«Говорили, как ненавидят Путина, потому что он послал их на эту войну»

В эфире Настоящего Времени Елена Чиченина рассказала о том, какими жители Бучи увидели российских военных в начале их вторжения, о том, как они себя вели и о чем говорили.

— Вы – свидетель того, что происходило в Буче с тех пор, как город был захвачен, до того, как вы оттуда уехали. Можете ли вы нам об этом рассказать?

— Я уехала 9 марта. Это было очень вовремя, это была первая официальная эвакуация, которую, как нам потом сказали, сорвали. Ужасов я не видела, но я их предчувствовала. И когда я увидела все эти фотографии, я ничего неожиданного для себя не увидела, к сожалению, потому что все к этому шло.

Я общалась с русскими военными несколько раз. И они, конечно, и нас, и соседей шокировали тем, что они старались очень по-доброму к нам относиться. Они были очень откровенны, откровенно рассказывали даже о каких-то не совсем тех вещах, о которых могут говорить военные, как по мне.

Они говорили о том, как они ненавидят Путина, потому что он послал их на эту войну, говорили, что на три дня, и в результате они сидят уже полторы недели, у них нет еды, им холодно, они не знают, что делать. Они не раз нам говорили, что они не понимают, что они здесь делают, какие их дальнейшие планы.

Эта ситуация была очень удивительна. Нам показалось, что они достаточно непрофессионально действуют, потому что даже обыск, который они делают, меня удивил. Я с одним военным пошла, чтобы он проверил подвал на наличие людей, военных, мужчин. Он его так проверял, что там вполне могли спрятаться люди и он бы их не нашел. Мне кажется, он тренировался по каким-то фильмам.

Дальше мы слышали их разговоры. Они явно были недовольны своим положением, они не знали, что им делать. Нам казалось, что, возможно, это наши медиа или наши военные преувеличивают, чтобы повысить боевой дух украинцев. Но, услышав их разговоры, я действительно услышала, что они без понятия, что вообще делать.

Они видят, что украинские военные постоянно бомбят их колонны. Это очень феерично и громко, и потом остается такая стена черного дыма. Они все это видели, они понимали, что они будут следующими. Это их злило. Их злило то, что у нас достаточно зажиточные города – это Буча и Ирпень. Не раз мы слышали телефонные разговоры.

Они говорили: «Посмотрите, у них есть и то, и то». И потом, когда я видела фотографии моих соседей и коллег, которые тоже живут в Буче, они уже начали показывать фотографии своих подъездов, своих домов...

Это, конечно, ужасно, когда приходит вторая армия в мире и даже не знает, как смывать в унитазе. Практически в каждой квартире, где они побывали, грязные унитазы. Это просто ужасно.

Поэтому сейчас в Украине некоторые к русским чувствуют ненависть, особенно те люди, которые пережили очень сложные моменты. И другая есть эмоция – это презрение. Потому что то, что они после себя оставили, – например, в моем подъезде они спали. Это беспорядок в квартирах, это грязь. С одной стороны, думается, что, может быть, они специально это сделали, чтобы нам нагадить. Но потом мы подумали, что они, наверное, так живут всегда. Ну что ж.

— Вы в своем тексте описываете то, как вы пошли забирать свою кошку и встретились с военными, которые вам порекомендовали спрятаться в подвале, потому что, как они сказали, «дальше здесь будет жарко». Но при этом ни в этот день, ни на следующий день бои не начались. О чем это говорит? О том, что они, вероятно, не получали сигналов от командования? Не получали приказов в течение некоторого времени?

— Нам показалось, что они просто не понимали. Они пришли и думали, что теоретически, как им казалось, здесь будет это и это. Но, по сути, никакого приказа, как нам показалось, они не получали. Когда мы их старались расспросить об их планах аккуратно: «А что будет сегодня? Чтобы мы знали – идти в подвал или не идти?»

Каждый раз они очень откровенно говорили, что они не в курсе, они не знают, они сами ждут какой-то команды. Какая будет команда – они не знают.

