Гражданин Израиля о пытках на Окрестина: «Когда у человека отбиты ноги, он ковыляет, и это вызывает у садистов веселье»

Артем Пронин – о том, как попал в изолятор, и что происходило с ним и его 118-ю сокамерниками, которые сидели в камере 5X5 метров.

Так выглядит Артем Пронин после задержания в Минске и пребывания в изоляторе на Окрестина. Фото из аккаунта в Фейсбуке

«Публикую этот адский лонгрид не для того, чтобы вызвать жалость и т.п. Я знал, против чего я. Я прекрасно себя чувствую, у меня только фингалы) Меня поддержали родные, друзья, волонтеры, медработники... – пишет Артем Пронин. – Я хочу добавить свой кирпичик в понимание масштабов трагедии, садизма и бесчинства власти, которые происходят в Беларуси.

Тысячи людей подверглись пыткам, унижениям, множество людей не найдены, непонятно сколько погибло.

Тысячи людей с другой стороны вовлечены в этот процесс и совершают и пособничают преступлениям, и это не только ОМОН. Это и пособники: милиционеры, судьи, госадвокаты и другие вовлеченные должны получить сроки.

11 августа я вышел из дома и поехал на велосипеде, проехав 300 метров от дома, я наткнулся на двух омоновцев (?), преградивших дорогу. Меня задержали, вызвали по рации кого-то, в это время ко второму омоновцу подошел пожилой мужчина и стал что-то объяснять типа «ребята, что вы делаете? зачем вы трогаете велосипедиста? мне 60 лет..»

Второй омоновец повел мужчину в сторону. Минут через пять меня отвели в машину, где я увидел пожилого мужчину уже с разбитым лицом и кровью на одежде, впоследствии мы были вместе в одной камере и вышли в одно время.

Омоновец стал бить меня дубинкой по спине и рукой по голове, выкрикивая, как зверь. Меня заставили ввести пароль в моем телефоне.

Через некоторое время меня вывели из автомобиля и завели в автозак, стали орать «на колени». Один бил меня дубинкой сбоку, забрали ключи (пристегнули велосипед к дереву).

Посадили в стакан в автозаке – малюсенькую комнатку. Дальше несколько часов происходило набивание автозака людьми. Каждого избивали, доказывая, что они за 30$ предали страну…В наш «стакан» запихнули пятерых человек (нормально там места для двоих) и повезли.

Нас привезли куда-то, открыли двери стакана и, как всегда, «голову вниз, руки за спину» и приказано куда-то бежать: «Давай, б.ядь!»

На выходе фашисты с дубинками в масках выстроены в кривую «дорожку» – каждый человек должен бежать, а ему вслед сыплются удары дубинками и крики типа «быстрей сука!», «к стене!».

Всех поставили лицом к стене какого-то металлического гаража, попытка повернуться или спросить что-то у соседа – удар дубинкой.

По очереди спрашивают фамилию, адрес. Одного здорового мужика гомельчанина спросили: зачем приехал в Минск? есть кого здесь резать?

Мужика стали упорно бить, потом вроде как его тело увезла скорая.

Следующий этап – опись имущества. Пока в паре метров от гаража добивают гомельчанина, у входа в гараж девушка-милиционер тщательно описывает вещи, которые у меня при себе и деньги, вплоть до копейки. После описи надевают строительную стяжку на руки – и в гараж. Всем приказано стоять вдоль стен лицом к стене, не разговаривать.

Вот так, упершись лбом в железные стены открытого гаража, со стянутыми руками, мы проведем всю ночь. У входа в гараж дежурит милиционер. На просьбы сходить в туалет, позвонить, воды он обычно говорит «потом».

Омоновцы, находящееся во дворе могут зайти в гараж, если видят что кто-то обернулся или разговаривает и ударить дубинкой. На постоянные просьбы одного мужика отвести его в туалет, его отвели в сторону <...> (избили – прим. «С») дубинками и вернули назад в гараж.

Воды всегда было мало. На гараж (человек 30) выдавалась одна бутылка, из которой должны были пить все, держа ее связанными руками.

Утром стали вызывать по фамилиям в автозак: называлась фамилия, человек должен был выбегать из гаража, быстро найти и взять свой рюкзак или личные вещи, сваленные возле гаража в кучу и запрыгнуть в автозак.

Если человек делал что-то медленно, не сразу реагировал на фамилию или не мог найти свои вещи, то получал удары от омоновцев, некоторых вроде били и без причины.

Внутри этого автозака мы должны были стоять на коленях, лицом в сиденье, руки за голову. Вообще, где мы, куда нас перевозят, сколько времени, никто нам никогда не говорил, позже я узнал, что нас привезли в Окрестина. А тогда только слышал, как на въезде девушки кричали «позор».

Выход из автозака. Мы должны быстро бежать и стать на колени вдоль железной стены, голову в колени, руки вверх за голову. Какое-то время держимся в адской позе, затекают ноги. Любые движения – удары.

Заботливый милиционер разрезает ножом по очереди строительные стяжки у нас на руках. Далее каждого по очереди гонят по «дорожке» в камеру-стакан.

