«Это, условно говоря, не Фидель Кастро, а режим Батисты на Кубе. Его задача — выжить, продержаться какое-то время»

Из последнего – в Беларуси ликвидируют общественную организацию «Радислава», которая помогает женщинам, пострадавшим от домашнего насилия. Судебное заседание состоится в Мингорсуде 9 марта, и вряд ли кто-то сомневается в его итоге. Плюс к тому, напомним, экс-главу «Радиславы», политзаключенную Ольгу Горбунову, обвинили в организации протестных женских маршей — активистка находится в СИЗО с ноября 2021 года.

Кто первый начал

Практика публичных извинений перед властями за проступки, неосторожные слова, реальные или надуманные преступления против государства, в современной истории широко применяется с 2015 года.

«Родиной» подобных видеосюжетов стала Чечня — их поставил на поток телеканал «Грозный». Записанные под давлением, угрозами или даже пытками извинения чеченцев лично перед Рамзаном Кадыровым появлялись столь часто, что стали грустным мемом.

Вскоре пример переняли на Северном Кавказе (и не только), где, по подсчетам правозащитников, только за 2020 год подобных сюжетов было записано более 50. О своей неправоте, неверных словах и поступках на видеозаписях говорили популярные блогеры и медиаперсоны, участники протестов, чиновники, политики.

В 2020 году эстафету публичных покаяний охотно подхватили и белорусские силовики, увидевшие в таких записях большой пропагандистский потенциал по дискредитации протестов против фальсификации на президентских выборах.

Несмотря на реакцию международного медиасообщества (к примеру, именно за соучастие в распространении «признаний», полученных под давлением и угрозой насилия, Белтелерадиокомпания лишилась членства в Европейском вещательном союзе), запись таких сюжетов не прекратилась, только теперь они появляются в первую очередь в сети в каналах силовых ведомств и пропагандистов.

Временами эффект от публикации «покаянных» видео оказывается прямо противоположным тому, что задумывали «режиссеры» — вспомним мемы о хлопотном дельце и помидорах со сметаной, или попытки выставить в неприглядном свете сексуальную ориентацию задержанных, спровоцировавшие не всплеск гомофобии, а напротив, волну солидарности.

И тем не менее, в представлении силовиков такая мера остается действенным способом борьбы с инакомыслием. Юристы же видят в этом тренде тревожный знак: в решении конфликта общества и государства все меньше используется закон или хотя бы его видимость, и все больше утверждается правота «по понятиям».

Профессор, доктор психологии Владимир Янчук, впрочем, считает, что бесконечная эскалация страха и тактика бомбардировки сознания официозными СМИ с течением времени становится все менее действенной.

— Принужденные покаяния задержанных также неэффективны и вызывают у многих людей сочувствие и чувство брезгливости к принудителям. Скорее они адресованы самим создателям, — отмечает эксперт. — Для меня это косвенный индикатор того, что чувство неуверенности и страхи за последствия у провластных структур достаточно велики.

Да и главное лицо никак не преодолеет свои страхи пост-2020-го травматического синдрома, о чем свидетельствует и недавнее послание. Тут очевидно речь идет о самоубеждении себя в том, что выборы выиграны. На самом деле, эта мантра свидетельствует об обратном. Как говорится, если уверен, то чего все время возвращаешься к теме?

Насилие как норма

Запись «покаянных видео» и преследование не только оппонентов режима, но и их родных, «выдавливание» из страны независимых журналистов и правозащитников, усиление языка вражды, аресты нелояльных на территории соседнего государства, угрозы отобрать имущество и лишать гражданство — все это началось не вчера и даже не в 2020-м.

Как отметил в недавнем интервью «Филину» глава Белорусского Хельсинкского комитета Олег Гулак, подобная силовая, репрессивная логика в принципе характерна для авторитарных систем, независимо от национального и этнического фактора.

И вот тут вновь хочется вернуться к делу о ликвидации «Радиславы» и более глубокой общности режимов — не только политической, но и личностной.

В Беларуси очень долго муссировался законопроект, направленный на защиту жертв домашнего насилия. Общественное объединение «Радислава», создавшее шелтер, в котором от агрессоров смогли укрыться сотни женщин и детей, горячо поддерживало эту инициативу — между прочим, как и сотрудники МВД, непосредственно работающие с этой темой — многие участковые, инспекторы по делам несовершеннолетних говорили о том, насколько облегчит и упорядочит их работу подобный закон.

Но в 2018-м законопроект о противодействии домашнему насилию «зарубили», причем на самом верху. Лукашенко жестко раскритиковал инициативу, заявив: «Все это дурь, взятая прежде всего с Запада», а «мы будем исходить исключительно из собственных интересов, наших белорусских, славянских традиций и нашего жизненного опыта». И тут же поделился этим самым опытом, в частности, про хороший ремень, который «иногда полезен для ребенка».

«Отвернуть щенку голову» (про конфликт учительницы и школьника в Гомеле в 2019 году), «у нас конституция не под женщину», «призвание женщины — украшать мир» и множество других дискриминационных оговорок — где случайных, где намеренных — раз за разом показывают, что белорусский правитель сам себя считает хозяином в доме, как на уровне семьи, так и в масштабах всей страны, и образ «батьки», давно утративший актуальность, ему чрезвычайно нравится.

В сегодняшней картине мира белорусских властей агрессия, насилие — неотъемлемая часть жизни и самая эффективная мера борьбы с нелояльностью, мол, по-другому не понимают.

