Европа переключает скорости

После ирландского референдума Европа обречена на столкновение двух стратегий. Первая предполагает сохранение Лиссабонского договора и дальнейшее движение по пути Соединенных Штатов Европы . Вторая – фактическое разделение ЕС на группы стран, находящихся на разных уровнях интеграции, от теснейшего политического союза до ассоциированного членства.

Президента Франции Никола Саркози в его стране часто называют «гиперпрезидентом», намекая на чрезвычайную активность этого человека. Не всегда конструктивную – иначе его популярность за год с небольшим правления, наверное, не упала бы так сильно. С начала июля Саркози – фактически двойной президент: Франция до конца этого года является председателем Европейского союза. В должности руководителя ЕС французский лидер уже успел «отметиться» двумя неоднозначными шагами.

Одним из них стал прошедший в Париже помпезный саммит 43 государств Европы, Северной Африки и Ближнего Востока, на котором было объявлено о создании Средиземноморского союза. Цели у новой организации самые благие: поддержание мира, укрепление экономических связей в регионе Средиземноморья, решение социальных проблем, борьба с нелегальной иммиграцией... Не очень понятно, правда, как Средиземноморский союз будет взаимодействовать с Европейским. В частности, в том, что касается проблемы иммиграции, на которую у стран ЕС, ужесточающих свое законодательство в этой области, и их африканских и ближневосточных партнеров явно неодинаковые взгляды.

Другая инициатива Никола Саркози касается непростой ситуации, возникшей в Евросоюзе после того, как Ирландия на недавнем референдуме отвергла проект Лиссабонского договора. Это соглашение предусматривает определенную централизацию союзных институтов – за счет полномочий отдельных государств. Саркози считает, что ирландцам стоит крепко подумать и проголосовать снова – на сей раз, видимо, так, «как надо». Правда, съездив в Ирландию, Саркози перестал высказываться столь категорично, но по-прежнему полагает, что до тех пор, пока вопрос о внутреннем устройстве ЕС, то бишь о Лиссабонском договоре, не будет решен, союз должен ввести мораторий на дальнейшее расширение. Сами ирландцы, кстати, голосовать повторно не желают: по данным последнего опроса, более 70% жителей страны отвергли эту идею.

Как и во многих других случаях, проблемы ЕС служат европейским политикам для решения собственных внутриполитических вопросов.

Связывая судьбу Лиссабонского договора с перспективами расширения ЕС, Саркози явно стремится восстановить свою популярность – ведь французское общество относится к числу наиболее скептически настроенных по отношению к приему в Евросоюз новых членов

На националистической струне играет и президент Польши Лех Качиньский, заявлявший о своем нежелании подписывать Лиссабонский договор, уже ратифицированный польским парламентом. «Гиперактивный» Саркози, правда, сумел вроде бы переубедить польского коллегу, но Качиньский известен тем, что его настроения изменчивы, как погода в апреле – особенно когда дело касается ЕС… Президент Чехии Вацлав Клаус, давний евроскептик, отметил ирландский провал договора торжествующим комментарием. Кстати, Чехия, как и Германия, отложила вопрос о ратификации Лиссабонского соглашения до тех пор, пока конституционный суд страны не вынесет вердикт о соответствии некоторых положений договора национальному законодательству.

Похоже, злополучный документ, с большой помпой подписанный лидерами стран ЕС несколько месяцев назад, стал нелюбимым ребенком Европы, и вопрос о его выживании остается открытым. Повторяется ситуация 2005 года, когда в европейских столицах заговорили о кризисе ЕС – после того, как на референдумах во Франции и Нидерландах был отвергнут проект Евроконституции, более объемной и подробной предшественницы «Лиссабона». Еврофедерализм, стремление создать Соединенные Штаты Европы, получившее сильный импульс в благополучные для ЕС 90-е годы, потерпел очередное болезненное поражение.

В Брюсселе многие понимают, что если бы референдум по Лиссабонскому договору проводился не в одной Ирландии, документ «прокатили» бы и во многих других странах. И дело тут не только в том, что европейская элита оторвана от простых граждан, которым, к тому же, свои национальные «рубашки» куда ближе к телу, чем общеевропейская. Есть и более прозаичная причина: европейцы сознают, что пользоваться преимуществами, которые несет ЕС, – единым рынком труда и капиталов, отсутствием внутренних границ и т. д. – можно и без создания гипотетических СШЕ.

