. Режим Лукашенко раскачала не оппозиция, а экономика: белорусы голосуют ногами, уезжая искать лучшей доли на восток и на запад, и рублем — скупая валюту и опустошая прилавки. И — молчат.

Еще полгода назад, 18 декабря, белорусская политическая система казалась прочной и незыблемой, а белорусская экономическая модель преподносилась как единственно правильная. Социологи говорили о доверии избирателей всем институтам власти в Республике Беларусь, а послы строчили депеши о том, что в ближайшие годы правительствам их государств придется иметь дело с единственным, пусть даже не слишком симпатичным им и не вполне соответствующим общепринятым стандартам демократии белорусским политиком.

Сейчас ситуация другая.

Политическое здание шатается, не выдерживая ударов изнутри. Не оппозиция стучит — стучит экономика. Избиратель не выступил против президента, но отказал экономическим институтам в доверии. Забрал деньги из банков. Начал скупать валюту. Потом за неимением валюты начал скупать товары. Сперва технику, то, что не скоро портится. Когда техника закончилась — перекинулся на соль и гречневую крупу.

Я почувствовал это на своей шкуре, сидя в главной тюрьме белорусского КГБ — в "американке". Примерно три раза в неделю нам, заключенным, давали гречневую кашу. А потом каша эта как-то резко закончилась — кажется, в конце февраля. Закончились ее запасы на складе СИЗО N 1 КГБ Республики Беларусь. Ничего не поделаешь: кризис...

Слово "кризис" белорусский президент не любит. Он, подобно профессору Преображенскому, убежден, что разруха не в подъездах, а в головах. Может быть, он прав. Но запрет на упоминание "кризиса" ни к чему не приводит. Потому что употребление этого слова — всуе либо не всуе — само по себе всего лишь знак. И если государственные белорусские медиа вслед за Александром Лукашенко повторяют как мантру — "Нет у нас кризиса! Нет у нас кризиса! Нет у нас кризиса!" — а вслед за этим ту же мантру твердит стая чиновников-идеологов,— народ верит им все меньше и меньше.

А то и вовсе не верит. Делает вид, что верит.

На Минском тракторном заводе была забастовка. Рабочие одного из производств вышли на работу, но работать не стали. Бросили каски оземь. Каски упали со стуком. На стук касок отозвалось начальство, доложило правительству, правительство распорядилось повысить заработные платы. Повысили. Цены выросли еще больше. Рабочие сделали вид, что довольны, но в других цехах не скрывают: их "достанет" рост цен — и там каски бросят оземь.

Социологи отметили падение рейтинга Лукашенко. Резкое падение. И резкий рост уровня недоверия.

Власть сделала вид, что этого не заметила.

Есть примета. Чем хуже положение в экономике, тем чаще начинает мелькать на экране глава государства. Он ведь не только Верховный главнокомандующий, но и Верховный главноуговаривающий. Именно Лукашенко обещает: цены расти не будут! Валюта в обменных пунктах появится! А не появится — ну и хрен с ней!

Лукашенко поседел. Председатель правления Национального банка Беларуси Петр Прокопович ушел в отставку. "Здоровье не позволило" работать дальше. Его и отпустили: пусть живет! Именно с такой формулировкой и отпустили — Лукашенко честно об этом сказал.

Валютный вопрос — сложный вопрос.

Валюту вымыло из обменных пунктов накануне сезона отпусков. Кто-то собирался ехать на Кипр, кто-то — в Таиланд и на Бали. А кто-то — просто в Крым. Но всюду белорусские "зайцы" являются животными нон грата. А американский зеленый "крокодил", российский "деревянный" рубль или цветастые "еврики" свободно меняются на местные деньги. Без них не отдохнешь.

Белорусы остались дома.

Это плохо. Отдыхать надо.

Молодежь нашла развлечение. По средам в 19:00 (в память о 19 декабря 2010 года, когда случились самые массовые репрессии против оппозиции в новейшей истории Беларуси) собираются ребята на площадях. И — молчат. Не молчат, так аплодируют.

Кому?

Да просто так. Аплодируют — и все. Закон не запрещает.

Началась охота на "молчащих". По средам же на улицы и площади вываливается милицейский спецназ в черном, и лукашенковские тонтон-макуты начинают выхватывать "подозрительных" молодых людей.

Что подозрительного-то? А бог весть! Молчат подозрительно.

Сначала просто хватали. Потом начали избивать.

Кадры "охоты на людей" появились в интернете.

В ответ спецназовцы начали "молотить" фотографов. Вне зависимости от того, есть у них удостоверение журналистов или нет. С фотоаппаратом или видеокамерой? Виновен!

Жестокость по отношению к "молчащим" показательная. Мол, ничего не нарушаете? А все равно от нас не уйдете? И бьют их в автозаках — на глазах друг у друга, у девчонок. И девчонок бьют. Чтобы неповадно было.

А они все равно выходят на улицы.

Поколение, наверное, такое.

