Независимые социологи при поддержке профсоюза медиков «Панацея» и фонда медицинской солидарности (ByMedSol) изучили ситуацию в беларусской медицине. Как бы ни пытался Минздрав доказать, что у него все под контролем, дела идут плохо.
В онлайн-опросе, который состоялся весной 2023 года, приняли участие 311 медработников. Выяснилось: большинство медиков вынужденно перерабатывают, сталкиваются с принуждением и давлением. Ни условия труда, ни полученная в итоге зарплата специалистов не удовлетворяет (при этом мужчины получают больше женщин).
Руководство медучреждений пытается решить нехватку кадров за счет усиленной эксплуатации оставшихся медработников. Но эффект вовсе не тот: усталость врачей растут, престиж специальности падает...
Итоги исследования, настроения медиков, находящихся в Беларуси, и перспективы для врачей и пациентов, если ситуация не улучшится, Филин обсудил с координатором Фонда медицинской солидарности, врачом-эндоскопистом Лидией Тарасенко и профсоюзным активистом, врачом-гинекологом Станиславом Соловьем.
Почему беларусские врачи регулярно перерабатывают?
— Многие беларусы, да и я сама долгое время не осознавала наличие проблем, о которых говорится в отчете, — признается «Филину» Лидия Тарасенко. — То есть, да, все плохо, но как-то привычно плохо. Большинству людей, и медиков, и не-медиков, не казалось странным, что рабочий день врача бывает по 32 часа подряд (что прямо запрещено законом — Ф.), и это не экстренная ситуация, связанная с ЧП или войной, а так было всегда.
Многие считают: «ты врач, ты обязан». Но вот вы к водителю в автобус садитесь, если он проехал за рулем хотя бы 20 часов подряд? Нет. А к хирургу на стол почему-то без вопросов.
И дело не в том, что беларусы какие-то глупые, просто работая в этой системе, ты не понимал: это не ты «не такой», а созданная вокруг обстановка. Хорошо, что медики начали об этом говорить.
После 2020-го наблюдается мрачная статистика оттока специалистов. А каковы настроения у оставшихся медиков, многие ли сидят на чемоданах?
— Издалека сказать об этом довольно сложно. Я заканчивала университет в 2008 году, и уже тогда очень многие подумывали, получив диплом и отработав распределение, уехать из страны.
Мне кажется (хотя и не готова поспорить), что людей, желающих уехать, стало еще больше. Но назвать какие-то точные проценты я не могу: даже будучи в стране и погруженным в среду, понимаешь, что твои личные ощущения часто не соответствуют объективной картине. И было бы очень неплохо посчитать: если каждый год примерно 2,5 тысячи людей заканчивают медицинские вузы страны — сколько уехало через год, пять, десять?
— Что касается меня — поскольку исследование было в работе больше года, общую картину представлял, но все же удивлен тем, насколько большой процент людей указывает на переработки, — продолжает в беседе с «Филином» Станислав Соловей. — Было открытием то, что многие вещи до сих пор не воспринимаются как переработка — дозаполнение документов в нерабочее время, ответы на рабочие звонки во время отпуска. Даже «варясь» в теме, не до конца понимал, насколько это укоренилось.
Среди причин, которые выявили социологи в ходе опроса — элементы группового давления, мол, все так работают. Также, к сожалению, сильно прослеживается финансовый интерес.
Старая шутка обо всей медицине, что на ставку есть нечего, а на две некогда, и приходится работать на 1,5 — это действительность. То есть, одна из основных причин переработки — низкие зарплаты.
И это очень выгодно властям. Врачей не хватает, поэтому их ставят в такие условия, когда час твоей работы стоит все меньше, в итоге приходится работать больше, чтобы просто выжить.
Чем объяснить гендерную дискриминацию специалистов?
Важный аспект исследования — гендерный. Мужчины-врачи, как правило, работают больше, а женщины — интенсивнее, и чаще сталкиваются с давлением, при этом зарабатывают на 36% меньше.
— Очень надеюсь, что получится провести углубленный анализ по гендерной проблематике, потому что теперешнее исследование не отвечает на большинство вопросов, лишь подсвечивает проблемы, и на его основании можно «копать» в конкретных направлениях, — говорит Станислав Соловей. —Гендерная дискриминация, к сожалению, была всегда, что иллюстрирует грубое выражение «и не женщина, и не хирург» о женщинах в хирургии.
Она была даже на бытовом уровне. Но я удивлен таким большим разрывом в зарплате.
