«Интернациональный долг улетучивался со скоростью пули после первых же боев»

Тридцать лет назад, 25 декабря 1979 года, части советской 40-й армии вошли в Афганистан. Руководствуясь принципами «пролетарского интернационализма», правительство СССР решило оказать этой стране военную помощь «для борьбы с антиправительственными силами». Выполнение интернационального долга растянулось на десятилетие. В 1981 году для прохождения службы в ДРА был направлен лейтенант Сергей Анисько. Это — его воспоминания о той войне.

— С 1977 по 1981 год я учился в Самаркандском высшем военно-автомобильном командном училище. И с Афганистаном меня судьба впервые свела как раз 25 декабря 1979 года. В тот день нас, всех курсантов, а это порядка 1 200 человек, построили на плацу. Выступил начальник училища и сказал: «Вы все сегодня идете в увольнение. Ровно на сутки. Местные должны взять на квартиры иногородних. Сутки вы не должны появляться в училище».

Ну, у нас легкий шок от такой халявы. Но мы и рады, конечно, тем более что причин нам никто не объяснял.

Причина стала ясна позднее, когда над Самаркандом повис гул. Это в аэропорту приземлялись грузовые самолеты, переправлявшие из Витебска в Кабул 103-ю десантную дивизию.

Так вот эти летчики и десантники ночевали в казармах нашего училища. Товарищ мой и земляк, Леша Решетников, который был каптером, остался в роте. От него мы и узнали подробности.

Наутро мы вернулись в расположение, а они улетели на юг. Через два дня нас опять строят, и мы снова свободны — самолеты возвращались. И Леша рассказал потом, что если в первый раз мест для летчиков не хватало — а в нашей казарме ночевали как раз летчики — то теперь поместились все. Даже свободные койки были. А ночью ребята выпивали за погибшие в Афганистане экипажи. Вот так войска входили в Афганистан.

Хотя, в общем-то, наши части в этой стране были и раньше.

— Получается, что дата ввода войск — все же не 25 декабря?

— 25 декабря — это, скажем так, официальная дата. А вообще первый наш батальон был введен в Афганистан еще в мае 1979 года. Он стоял в Шинданте. Был еще так называемый «мусульманский» батальон, укомплектованный выходцами из Средней Азии — он тоже был введен раньше.

А в апреле 1980 года, я учился уже на четвертом курсе, нам объявили, что занятия прекращаются на два месяца, и нас направляют в Туркмению, в авральном порядке готовить водителей для Афганистана.

— А почему в авральном?

— А потому, что Советский Союз не был готов к такой войне стратегически. Люди были не обучены. Нам за два месяца нужно было подготовить водителей, способных управлять машинами в условиях пустынь и гор. Нам, по сути дела еще курсантам!

— А к этому времени уже считай полгода как воевали...

— Да! И гибли необстрелянные, неподготовленные ребята. Ведь что такое машина в горах? Чтобы она брала перевал многокилометровый, ее нужно дорабатывать. Карбюратор доделывать, остальные узлы. Но об этом никто не думал.

— А ты оказался в Афганистане сразу после окончания училища?

— Точно. Там такая история вышла: я окончил училище с четырьмя "четверками" из пятидесяти шести оценок. Остальные "пятерки". По пятибалльной системе, понятное дело. И получил направление в свое же училище на должность командира курсантского взвода. Я доволен был, женился тогда же.

И уже с молодой женой приехал в Самарканд. А мне говорят — твое место занято. И занял его сын замполита курсантского батальона. Сын тот должен был ехать в Польшу служить, но там как раз ввели военное положение. И замполит, наверное, решил — а чего сыну там делать? Туда отправили другого лейтенанта. Ну а мне говорят — езжай в Ташкент.

Я, помня фильм такой — «Ташкент — город хлебный», даже обрадовался. Приехали, прихожу в штаб округа. А мне там: «Эге, лейтенант, так ты уже неделю как должен быть в Кабуле».

Ну, у жены шок. Это сейчас вспоминаешь уже… А тогда… Ну ладно, в общем дали мне два дня — сфотографироваться, паспорт оформить. Нас шесть человек было таких вот лейтенантов. А я думаю — да пошло оно все, я ж даже медовый месяц не отгулял… В общем, прихожу не через два дня, а через четыре. Жену отправил в Беларусь. А офицер, который отвечал за нашу отправку, говорит мне — «Ну, лейтенант, молодец. Ты первый. Остальные еще в загуле».

— Сереж, а до отправки туда у тебя вообще было понимание, что в том Афганистане вообще происходит? Газеты что тогда про это писали, например?

— Когда войска в Афганистан ввели, нас, еще курсантов, построили, и все написали рапорт о желании служить в ДРА. В добровольно-принудительном порядке, так сказать.

