Фридман: Удар по российским аэродромам — это неприятная ситуация для Запада

— С наступлением зимы зазвучали мнения о весьма вероятном сценарии перехода к позиционной войне. Эксперты считают, что такой вариант лишит Украину эффекта перехваченной инициативы. Удары по стратегическим аэродромам России, находящимся в сотнях километров от украинской границы, ломают такой сценарий?

— Эти удары меняют ситуацию радикально. Если мы возьмет окопную, позиционную войну, то здесь нет новостного фона, не о чем сообщать. И в таком случае интерес к войне постепенно снижается. И возникает понимание, что такая война — это тупик, отсутствие продвижения с обеих сторон.

Я бы отметил, что среди американских экспертов бытуют разные мнения. Например, о том, что с наступлением холодов, подмерзанием почвы боевые действия активизируются.

На фронте сейчас происходят кровавые стычки, но ни одна из сторон не может похвастаться захваченными, отвовеванными территориями. И эти удары Украины меняют ситуацию, она снова перехватывает инициативу.

Об этом сразу же начинают писать. И это неприятные новости для России. Украинцы тем самым показывают: смотрите, на что мы способны, чего мы может достичь. Они обращают на себя внимание и могут расчитывать на большую поддержку.

Я наблюдаю за тем, что сейчас происходит в западных медиа и среди экспертов. Они сейчас находятся в состоянии растерянности, так как от украинцев никто не ожидал подобного. Такая же растерянность была после потопления крейсера «Москва», после удара по Крымскому мосту, после ухода российских войск из Херсона.

А с другой стороны заметно смятение: каким будет ответ России на эти удары? Ведь она должна на них ответить. Не приведет ли это к новому витку эскалации, к прямому столкновению России и НАТО?

Украина же здесь демонстрирует свою самостоятельность. Я не думаю, что эти акции были обязательно согласованы с Западом. Украинцы показывают, что они действуют самостоятельно и решительно.

Мол, вы можете на Западе говорить о том, где проходят красные линии, где нужно остановиться, что не допустить то или это. А мы ведем борьбу до последнего и не собираемся останавливаться.

Это такой сигнал западным политикам: выбирайте — либо поддерживайте нас, а мы показываем, что можем многого достигнуть и на самом деле победить, а если не поддержите, то мы все равно будем сражаться. И если мы из-за вашей нерешительности мы проиграем, то ответственность будет и на вас.

Это неприятная ситуация для Запада. И для России, которая должна ответить на это. Вчера она ответила, ракетный удар не был эффективным. При этом, тот факт, что они зимой бьют по объектам жизнеобеспечения, только усиливает абсолютно негативный образ России.

Ведь если российская армия среди зимы фактически ведет войну на уничтожение, то помогать украинцам в этой ситуации нужно без вариантов. Так что, если рассматривать эту историю с военной точки зрения, то эта игра Украины на обострение опасная, но выигрышная.

— А есть ли границы терпения у западных правительств в вопросах поддержки Украины?

— У Запада есть возможность повлиять на позицию украинскизх властей. Они могут усложнить жизнь и Зеленскому, и ВСУ, попытаться заставить пойти их на какие-то уступки — тем, что будет меньше финансовой помощи, военной, технической.

Но последнее слово здесь все равно будет за украинским военным и политическим руковдством. Зеленский уже показал, что для него Украина важнее собственной жизни. Он ведь не сбежал, остался в Киеве. Украинцы действительно сражаются до последнего. И таких людей вряд ли заставишь отказаться от своих принципов, пойти на переговоры с Путиным.

И в пользу этого я бы рассматривал именно эти последние акции. Вы нам угрожаете, показываете какие-то красные линии? Так вот вам ответ. Будем делать то, что посчитаем нужным. Будете нас поддерживать — хорошо. Нет — попробуем без вас.

Все это российское представление о том, что Зеленский и украинское правительство являются марионетками Запада, не соответствует действительности. Они действую самостоятельно, Украина — достаточно сложный партнер для Запада, это не марионетка.  

