Галерея на огороде

Феликс Янушкевич — художник, который несколько лет назад, без сожаления выбросив в мусорку совсем исправные наручные часы, оставил столицу, чтобы насовсем перебраться в Раков, и с тех пор доказывает миру, что центр цивилизации всегда находился здесь. Как выяснилось, прямо у Феликса на огороде.

Все с грядок собирают урожай лука, капусты и картошки. У Янушкевича среди сельскохозяйственных культур выросла настоящая галерея. Он сам ее задумал, построил, по вещичке “раскопал” богатейшую музейную экспозицию, чтоб было что людям показать.

В Ракове не прижилось официальное название этого культурного объекта — Галерея Академии изобразительного искусства, которую Феликс и возглавляет. Называют по-родственному, без церемоний — галерея Янушкевича. Насмотревшись на картины художника, любовно собранные им керамические черепки и измятые бумаги, которые в другом доме давно бы пошли на растопку печи, местный люд раскумекал, что художник регулярно роется на свалке неспроста — культурный слой раскапывает.

Теперь, решив избавиться от какой-нибудь рухляди, народ сначала зовет на смотрины Феликса: “Может, найдешь что для своего музея?” Или сами тащат ему находки.

Галерея пополняется прямо на глазах. В день, когда мы приехали в Раков, Янушкевич вернулся с родительского собрания с неплохим “уловом”: немецкой вилкой времен Второй мировой войны в одной руке и деревянной колодкой для изготовления дамских туфелек — в другой.

О предназначении еще одного недавнего приобретения — приспособления, которому пока не нашлось места среди экспонатов, мы даже поспорили. По виду — мелкомасштабная гильотина. Может, овощерезка? Феликс этого и сам не знает, но посетители галереи большинством голосов признали: с помощью этого приспособления нарезали ломти хлеба. “Еще одно доказательство, что в Ракове всегда жили люди культурные”, — с гордостью потомка шляхетского рода замечает Феликс.

Раков — типичное довоенное приграничное местечко. Когда-то здесь был настоящий рай для контрабандистов: в Польшу везли тайными путями золото, меха, бриллианты, обратно — мануфактуру, наркотики, спирт. Раздолью пришел конец, когда НКВД после присоединения Западной Белоруссии к СССР решил выслать всех несознательных элементов по другому маршруту: Раков — ГУЛАГ.

Но местные жители другими не стали. Все у них по старинке: тот же жизненный уклад, те же масштабы, то же расположение улиц.

Раков, считает Феликс, спасло то, что в советские времена его статус понизили, сделав городок деревней. Вот почему здесь остались нетронутыми кладбища, не разрушали старые дома и не строили панельные “хрущевки”.

Перед самым рождением Янки Купалы здесь жили его родители. Известный еврейский литературовед Ура Финкель и композитор Грушвицкий, из всех партитур которого сохранились только две музыкальные фразы в виде эпитафии на надмогильной плите, тоже родом отсюда. Обо всем этом Феликс Янушкевич может рассказывать сутками и без остановки. Так что он теперь тоже местная достопримечательность — самый неутомимый экскурсовод.

У вещей в его музее нет табличек, зато у каждой — своя “биография”.

«Похороны последнего коммуниста»

Эту картину Феликса Янушкевича даже взяли на выставку белорусского искусства в те времена, когда коммунисты еще целиком и полностью были у власти. Устроители полагали, что сюжет навеян героическим подвигом членов компартии во время Великой Отечественной войны. Феликс их не разочаровывал.

— А это ведь факт совершенно реальный, — говорит он сейчас. — На картине изображена улица Друи — тупиковой точки Беларуси. За речкой — Латвия. Подъехать к местечку с белорусской стороны было вообще невозможно — все дороги обрывались за несколько километров. Прямо на центральной площади поселка росли тростниковые заросли. Сюда даже хлеб не привозили — местные жители перебирались на пароме в Латвию (тогда границы не было) и там покупали все необходимое. Работы не было. Постепенно местное население перебиралось в Латвию, а Друю заполонили цыгане. Такой мы ее и увидели, когда приехали в конце 80-х на этюды. Был серый день. И вдруг на пустынной улице стали появляться люди в фуфайках и штанах с пузырями на коленях. Потихоньку высовывались из своих домов и молча выстраивались у заборов. Я спрашиваю: “А что случилось?” “Это у нас хоронят последнего коммуниста”, — отвечают. Вот так, был еще Советский Союз и компартия не утратила свою силу, а коммунисты в Друе естественным образом вымерли. Символично. Я вернулся домой, взял кисть и зафиксировал биологическую смерть последнего из них.