Но вообще, советская идеологическая машина мозги промывала крепко. Поэтому и отказаться-то ни у кого особого желания не было. Мы знали, что если бы мы не ввели свои войска, то через неделю там бы уже были американцы. И разместили бы свои ракетные базы, ракеты с которых достигали бы Урала.

И мы гордились тем, как эффективно сработало наше Политбюро ЦК КПСС, тем, как быстро мы там навели порядок.

А сама формулировка, которую придумали наши идеологи — «выполнение интернационального долга»! И ведь она работала... Этого ж не отнять, это же было!

А газеты писали, что там все хорошо. Скажем, «Красная звезда», газета Минобороны, писала, что наши солдаты, выполняющие интернациональный долг, помогли отремонтировать школу, построить дорогу, привезли продукты в горные кишлаки. По пути они проводили занятия, на них напал условный противник. Но атака была отбита, и колонна успешно завершила марш. Вот что мы читали в газетах!

— Но ведь в Союз уже привозили гробы с телами погибших! Или вы этого не знали?

— Это ж не афишировалось... Хотя кое-что мы знали. Мы еще курсантами ездили в Самарканде встречать гроб с телом офицера, погибшего в Афганистане. Но масштабов, конечно, не представляли.

Кстати, среди воевавших в Афганистане офицеров было немало добровольцев. Хотя тут существенную роль играли меркантильные интересы. Скажем, всем офицерам, кто служил в Афганистане, на Родине была положена квартира. А ведь тогда, как и сейчас, с жильем были ох какие проблемы! Второе — год за три. Я вот, например, на пенсию ушел в неполных тридцать пять лет… Третье — там платили три должностных оклада, причем часть чеками, что в условиях того дефицита было очень даже неплохо.

А еще есть такая категория людей, которых в армейской среде называют «боевиками». Это те, кому хочется воевать. Ведь из нас все-таки офицеров готовили. А что за радость сражаться на полигоне, прокладывая маршруты пальцем по карте, стреляя в условного противника… Для настоящего мужчины это как с резиновой куклой… Были и такие, конечно.

Плюс возможности карьерного роста, получения награды. Это же не нынешние времена, когда всякие побрякушки вешают… А тогда на лейтенанта, награжденного медалью «За боевые заслуги», полковники смотрели с уважением!

— Как тебя встретил Афганистан?

— Сначала — пересыльный пункт в Кабуле. А оттуда меня направили в Полихумри — есть там городок такой. Ужасное место. Была у нас поговорка: «Если хочешь жить в пыли, поезжай в Полихумри». Там, кстати, нашла свой конец последняя английская оккупационная бригада. Они от гепатита все и перемерли в этих Полихумрях.

Так вот туда мы добирались через Баграм. Ночью аэродром обстреливали жесточайше. Утром говорят — иди, ищи вертолет, который летит в Полихумри. Иду по полю, стоят наши вертушки в ряд, сидят мужики полуголые — жара ж, сентябрь, сорок градусов. И пьют спирт. Мы, говорят, летим. Ну и ну, думаю.

Вот и полетели с пьяными вертолетчиками. На подлете нас обстреляли. И вот выходит пьяный прапор из экипажа, свешивает ноги на высоте полутора тысяч, пулемет на турели высунул и давай поливать в ответ.

Ладно, сели. А к нам уже бегут — быстрее выметайтесь из вертолета! Подлетает УАЗик «скорой помощи» и в вертолет загружают трупы, завернутые в фольгу. Чтобы не портились на жаре.

— Слушай, а насколько реальная война была похожа на ту, что уже позже описывали в книгах, показывали в кино? Скажем, в той же «9 роте» Бондарчука?

— Правду о той войне никогда не говорили, не писали, и не напишут. Как, в сущности, и о любой другой войне, о той же Великой Отечественной. Ведь нигде не пишут о том, что в 1946 году в Германии родилось целое поколение с российскими генами, о том, как массово насиловали немок…

Так и тут: война есть война, и на ней бывало всякое. И геройство, и шкурничество.

У меня сестра спрашивает — а что для тебя война, почему ты о ней никогда не рассказываешь? А для меня война — это вши. Натуральные вши. Это было бедствие, настоящая чума! Солдаты сидели в палатках, и спичками, зажигалками прожигали внутренние швы в одежде. И треск стоял от сгорающих насекомых. И ничего с ними нельзя было сделать. Даже обработка в автоклавах их не брала, прямо мутанты какие-то.

Война — это кровь, это грязь, это преступления. Помню, как прапорщик с нашего батальона напился в секрете и расстрелял троих афганцев. Просто так, по пьянке.

