Горечь свободы

Страсть создавать себе кумиров и страсть их ниспровергать, страсть назначать ответственных за собственные неудачи и кричать им ату — все это яркие и обыкновенные черты политического младенчества народов. Сегодня мало кто помнит, что в 1991 г. рейтинг Бориса Ельцина был таким же, каким стал рейтинг Владимира Путина 10 с небольшим лет спустя. Зато рейтинг Ельцина в глазах россиян к тому моменту стал таким, каким был рейтинг Владимира Путина, когда Борис Ельцин заявил, что хочет видеть его своим преемником.

Не война в Чечне, не указ 1400 и бои в центре Москвы, не пристрастие к спиртному и не взбалмошные кадровые решения стали причиной столь резкой и страстной перемены в народном отношении к Ельцину. Все это мы довольно легко прощаем своим правителям. Причина заключалась в нашей собственной драме — драме нашей свободы.

В 1991 г. мы верили, что именно Ельцин будет тем тараном, с помощью которого мы освободимся от порядков престарелой коммунистической империи и выйдем на открытую дорогу свободы и процветания. Через 10 лет именно на него мы возложили всю ответственность за трудности и неудачи, которые испытали по пути из Египта.

Мы возложили на него вину за беспорядок и хаос послереволюционного десятилетия. Мы сами требовали свободы и суверенитета, но забыли об этом, как только обнаружили, что не можем свободой и суверенитетом распорядиться. Но особенно мы винили его за то, что он сам продолжал упорствовать и не хотел отказаться вместе с нами от прежних идеалов, не хотел “навести порядок”.

Потому что мы продолжали верить, что порядок — это не наша общая ответственность и забота, а дело Большого Дяди в Москве, которому мы уже готовы были в оплату за порядок вернуть полученную свободу.

Обывателю в каком-нибудь далеком российском городке начала 90-х и в голову не приходило, что порядок могут и должны навести сами жители городка. Он не выступал против директора, который крутил его зарплату на валютной бирже, против мэра, который продавал налево все, что мог, против молодчиков на рынках, позволявших торговать только тем, кто платил им дань. Он ругал Ельцина. Тем более что в отличие от всего остального это было абсолютно безопасным занятием.

Точно так же мы винили Ельцина в грабительской приватизации и клеймили его “олигархов”, потому что мало у кого в России доставало смелости показать пальцем на директора собственного завода, директора местного рынка или начальника милиции и сказать: “Вот вор”. Гораздо удобнее было называть ворами тех, кого мы видели только по телевизору.

Были ли у Бориса Ельцина ошибки? Да, разумеется. Но прежде чем говорить о них, надо признать и понять, что это были наши ошибки. Что это мы сами в своей стране устроили себе хаос и беспредел, извиняя себя тем, что нам не дали Цербера, который бы оградил нас от нас. Мы сами не могли и не умели навести порядок в своей стране, имея полную свободу делать это. Мы желали лучше отказаться от свободы и проклясть тех, кто нам ее дал.

А Борис Ельцин, которому в 1991 г. мы сами вручили в руки флаг нашей свободы, остался верен этому наказу и совершил свой подвиг до конца. Если угодно, он дал нам время, чтобы испытать горечь свободы. Хотя бы для того, чтобы мы были больше готовы к ней, когда она нам снова понадобится. Мир вашему праху, Борис Николаевич.