Юрочка среди мадонн

Феликс показывает деревянную скульптуру, которая изрядно потускнела от времени:

— Эту мадонну семидесятилетний Петр Зелявский из деревни Слободка, что под Браславом, вырезал на могилу умершей жены. Овдовел и... дар открылся, как прорвало его. А вот мадонна колхозная, изготовленная в Ивенце: в одной руке у нее две свеклы, в другой — три. Не женщина — машина, работающая на благо общества. Такое представление о красоте навязывали Советы. Петр, видно, терпел-терпел, а под старость вызрел у него в душе протест. Он через свои деревянные скульптуры, которые разукрашивал яркой эмалью, пытался наладить контакт с духовным миром. Огород “засеял” религиозными “деятелями”: апостолы, Христос, Дева Мария… А поскольку жил он все же в советской стране, то на грудь Иисусу повесил табличку “Миру — мир”.

В самый разгул атеизма умудрился Зелявский организовать настоящее народное сопротивление — водрузил Спасителя на десятиметровый крест неподалеку от костела. Сняли Христа только после того, как дятлы продолбили его как раз в местах ран, нанесенных легионерами.

Это подвигло старика перейти в творчестве на новый материал — бетон. Чтобы ни один дятел не достучался. А растерзанную скульптуру забрал в галерею Янушкевич. Там же после смерти старика обитает и Юрочка — скульптура Георгия Победоносца. Восседает на коне среди мадонн. Мастер создал Юрочку в начале 1990-х. Кто мог тогда подумать, что придет на белорусский политический Олимп такой герой?

Урожайные грядки

Первым экспонатом янушкевичской коллекции ручной керамики, которую в Европе еще в XVIII веке заменили мануфактурной, стала пепельница в виде льва. Ее подарила Феликсу хозяйка одного из окрестных хуторов. Лев, правда, с виду больше напоминает пуделя (кто ж их, царей зверей, в Ракове-то видел?), но оттого функциональная вещь не теряет свою ценность. Феликс диссертацию защитил о том, что раковская керамика продолжает традиции китайских, а не европейских гончаров.

— Это уроженка Ракова Ганна Сангушка, жена одного из Радзивиллов, наладила выпуск керамики в Ракове, златотканых поясов — в Слуцке, обоев — в Кореличах, уречско-налибокского стекла, — рассказывает Феликс. — Весьма предприимчивая была женщина. А в раковском замке у нее, я сверял по инвентарным описям, была богатая коллекция китайской керамики. Думаю, и китайцев она привозила сюда, чтобы обучили наших технологии.

Диссертацию на тему «Раковско-ивенецкая керамика XVI — XX столетий» Феликс Янушкевич насобирал прямо на собственном огороде. Богатый урожай получился. Когда строили дом, раскопал 91 образец керамической плитки. “Тут три метра культурный слой! — уверяет Феликс и протягивает необычную керамическую кружку, совсем дырявую, предлагая: — Напейся — не облейся. Только до дна. В Беларуси так забавлялись в XVIII столетии. А Соломон тем, кто воду из такого сосуда проливал, приказывал головы отрубать”.

Вот и мне бы сразу отрубил. А Владимир Короткевич, рассказывает Феликс, с ходу догадался. И еще один электрик, который на экскурсию в галерею приходил, тоже. Просто физику в школе надо было учить, закон сообщающихся сосудов.

Раньше керамику XX столетия Феликс не собирал, потому что кувшинов этих было не счесть — у каждой раковской хозяйки. А сейчас стекло победило. Стеклянную банку и мыть легче, и крышкой накрыть можно. Но в этом случае Феликс цивилизацию не приветствует: “Кувшины — каждый со своим характером. Их не штамповали, руками делали”.

Всем свиньям назло

Самый крупный экспонат в музее — скульптура Адама Мицкевича. В полный рост стоит, как в Новогрудке. Это дипломная работа Валерьяна — брата Феликса.

Долгое время гипсовая форма находилась в музее Белорусской академии искусств. Потом попросили экспонат забрать, потому что места много занимает. Когда перевозили, пальцы одной руки скульптуры отломались. “Я Валерьяна упрашивал: “Залепи их”. У него все времени не находилось. А потом наждаком на своей руке те же пальцы стер. Судьба?” — рассуждает Феликс.

С Адамом Мицкевичем у братьев Янушкевичей отношения почти родственные. Их прапрадед Евстах Янушкевич был секретарем у поэта. А когда тот умер, в Париже издал первое Собрание сочинений Мицкевича на польском языке. Среди прочих семейных реликвий хранится подлинный дорожный секретер Адама Мицкевича! Маленькая изящная тумбочка в инкрустациях.

А старинная фисгармония перебралась в галерею из свинарника в деревне Выгоновичи. Свиньи ее изрядно погрызли. “Отреставрировать можно, — уверен Феликс. — Но я считаю, что и без того история фисгармонии закончилась оптимитичным аккордом: будем жить, если даже свиньи не могут справиться с цивилизацией, существовавшей в Раковском крае”.

Статья опубликована в еженедельнике «Салiдарнасць» от 4.06.2004