Был в моей роте рядовой, даже фамилию его до сих пор помню. Обкурился, и на КАМАЗе выехал на встречку, прямо в пассажирский автобус. 19 апреля 1982 года. Девятнадцать трупов сразу. И потом, через две недели, на этом самом месте, мою колонну, пропустив десантников и машины с боеприпасами, встретили душманы. А мы шли пустыми на Союз. Они ждали именно нас! И так нам всыпали! И убитые были, и раненые. Вот такая она, война.

— А с рядовым тем что было?

— А ничего. Мы вызвали сразу наших советников, царандой — это полиция афганская, контрразведку. Они сделали так, что якобы виноват был афганский водитель. Но афганцам, которые все видели своими глазами, этого не объяснишь. Видели они и как мои солдаты били этого урода-рядового. А сейчас он числится где-то афганцем, интернационалистом…

— Каким вообще было отношение к вам со стороны местного населения?

— Ты знаешь, первоначально неплохим. Особенно в больших городах, где была прослойка образованных людей. Многие из них ведь и учились в СССР. Ну а когда уже появились случаи убийств, воровства… Тогда и отношение стало меняться. Ну что ты хочешь, 150 тысяч человек в составе Ограниченного контингента ввели. А в семье не без уродов. Я думаю, из всего контингента таких было процента 3, ну может 5. Но из-за них афганцы и начинали смотреть на нас, как на оккупантов.

А мы ведь им продовольствие везли, строили. И хлебозаводы, и университет, и электростанцию, и школы. Дорогу от узбекского Термеза до Кабула полностью построили наши дорожники.

Но кому приятно жить в стране, где хозяйничают чужие военные?

Тем более, что подальше от городов ситуация Народной демократической партией Афганистана не контролировалась вообще. Там все держится на муллах, аксакалах и полевых командирах. А они изначально были против нас.

Мы же считали, что выполняем интернациональный долг…

Но, понимаешь, интернациональный долг улетучивался со скоростью пули после первых же боев, в которых ты терял своих товарищей, своих подчиненных. И мысль уже была одна — отомстить. Наверное, так всегда происходит на войне. Приходилось сдерживать бойцов, которые были готовы забросать гранатами любой дом в кишлаке.

Большой бедой стала наркомания. В Афганистане ведь наркотики везде, и достать их не проблема. В палатку заходишь к солдатам, а там запах анаши. Я этот запах с тех пор ненавижу, и всегда смогу отличить. Многие на иглу садились, ханку употребляли, а это похуже героина будет. Думаю, что рост наркомании в СССР и в будущих независимых республиках во многом обусловлен именно Афганистаном.

— Как ты думаешь, когда принималось решение о вводе войск в ДРА — высшее руководство СССР действительно полагало, что сможет сравнительно быстро навести порядок в этой стране? Или все же руководствовались тезисом, гласящим, что главное — ввязаться в драку, а там посмотрим?

— Я не очень хорошо относился к маршалу Варенникову, но его точка зрения касательно ввода войск в Афганистан мне понравилась. Он говорил, что никто и не рассчитывал, что 40-ая армия будет вести полномасштабные боевые действия. Планировалось поставить войска гарнизонами, как щит, для того, чтобы афганская власть постепенно крепла, крепли ее вооруженные силы, полиция и так далее. А потом, когда мы увидим, что они, как говорится, созрели — сразу же уйдем. Но неспособная управлять собственной страной, пассивная и, по сути, никчемная партийная верхушка НДПА втянула нас в эту войну. Они ничего не могли, у них не было поддержки…

— С той же целью американцы гораздо позже ввели войска и в Ирак, и в Афганистан. Решили наступить на те же грабли?

— Когда американцы ввели свои войска в Афганистан, я сразу сказал — ну все, ребята, получите вы тут по полной, будет вам второй Вьетнам. Правда, американцы чуть схитрили, они ведь не одни вошли, а в составе НАТО. Но теперь их союзники стали уходить потихоньку. Так что американцы рискуют остаться там с афганцами один на один. Поэтому Обама и принял решение ввести туда еще 30 тысяч военнослужащих. Ведь невозможно контролировать огромную по территории, со сложным рельефом местности страну малыми силами.

— То есть если бы советский контингент был не ограниченным, не только 40-ая армия с подразделениями усиления, то ситуация могла бы развиваться и по-другому?

— Вполне. Если бы туда ввели, скажем, 350 тысяч, сколько было, например, в Белорусском военном округе, чтобы в каждом кишлаке рота стояла… Куда бы тогда душманы делись…

— Но это ж партизанская война. Поди ты возьми его — днем он мирный крестьянин, а ночью взял автомат и пошел воевать.