— О чем говорят метания президента Франции, который сначала говорит о необходимости гарантий безопасности для России, а потом поддерживает идею трибунала для Путина?

— Здесь в первую очередь речь идет о риторике. В данном случае есть внутриполитические причины для этого, абсолютно понятные. Противники Макрона говорят, что эта война наносит вред Европе, Франции, французской экономике.

Я бы не сказал даже, что это пророссийские настроения. Это скорее усталость от войны. Во Франции присутствует неприятное ощущение, что война может затронуть их, может затронуть Европу. Здесь есть люди, которые выступают против поставок оружия.

И Макрон должен на это реагировать, должен посылать сигнал этим людям, что их мнения услышано, что власти ставят не только на войну.

Кроме того, он видит себя европейским лидером, главным политиком сегодняшней Европы, самым опытным политиком. Он таким и является после ухода с поста канцлера Германии Ангелы Меркель.

У него большие амбиции, поэтому он и делает акцент на дипломатии, на своем предназначении — идти и договариваться с Путиным. Его миссия — спасти Украину и Европу. Поэтому и делаются такие риторические заявления.

И третий момент. Макрон пытается в своих действиях отличаться от политики США. Здесь традиционно достаточно силен антиамериканизм, франкоцентричность и, в определенной степени, европоцентричность. И поэтому ему необходимо показывать, что его политика отличается от политики Байдена или Великобритании.

Я бы не преувеличивал значение этой риторики. Макрон вынужден разным сегментам французского общества сказать то, что они желают услышать. Тем, кто желает услышать о скором конце войны, говорят о дипломатических инициативах, которые могут понравиться Путину, а тот, не исключено, согласится говорить, если российские интересы будут учтены.

Тех, кто занимает бескопромиссную позицию, уверяют, что Украина не останется без поддержки. Французкие интеллектулы, требующие справделивого наказания для военных преступников, слышат уверения, что все виновные будут наказаны. А националистам говорят, что французская армия не останется без оружия.

— Скандал вокруг российского телеканала «Дождь» закончился лишением его лицензии в Латвии. Как вы считаете, правильным ли было это решение? И закончилась ли эта история вот так, если бы канал вещал из Берлина или Парижа?

— Если бы канал размещался даже не в Париже или Берлине, а в Братиславе или Праге, то таких проблем у него бы не было. А для Латвии это, конечно, чрезвычайная ситуация. Эту историю нужно рассматривать с точки зрения внутриполитической ситуации в этой стране, и отношения Риги к войне в Украине.

Эту войну латвийское правительство, да и латвийская оппозиция, за исключением остатков пророссийских сил, рассматривают как свою. Каждая победа Украины здесь расценивается как своя. Здесь уверены, что сегодня украинцы защищают независимость и Латвии.

С точки зрения латвийских властей может быть только одна позиция — не против войны, а за Украину. А особенность «Дождя» как раз в том, что он не поддерживает Украину, а выступает против войны.

Понятно, что сотрудники «Дождя», как россияне, сочувствуют убитым и покалеченным российским солдатам. И когда они называют российскую армию нашей армией, то они действительно так это видят, так как они россияне.

Они стремятся переложить ответственность за войну все же на режим Путина. В их эфире не звучит критика поведения российского народа, его молчания, они критикуют политику российского президента и этой войны.

В Латвии, с ее отношением к войне и с определенной частью русскоязычного населения, которая симпатизирует Путину больше, чем некоторые пропутинские активисты в самой России, такая позиция «Дождя» воспринимается на ином эмоциональном уровне.

И поэтому в данных обстоятельствах у канала не было шансов в Латвии. Вспомним, когда зашел разговор о преследовании российских пропагандистских СМИ и ресурсов, то Латвия, Литва и Эстония были первыми в этом вопросе.

Ситуация неприятная. Ведь если мы говорим о свободе слова, правах человека, и посмотрим стратегически, то такой канал нужен, чтобы пытаться влиять на российское общество. И все же, катастрофы здесь нет. Да, есть финансовые издержки, но, если с точки зрения ЕС этот проект имеет смысл, ему могут помочь с релокацией и налаживанием работы на новом месте.