— Эта картина, действительно, напоминает ситуацию бытового насилия, — говорит «Филину» минская психолог Ирина (имя героини изменено из соображений безопасности), которая в качестве волонтера оказывала помощь участникам протестов. — Только под домашним насилием понимают повторяющиеся циклы физического, сексуального, психологического, эмоционального или экономического давления по отношению к близким с целью обретения над ними власти и контроля, а мы наблюдаем то же самое в масштабах страны.

Стремление выбить почву из-под ног оппонентов, лишить его поддержки, унизить, запугать, вызвать устойчивое чувство зависимости от государства, выученной беспомощности — а, значит, уничтожить десятки и сотни общественных организаций, от экологов и зоозащитников до хосписов и гендерных инициатив — выглядит в этой схеме хоть и циничным, но логичным и понятным шагом.

Однако даже агрессору, отмечает специалист, необходимо как-то оправдать свои действия — и вот мы уже имеем поиски «корней геноцида» в прошлом, государственную идеологию как основу демократии и «традиционные нравственные ценности» — как мерило общественных норм.

Недавно в России муниципальный депутат Илья Яшин запустил петицию с призывом отправить в отставку главу Чечни Рамзана Кадырова. За сутки набралось свыше 40 тысяч подписей. Ход цивилизованный, но примерно столь же действенный, как выразить глубокую озабоченность в ситуации, когда звучат публичные угрозы власть имущих отрезать головы журналистам и правозащитникам.

В Беларуси такие призывы не звучат. Пока. Пока пропагандисты и силовики «всего лишь» требуют лишать «беглых» и нелояльных режиму — имущества, права голоса, гражданства. Но как скоро эти заявления трансформируются в призывы «валить высокие деревья» и физически уничтожать инакомыслящих, как это происходило в эфире руандийского «Радио тысячи холмов»?

Камо грядеши

Является ли ужесточение репрессий в Беларуси естественным процессом или копированием чеченской модели, и к чему приведет такая политика внутри и вовне страны? Политолог Сергей Богдан сказал «Филину», что не стоит излишне драматизировать нынешние события, хотя и называет их безусловно негативным итогом почти 30-летнего функционирования закрытой политической системы.

— За это время значительная доля оправдания своих действий перешла в репрессии, — говорит эксперт. — Могло ли быть иначе? Думаю, что могло, и что власти рассматривали вариант легитимации через большую открытость политической системы, вероятнее всего, в 2015-2018 годах, когда было сделано немало шагов в этом направлении.

По мнению политолога, термин «кадыризация» не вполне верно отражает суть белорусских процессов и является значительным преувеличением, как и риторические сравнения оппонентами друг друга с немецко-фашистскими оккупационными властями.

— При всей отвратительности некоторых действий, это не повод сравнивать их с геноцидом, Холокостом и деятельностью немецкого гестапо. Так и сравнение с Кадыровым некорректно — масштабы и интенсивность репрессий, количество жертв, тех, кто пропал или погиб по неизвестным причинам, в Чечне, которая в несколько раз меньше Беларуси, значительно больше. То есть, в Чечне фактически с конца 90-х продолжается полноценный полицейский террор.

Белорусская политическая модель также во многом сделала ставку на репрессии. Но белорусские органы безопасности уже довольно давно недофинансировались, подготовка кадров была минимальной, из-за чего в ряде случаев наблюдался элементарный непрофессионализм и диспропорциональное применение насилия.

— Режим Лукашенко нельзя переоценивать, — подчеркивает политолог. — Его не нужно сравнивать с некими идейными проектами или даже с остатками Советского Союза. Это режим третьего мира, государства, в котором хронически недофинансируются ключевые направления, а демонстрация заменяет реальные действия. Это, условно говоря, не Фидель Кастро, а режим Батисты на Кубе, вся его задача — выжить, продержаться какое-то время.

Какие перспективы у белорусской «стабильности на штыках» и может ли она трансформироваться самостоятельно, как когда-то, в начале 1960-х, это произошло с иранским режимом?

— Есть множество вариантов, как подобные режимы переживали политические кризисы и после могли успешно перестраиваться, — говорит Сергей Богдан. — Сама по себе возможность «откатить» насилие в условиях продолжающегося политического кризиса в Беларуси есть. Но проблема в том, что этот кризис происходит не в вакууме, а в условиях текущего политического контекста, в том числе международного.

Внутри Беларуси можно как закрутить гайки еще сильнее, так и ослабить их. Но в результате многочисленных действий, призванных «свалить» режим, очень сильно изменилась стратегическая ситуация, и теперь мы имеем дело с сильно возросшим военным присутствием России.

Оно продолжает наращиваться, конца процесса не видно, и хотя, опять же, не нужно бросаться громкими словами и называть это оккупацией, но это прямое военное присутствие, которое сложно было себе представить до выборов 2020 года.

Эти события «открутить» назад уже очень сложно — вспомните, например, сколько потребовалось на вывод сирийских войск из Ливана: зашли они в страну в 1976-м, а вышли только в 2005-м и под сильным давлением.

Не менее сложно «откатить» включенность Беларуси в военно-стратегические планы России в регионе. И, пожалуй, еще хуже ситуация с политэкономической базой, разорванными транзитными и торговыми потоками, логистическими, транспортными, даже социальными связями с балтийскими странами, Польшей, Украиной — эти связи складывались столетиями, а сейчас из Беларуси можно выехать, в основном, только через Россию.