— Так и было. Как-то раз я привел колонну с перевала Саланг на диспетчерский пункт. Вечер, уже темнеет, но видно как в низину спускается вторая колонна нашего батальона. И вдруг их начинают обстреливать. И трассирующие пули летят со стороны афганского поселочка. Мы туда. И знаешь, откуда велся огонь? Из здания поселкового комитета партии. Все честь по чести, флаг висит. Оттуда и били.

Афганцы ж все с оружием. Там рождается ребенок, а возле его люльки уже автомат лежит. Пашет крестьянин, а у него автомат за спиной. И против кого он его вечером повернет, одному Аллаху известно.

— Слушай, ну а с позиции сегодняшнего дня — как ты считаешь, нужно ли было СССР лезть в Афганистан? Действительно иначе там стали бы американцы со своими «першингами»?

— Даже не знаю, что тебе сказать. Ни с высоты сегодняшнего дня, ни, уж тем более, с точки зрения того лейтенанта Анисько… Слишком мало мы по-прежнему об этом знаем. Могу сказать одно — кроме невосполнимых людских потерь СССР вбухал в Афганистан кучу денег. И на строительство, и на войну. Скажем, один патрон для «Калашникова» стоил 9 копеек. А сколько мы их выпуливали, этих патронов! Кто их там считал?

Правда, из Афганистана тоже выкачивали. Это же страна с богатейшими недрами. Нефть, стратегическое сырье… То же печально известное Паншерское ущелье, которое брали несколько раз — там же алмазы! Причем их даже копать не надо, на поверхности лежат. Думаю, все это тоже принималось в расчет перед принятием решения о вводе войск.

Хотя решение было явно непродуманное, авантюрное. Наполеон, скажем, перед тем, как объявить войну той или иной стране, изучал ее историю. А если познакомиться с историей Афганистана, то быстро становится ясно — завоевать этот кусок земли еще никому не удавалось. Александр Македонский прошел через Афганистан, но не завоевал его. Пришли англичане, и не смогли ничего сделать. Зачем туда соваться?

Афганцы умеют воевать, они великолепные стрелки. Плюс мы, воинствующие атеисты, сунулись в мусульманское государство... Эта затея была обречена.

Несмотря на то, что 40-ая армия была вполне боеспособной, сильной группировкой.

— И сколько ты пробыл в Афганистане?

— Почти два года. Пока не закончился срок.

— То есть срок службы там был ограничен?

— Да. В общем-то, ты мог написать рапорт и остаться еще. Некоторые так и делали.

— С тех пор тебе не довелось больше бывать в Афганистане?

— Нет. Хотя очень хотелось. Это была моя мечта, навязчивая идея. Но когда туда вошли американцы, я по телевизору увидел Кабул и не узнал его — он же совсем разрушен… А в начале 80-х годов прошлого века это бы красивейший город! Мечети, жилые кварталы, шикарные магазины. Мы, приехав из страны тотального дефицита, поражались. И говорили себе — стоп, какую революцию мы им помогаем делать?! Они же живут лучше нашего!

— Ну, политработники вам быстро объясняли, что к чему.

— Да уж. У нас поговорка была — если политработник погибает, у него язык еще три дня шевелится…

Так что это уже не тот Афганистан. И желание съездить туда уходит потихоньку. А раньше хотелось. Особенно проехать по трассе Союз-Кабул. Я прошел этот путь 49 раз. Сорок девятый раз для меня стал последним.

— Говорят, что «война бывает первая, а больше не кончается». Ты это ощущаешь на себе?

— Тут, видимо, имеется в виду то, что война меняет людей… Да, конечно, выработалось у меня какое-то упрямство, желание ринутся в бой, если что не так. Не могу вот на несправедливость смотреть спокойно... Эти черты есть у многих ребят, с которыми я знаком по той войне.

Хотя это палка о двух концах. Есть и такие, у кого война обостряет низменные чувства — вседозволенность, всесилие человека, у которого в руках оружие. Почему так без оглядки ведут себя некоторые сотрудники ОМОНов, спецподразделений? Они ж уверены, что всегда правы! Вот это плохие последствия войны.

Но, в общем-то, все зависит от человека.

— То есть получается, ты уехал в Союз в 1983 году?

— Да. И я тот день на всю жизнь запомнил. Это было 6 мая. Самолет приземлился в Ташкенте, на военном аэродроме Тузель. Шел дождичек мелкий. А там, вокруг аэродрома, наши летчики, тоскуя по дому, сажали березы. И знаешь, они принимались, росли…

И это такая радость была, такой запах… Даже сейчас мурашки по телу. Я с тех пор баню полюбил. Мне запах березового веника тот, тузельский, напоминает…

P.S. 6 мая 1983 года афганская война закончилась для Сергея Анисько. Но для многих других ей было суждено продолжаться еще почти шесть долгих лет — до 15 февраля 1989 года.