После выборов 19 декабря было задержано свыше 700 минчан. Все СИЗО белорусской столицы и ближайших районов были переполнены. 30 человек, включая троих кандидатов в президенты, по сей день сидят в тюрьмах и колониях. Всех их международные правозащитные организации признали узниками совести.

Большинство из 30 — молодые совсем ребята, "комсомольского", что называется, возраста. Их ломали, пугали, уговаривали. А они держались на судах в высшей степени достойно. Им влепили от 3 до 5 лет заключения — в этом возрасте четверть жизни для кого-то! А они и после этого отказывались сдаваться на милость человека, которого они не считали и не считают победителем.

Думаю, они правы.

Не Лукашенко победитель. Легко "побеждать", когда твоих соперников прослушивает КГБ за месяц до того, как они заявляют о своих президентских амбициях. Когда новые "щиты" ("серфинг" — называют их в СИЗО КГБ) специально сбиваются за несколько недель до дня голосования, чтобы укладывать на них новых заключенных, сбиваются, вероятно, с полным знанием того, чем закончатся эти выборы для оппозиции. Наконец, когда к заключенному не дают возможности ни свободно поступать письмам, ни свободно прийти адвокату, хотя закон предполагает и право беспрепятственно сноситься с семьей, и право на защиту, и презумпцию невиновности.

Победители — они, эти мальчишки.

Есть такой паренек — Никита Лиховид. По фотографиям видно, что совсем еще ребенок. Розовощекий, юный. Четырежды уже — после суда — оказался он в ШИЗО, в штрафном изоляторе своей колонии. Потому что на поверке представлялся как "незаконно осужденный". Он уверен, что его осудили незаконно. Что справедливость рано или поздно восторжествует. И не хочет сдаваться — чтобы уважать самого себя.

Сильный человек. Не мальчишка — мужчина. Хотя и розовощекий.

Молодежь изменилась. Бей, не бей ее дубинкой — она не хочет сдаваться.

Вслед за молодежью меняются родители.

Матери осужденного Федора Мирзаянова судья отказала в возможности присутствовать в зале суда во время оглашения приговора. Людмила Мирзаянова рыдала в коридоре. Ее крик потрясает всех тех, кто заходит в интернет. Боль матери, гнев матери — и гордость за сына:

— Сынок! Раньше я не пускала тебя на площадь! Сейчас я выйду на площадь вместо тебя!..

В среду, 22 июня, я был в родном своем городе Гродно. Был на Советской площади. Там власти придумали, как заглушить молчаливый протест. Они устроили симфонический концерт. Играла классическая музыка. Пела городская капелла.

Ко мне подходили разные люди. И мои учителя, и мои однокашники (учились вместе), и мои бывшие ученики (я работал 5 лет школьным учителем). Они пришли на площадь помолчать. Все вместе. Не сговариваясь. Как можно сговориться — молча?

Когда следователь в "американке" предъявил мне обвинение, я начал истерически хохотать: меня обвиняли в том, что я предпринял организацию массовых беспорядков 19 декабря по предварительному сговору с людьми, с которыми... не разговаривал 10 лет!

Сложные отношения у белорусских оппозиционеров. Своя история обид, гнева, желания отомстить, нежелания разговаривать. А тут — не разговаривая! — сговорились?!

Белорусская власть дубинками, имитацией "правосудия", публичным шельмованием сделала то, чего не смогли сделать сами белорусские оппозиционеры. Она всех объединила. Объединила жен белорусских "декабристов" в очередях для передач в СИЗО. Объединила заключенных: нечего делить с человеком, сидящим в соседней от тебя камере. Объединила партийных и беспартийных, стариков и молодых, националистов и интернационалистов, левых и правых.

Чего не сделала дубинка, то довершил экономический кризис. Падение реального уровня жизни протрезвило многих. Кто не протрезвел, тому это явно еще предстоит: впереди новый отопительный сезон с ростом цен на коммуналку. А денег нет.

Это не означает, что режим упадет завтра. Это на профессоров может денег не хватать. А на подполковников и спецназ денег хватает.

Пока хватает.

По самым скромным подсчетам, на поддержание валютной стабильности в Беларуси нужно около 800 млн долларов в месяц.

Россия пообещала 3 млрд. На 3 года. В рассрочку.

Хотите больше? Продавайте государственную собственность.

Лукашенко понимает: собственность можно продать один раз. И после этого ты ее уже не контролируешь. Поэтому и пытается выжать из сделок максимально возможное.

Покупатели не спешат. Сбивают цену.

Лукашенко обижается. Протягивает руку к Западу: помогите!

Запад не спешит. Какой западный политик даст денег государству, в котором есть 30 политических заключенных?

Лукашенко торгуется. Какие, мол, 30? Трое всего.

"Торг здесь неуместен",— звучит из уст отцов европейской демократии. Молчаливо звучит, но от этого не менее выразительно.

Лукашенко обижается. "Молчащих" молотят кулаками в перчатках с вшитыми кастетами еще ожесточеннее.

Денег в казне не прибавляется.

Дети выходят на площадь.

Каждую среду. В 19:00. Несмотря на спецназ.

Хорошие у нас дети.