Как раз Ирландия – очень яркий тому пример: это страна, экономические успехи которой в значительной степени связаны с пребыванием в Евросоюзе. В то же время, с социально-психологической точки зрения, консервативная католическая Ирландия стоит несколько особняком в либеральной секуляризованной Европе и опасается, что дальнейшая интеграция могла бы привести к размыванию основ национального образа жизни, которым большинство ирландцев дорожит. В чем-то созвучны ирландским возражения евроскептиков на другом конце Европы – в Польше, тоже, кстати, немало получившей от ЕС в последние годы.

Похоже, после ирландского референдума Европа обречена на столкновение двух стратегий. Первая предполагает сохранение Лиссабонского договора – ирландское препятствие при этом предлагается обойти с помощью какого-либо хитрого финта. (Одну такую уловку уже предложил министр иностранных дел ФРГ Франк-Вальтер Штайнмайер, заявивший, что Ирландия могла бы временно приостановить свое членство в ЕС и попроситься обратно, когда Лиссабонский договор будет ратифицирован остальными 26 членами союза и вступит в силу). Сторонники этой стратегии, однако, не учитывают, что одной Ирландией дело не исчерпывается. Совершенно не факт, что «Лиссабон» будет ратифицирован парламентом Чехии, где немало последователей президента Клауса. По-прежнему неясна позиция польского президента Качиньского. Наконец, в Великобритании, по данным опросов, консерваторы – убежденные евроскептики – опережают правящих лейбористов с таким отрывом, что почти наверняка победят на выборах, которые состоятся не позднее 2010 года. А лидер тори Дэвид Камерон уже заявил, что в случае если Лиссабонский договор к тому времени все же вступит в силу, его партия «этого так не оставит». Нетрудно понять, что усилия консерваторов могут увенчаться только одним – выходом Британии из соглашения.

Вторая стратегия существует в Европе уже давно и становится предметом дискуссий каждый раз, когда центростремительные тенденции в ЕС ослабевают. Это так называемая «Европа разных скоростей», т. е. фактическое разделение Евросоюза на группы стран, находящихся на разных уровнях интеграции, от теснейшего политического союза до ассоциированного членства. В Брюсселе говорить о «разных скоростях» немодно, там отдают предпочтение одновременной интеграции всех членов Евросоюза. Однако де-факто «Европа разных скоростей» уже существует. В зону хождения евро входят 15 стран ЕС из 27. В Шенгенской зоне – 25 членов союза (кроме Румынии и Болгарии) и две страны, не вступившие в ЕС (Исландия и Норвегия). 23 страны Евросоюза одновременно являются членами НАТО, четыре (Австрия, Ирландия, Финляндия и Швеция) – нет. Кроме того, в Европе действуют разнообразные региональные организации (Центральноевропейская инициатива, Вышеградская четверка и др.), объединяющие как страны Евросоюза, так и государства, в него не входящие. (Упоминавшийся выше Средиземноморский союз – наиболее свежий пример такого рода).

Пожалуй, главным недостатком обеих стратегий является то, что они рассчитаны на реализацию «сверху», сознательное и целенаправленное осуществление по всеобщему согласию. Между тем, как показывает история с Лиссабонским договором, «переключение скоростей» в Европе происходит спонтанно «снизу», и с этим евроэлите неизбежно придется считаться.

Европейская интеграция оказывается проектом, рассчитанным на постепенное и неравномерное продвижение вперед, хотя еще лет пять назад казалось, что Европа семимильными шагами движется в сторону СШЕ, а то, глядишь, и некой Евроимперии.

Ничего катастрофического в крахе федералистской мечты нет, поскольку главными несущими конструкциями ЕС остаются как раз соглашения, касающиеся практических вещей – экономики, финансов, социальной защиты, миграции и т. д. А эти соглашения работают вполне успешно – если, конечно, не считать признаков глобального экономического спада, которые начинают все сильнее ощущаться в Европе. (Наиболее тревожное положение складывается в испанской, голландской и португальской экономиках; сгущаются тучи и над некоторыми странами Восточной Европы).

Вопреки центробежным тенденциям, которые олицетворяют результаты ирландского референдума, понемногу происходит унификация европейской внешней политики. Последствия раскола между «старой» и «новой» Европой по поводу войны в Ираке в основном устранены. Европейцы научились согласовывать позиции по отношению к важнейшим зарубежным партнерам – примером здесь может служить подготовка к переговорам о новом партнерском соглашении с Россией. «Единство в многообразии» остается неофициальным лозунгом Европы, и перипетии вокруг Лиссабонского договора приведут лишь к некоторому смещению акцентов в сторону многообразия.