— Летом была показательная история с квотами для анестезиологов и хирургов (парней на эти специальности медуниверситет планировал набрать вдвое больше, чем девушек). И ответ чиновницы Минздрава, что «хирургические специальности — удел мужчин»… Это же несправедливо и ненормально.
— Ничего нормального, на мой взгляд, в Минздраве давно не осталось, — горячится Соловей. — Они дали шедевральный ответ на вопрос, почему так: а потому что мы можем! Как дойдут руки, сделаем еще один запрос в Совмин, чтобы они прокомментировали, что говорит юридическая норма — потому что формально это прямое, лобовое нарушение закона, которое только можно придумать. Впрочем, мы же знаем, что в стране не до законов.
— Мне кажется, тут есть очевидный ответ, — продолжает Лидия Тарасенко. — Эти люди становятся все ближе к феодализму. Логика человека, который живет в 21 веке и развивается в сторону человечности, действительно это отвергает, и происходящее кажется непонятным.
А если мы перенесемся в средневековье и посмотрим из феодального мировоззрения, все становится вполне логичным: слабый подвергается естественному отбору, стариков отправляют в лес умирать, рожают в борозде и нужно ежедневно бороться с врагами, которые атакуют твой хлев и пытаются увести корову… В голове такого человека женщины – ближе к товару, чем к человеку. Какая хирургия? Скажите спасибо, что вас на костре не сожгли. Пока.
Станислав Соловей видит еще одно объяснение узаконенной беларусским Минздравом гендреной дискриминации хирургов. По его мнению, возможно, речь о попытке еще больше «привязать» мужчин-врачей на более дефицитной специальности, минимизировав уход в декрет и связанное с этим временное выпадение женщин-хирургов и анестезиологов.
Беларусская медицина деградирует?
Вопрос с дефицитом кадров в медицине власти решают привычным для себя образом: Лукашенко потребовал «прекратить вольницу» в отработке целевиков. Пять лет под угрозой гигантских штрафов обязаны отработать и выпускники ординатуры.
Сомнительно, что подобные крепостные практики увеличат количество желающих остаться работать в Беларуси. Что ждет медицинскую сферу и пациентов, если ситуация не улучшится?
— Сейчас те, кто поступает в мед на педиатрию, имеют 80% вероятности попасть на «целевое» и пятилетнюю отработку, но это не уменьшит количество выпускников — желающих пойти в медицину всегда немало, так что студентов будут набирать, — говорит Станислав Соловей. — Вопрос в том, что лучшие из них, самые умные и мотивированные, поедут в Польшу. Или, в конце концов, в Россию, где могут заплатить деньги, получить медицинский диплом и вернуться в Беларусь работать нормально, не рабом, идущим, куда прикажут.
То есть, в Беларуси мы получим снижение качества выпускаемых специалистов.
Еще момент. Когда у тебя 5 лет отработки, ординатура и еще 5 лет, ты работаешь по принципу: а что вы мне сделаете, все равно ведь не уволите? Исчезает мотивация людей развиваться, качественно работать.
Если сейчас два года распределения воспринимаются, как набраться опыта и поехать дальше, ты дежуришь сутками и работаешь за восьмерых, чтобы иметь преимущества при переезде в столицу или в условную Польшу, то какой смысл стараться, если семь или десять лет ты все равно останешься на одном месте?
Станислав Соловей отмечает, что отток специалистов уже негативно сказался на качестве беларусской медицины. Чтобы сохранять иллюзию ее доступности, к операциям допускают едва ли ни вчерашних выпускников.
А во многих районах узких специалистов уже просто нет (в Калинковичах три года не было онколога). Власти нашли «гениальное решение»: сократить курсы переподготовки по ряду специальностей. Если раньше для смены специальности нужно было учиться четыре месяца, что и так очень мало, то теперь можно и месяц.
При этом начать работу по новому профилю врач может за полгода до того, как пойдет на этой месячный курс. А может ли терапевт за месяц стать эндокринологом? Ответ очевиден, хотя и не для Минздрава.
Собеседник подытоживает: «Качество будут пытаться поддерживать в крупных клиниках типа РНПЦ, показывать, мол, смотрите, мы пересаживаем почки, — при этом в районах будет проблемой сделать стандартную операцию.
И если до 2020-го многое держалось на энтузиастах, сейчас мы в самом деле стремительно катимся в средневековье».
Читайте еще
Избранное