Я сейчас читаю какую-то военную аналитику с разборами их поведения в Киевской области, и очень часто говорится, что у русской армии большие проблемы с логистикой и коммуникацией. Мы это, наверное, и видели.

— У вас в тексте есть эпизод, где вы описывали, что они внимательно смотрели телефоны и отнимали их в случае, если могли заподозрить, что есть связь. А почему им было так важно, чтобы у людей не было этой связи?

— Чтобы люди не могли передавать их позиции. Ну это как минимум. Потому что еще в начале полномасштабного вторжения у нас появились специальные боты от военных, и очень часто говорили, что если вы видите русскую технику, российских военных, то, пожалуйста, фотографируйте и отправляйте на специальный бот. Мне кажется, что они это знали и искали, есть ли этот бот у человека в Telegram. Они смотрели галерею: что там за фотографии, что там за видео. И, конечно же, проверяли связь.

Мы на собственном опыте прочувствовали, насколько плохо, когда у тебя нет связи: ни интернета, ни СМС ты не можешь послать. Ты абсолютно ничего не знаешь. Это очень бьет по психике. Возможно, больше даже за другие какие-то факторы, потому что ты не знаешь: когда эвакуация, что вообще вокруг.

Может быть, всю Украину уже взяли. Может быть, наоборот, их выгнали, и они только в Буче сидят. Ты не знаешь абсолютно ничего. Поэтому, конечно же, люди без связи, без телефона – это еще более слабая мишень.

— У вас написано, что российские военные ожесточались с течением времени. Вы провели в Буче под оккупацией две недели. Как вы поняли, что они ожесточаются? Почему это происходило? Видели ли вы уже свидетельства убийств?

— Первые звоночки, знаете, это как про маньяков есть истории – все начинается с животных. У нас тоже так началось. Они только вошли – сразу же убили собаку, которая просто была на улице.

Мы даже спросили: «Почему вы убили собаку?» Они начали отрицать, хотя мы это видели. Тогда через пять дней после того, как они зашли, они уже начали целиться в людей. Соседка тоже говорила об этом. Она просто была во дворе, а они сидели на танках и начинали просто целиться.

Я шла по улице один раз, ехал танк. Я встала, чтобы он меня видел, чтобы не думал, что я прячусь, там было пять военных. И задний тоже начал в меня целиться. Это очень часто было. Я думаю, что просто потом они шли дальше и дальше.

Я думаю, что было несколько факторов. Главный фактор, мне кажется, – это все-таки пропаганда. Если восемь лет тебе рассказывают, что «украинцы – не люди, они нацисты, они хотят вас убить», потому что военный, с которым я общалась, был уверен, что Зеленский привез в Киев ядерные боеголовки, которые уже наготове и ждут запуска куда-то на Москву, наверное.

И вот они приехали освободить нас, как они думают, и защитить Россию от ядерной войны, которую начнет Зеленский. Они дальше просто видели, что их никто в Буче не ждет. Они поняли, что, по их мнению, нормальных людей здесь нет.

Вначале они все-таки были уверены, что каких-то русофобов 20% и они все в теробороне на войне, а вот люди, которые просто живут в домах, они нормальные, они ждут россиян. Потом оказалось, что никто никого не ждет.

Русские, мне кажется, были очень унижены, во-первых, отношением командования, потому что ты без нормальных указаний, без еды, тебе холодно, ты чувствуешь, что тебя обманули, потому что ты ехал на три-четыре дня, а ты здесь уже дольше, ты не знаешь, что делать. Я думаю, они и боялись.

На соседней улице была разбита колонна танков – это известные кадры, потому что очень эпичные. И эта колонна очень плохо выглядела, потому что там были вещи русских, и они просто были раскиданы по улице. Я могу себе представить, как они это восприняли. Это страх, это унижение.

И все эти эмоции, которые они сильно проживали, как мне кажется, полторы-две недели, привели к тому, что они стали так себя вести.