Григорьев: «Почему тайцы много едят и не жиреют?»

Известный российский журналист и музыкант, большую часть времени проживающий в районе экватора, пишет про тайскую кухню.

Таец обычный среднестатистический ест 24/7 с перерывами на сон и передвижения. На ходу таец не ест, но обязательно несет в руках что-то, что съест, когда присядет. Во сне таец тоже не ест. Ночью ему снится, что он съест на утро. Поэтому удивительно, как в стране, где фудизм — вторая неофициальная религия после официального буддизма, практически отсутствуют тучные люди.

Лично я, будучи одновременно оголтелым фуди и лицом, склонным к расширению, ем здесь, не ведая стыда и калорий, и ни на грамм не поправляюсь. А с учетом того, что я практикую бег, йогу, муай тай и интервальное голодание, я, что называется, медленно, но уверенно худею.

В чем дело? — поразмышлял я тут накануне и пришел к следующим заключениям. Не в порядке их значимости, а в общей совокупности.

1. Жрун, как состояние. Сам факт того, что тайцы постоянно жрут, говорит о том, что костер метаболизма в их маленьких поджарых телах горит вечным огнем.
2. Капсаицин. Тот самый алкалоид, что отвечает в природе за жгучий вкус. Известно, что тайская еда — острая. Иногда чрезмерно острая. Острее кухни, наверное, в мире нет. Известно, что острота разгоняет обмен веществ.

Недавно я вычитал у британских (у каких же еще?) ученых, что острая еда топит наш внутренний жир с тем же эффектом, что и физкультура.

Прекрасный этот капсаицин стимулирует тепловыделение, и вы тут же, не отходя от обеденного стола, сжигаете кучу калорий. То есть вы жрете и худеете. Это моя идея о счастье.

Я натренил себя на остроту настолько, что, кажется, могу спокойно поучаствовать в каком-нибудь идиотском конкурсе на поедание кайенских перцев.

Со стороны мой обед выглядит, как посиделка в парной. Я раздеваюсь до трусов, усаживаюсь за стол, запускаю мотовило и истекаю семью потами. Под конец трапезы подо мной лужа. Как только стол опустошен, сразу же — в прохладный душ, чтобы утихомирить жаровню там, в желудке.

Короче, если на столе не острое, я не ем. Такие дела.

3. Съедобная ботва. Трава, зелень, листочки, стебелёчки и прочий подножный корм. В тайской кухне зеленая ботва, жаренная стир-фраем, реже отварная, а чаще сырая, вместе с рисом — основа рациона.

Редкий листочек, возросший на плодородной тайской земле и в живородящей водице, не идет в пищу. Водяной шпинат, водяная мимоза, китайская брокколи, базилик, эрингиум, пак чой, спаржа, душистые луковые цветки, ст:) чеснока, побеги бамбука, длинная фасоль, четырехугольная фасоль, зеленый горох, проростки сои — при любом обеденном раскладе на столе будет стоять корзина с охапкой этой зелени.

Если последить за народом, разъезжающимся с тайского базара, то в их корзинах можно увидеть ту самую рекомендуемую диетологами пропорцию протеина и клетчатки — крохотный пакетик с парой куриных ножек и мешок зеленого силоса.

Причем, вот что занятно. Есть такие травы, которые в свежем виде на вкус — ну сущая отрава. Скажем, ча ом, тайская акация, горькая и воняет-сил-нет, но если ее покрошить и добавить в омлет, то становится божественно прекрасной. И кому пришло в голову, нашинковать ее однажды на сковородку?

Да, я пою оду тайской флоре. Она заставляет меня здесь цвести и пахнуть вместе с нею.

4. И последнее. Хьюмидити. Все описанное выше происходит в натуральной природной барокамере, насквозь пропитывающей тело животворящей влагой, разлитой в воздухе. Вы чувствуете себя в утробе планеты-матери: косточки гнутся, мыщцы тянутся, суставы вертятся, как шарики в подшипниках.

Хотите батман-тандю, хотите батман-плие, сурья намаскар на рассвете — как по маслу, кик ногой в ухо — легко!

То есть, влажность — наша естественная среда. Родина так сказать. Мы все вышли из влаги, заменили жабры на легкие и подзабыли откуда родом. Ну, ничего, все во влагу и вернемся. Растворимся в ней, так сказать.

Григорьев: «Это были «новые русские». Страну покрыла паучья сеть гангстерских картелей»

Ну, и еще в жарком влажном климате вы заметно (а чаще незаметно) потеете, поэтому само собой много пьете. Если там, где я жил раньше, выпить три положенных в день литра воды можно было только с целью вызвать рвоту, тот тут ежедневный галлон воды опустошается незаметно и с той же скоростью, с какой там (где я жил раньше) опустошались бутылки с игристым.

Больше у меня объяснений насчет того, как можно столько жрать и остаться при своем, нету, но выводы, к которым я пришел после неторопливых наблюдений и размышлений за обеденным столом, меня удовлетворяют.