Не уверен, что «стакан» – это правильное название, но не суть. Это была камера 5х5м, четыре бетонные стены и бетонный пол, железная дверь, вместо крыши решетка, в одном из углов пластиковые бутылки с мочой вместо туалета. В зависимости от ветра запах мочи, шедший из этого угла, становился то сильнее, то слабее.

За решеткой-крышей можно было видеть окна тюрьмы и железные конструкции, по которым охранники с автоматами могли ходить над нами и другими такими камерами.

В этот «стакан» нас натолкали 119 мужиков, там мы провели без воды еды и туалета часов 12. Тут уже не нужно стоять лицом к стене, но и не подвигаешься особо, если человек 20-30 садилось, то остальные 100 стояли в тесноте. А когда хотели свободнее подышать, то вставали все и пространства между нами становилось больше.

Вообще, это один из самых странных экспириенсов в моей жизни – 120 человек в помещении 5х5м с разными, нелепыми и одновременно жуткими историями задержания непонятно за что. При этом все на позитиве, делятся рассказами, какими-то политическими взглядами и надеждами на будущее.

Мы не знали на сколько времени здесь,  что будет с нами дальше, сколько времени сейчас, сколько нас.

У нас было несколько человек в тяжелом состоянии. Заберет ли их скорая? Кого-то потом все-таки забрали к вечеру.

Коммуникации с внешним миром практически не было, охранники сверху не реагировали вообще. Если стучаться в окошко железной двери, то иногда отвечал милиционер что-то типа «отье..итесь, я занят другими камерами пока» или «если вам дать воды, так вы обосц..те тут всю камеру».

К вечеру у меня была мысль, что еще два дня без воды, и наши трупы сгрузят и вывезут, а камера освободится для следующих, но оптимизм улыбающегося диабетика оставлял меня в реальности.

Весь день время от времени были слышны крики избиваемых, крики тех, кого прогоняли по «дорожке» мимо нашей камеры. Было понятно, что некоторые группы били намного более жестоко, чем нас.

Похоже, что к тем, кто были с национальной символикой, БЧБ-флагами относились с особой жестокостью.

«Ну что? «Ганьба»? Бей его по яйцам!» – я слышал во время избиения кого- то.

Слышал, как какого-то парня били заставляя кричать «я люблю ОМОН!», «громче, сука!»

Били, заставляя кричать громче и громче, пока уже, наверно, во всех камерах не услышали.

Ночью привезли женщин. Позже я узнал, что 12-го женщины устраивали акции... Надо сказать, что женщин не били так жестко, но тоже били, некоторые плакали и кричали.

Вечером нас, обнадеженных, по шесть человек на выход. Нашей группе сказали, что мы с митинга на Серебрянке, хотя никто из нас не был там.

Нам сказал милиционер, что если подписываешь протокол – отпускают, если нет – остаешься ждать суда. Все, конечно, подписали «протоколы» не глядя.

Правда, на вопрос о причине задержания многие стали говорить правду, за что омоновцы стали избивать их, стоящих по приказу лицом к стенке, до тех пор, пока они не согласились на «Серебрянку», извинились за участие и пообещали больше не ходить. Далее нам с опущенной головой и руками сзади (как обычно) было приказано бежать вдоль каких-то заборов, остановиться в тени.

Один омоновец схватил мою бороду, достал нож и отпилил кусок бороды. Потом приказали всем лечь на землю, и каратели стали старательно бить дубинками нас по ногам и ягодицам.

Потом еще раз была проведена поучительная беседа, и нас опять поставили лицом к железному забору. Далее, прислонившись лбом к забору, в течение, наверное, часа мы должны были продвигаться вдоль забора по мере присоединения к нам других групп, прошедших те же экзекуции.

Двигаясь вдоль этого забора, мы подходим к выходу. На выходе сгорбленным и еле передвигающимся нам было сказано: «Давайте, мрази, быстрей, что вы, как утки, бегите в парк».

Действительно, когда у человека отбиты ноги, он ковыляет, и это вызывает у садистов веселье. Так, ранним утром, избитые люди, без паспортов, денег, телефонов, в порванной у многих и со следами крови одежде оказываются на окраине города.

Эта утренняя экзекуция, когда ты слышишь крики избиваемых людей, не понимаешь, что может ждать тебя в результате. Ты подписал какие-то бумаги, а тебя стали избивать, опять погружает людей в совершенно безумное состояние. Люди бегут куда-то в жутком страхе, как загнанные животные, некоторые убегают от ждущих их волонтеров.

Минут через 15-20 пребывания на свободе, мне кажется, я пришел в себя. Вообще, тем, кто выходит оттуда, очень нужна наша поддержка, попасть в среду нормальных человеческих людей.

За все время мне не представился ни один сотрудник, никто не объяснял никаких прав, за что я задержан или арестован, какой мой статус, куда и с какой целью меня везут, возможности позвонить родным тоже не было.

Несмотря на то, что я сразу сказал, что имею израильское гражданство, никакого антисемитизма не было».