К 1939 году в мире не было практически никаких сил, которые могли бы по-настоящему противостоять приближавшейся войне. Вроде бы никто не хотел воевать, но потом выяснилось, что на самом-то деле много кто хочет, и уже даже воюет, и как их остановить?
Эйдельман: «Чтобы оградить мир от очередной войны, надо или «выражать озабоченность» и идти на уступки людоеду, или ввязываться в войну»
Историк — о том, почему начинаются войны.
— Снова и снова мысленно обращаюсь к тем двум десятилетиям, которые прошли между Первой и Второй мировыми войнами, — пишет Тамара Эйдельман. — Как же старательно человечество зализывало раны, как люди верили в то, что они больше никогда, никогда не пойдут на поводу у политиков, что никогда больше не ввяжутся в дикую кровавую авантюру…
Увы…
В тридцатые годы все усиленно боролись за мир. Политики самых разных стран только и занимались тем, что говорили о необходимости заключения договоров, о миролюбии, о разоружении. СССР предлагал систему коллективной безопасности, Лига Наций стремилась выполнять свою важнейшую функцию и обеспечивать сотрудничество входивших в нее государств.
Все это не помешало Японии напасть на Китай уже в начале 30-х годов и дальше, задолго до формального начала Второй мировой, творить там ужасающие вещи.
Это не помешало Муссолини начать борьбу за создание итальянской империи в Средиземноморье и в Африке — и обрушиться на Эфиопию, с использованием авиации и отравляющих газов.
Это не помешало Испании погрузиться в кровавую гражданскую войну — а Италии, Германии и СССР помогать противоборствовавшим сторонам и присылать им оружие.
Хуже того, желание сохранить мир превратилось в стремление «умиротворить агрессора» и привело великие державы к позорным сделкам, уступкам Гитлеру, предательству своих союзников. Общая склонность к авторитаризму проявлялась даже в демократических государствах, поэтому мало кого смущали переговоры с Муссолини, Гитлером — или Сталиным — ну да, эти правители не очень вписывались в систему европейских ценностей, но, может быть, это не так страшно?
Проблема, не потерявшая актуальность до сегодняшнего дня — против лома нет приема. Пока все готовы сидеть на международных форумах, соблюдать правила приличия, о чем-то договариваться, то вроде бы дела идут хорошо.
Но как только какой-то международный бандит перестает следовать тщательно разработанным правилам, то… То что? Можно его пожурить и выразить обеспокоенность. Можно попытаться пойти с ним на переговоры — а это, естественно, означает необходимость каких-то уступок. Ну, а как же иначе? Сейчас мы уступим, а потом он. Или нет?
А если бандит не уступает — как обычно и происходит, то приходится выбирать — воевать с ним или продолжать цепляться за мир. И это страшный, жуткий, мучительный выбор. Потому что воевать действительно никто не хочет, потому что еще не зажили раны прежней войны, потому что любой политик, призывающий к войне, становится непопулярным. И этим пользуется противоположная сторона.
А если не идти на переговоры, значит, наносить удар, отправлять своих людей на гибель, ввязываться в войну, чтобы остановить войну.
Вот проблема, не решенная до сих пор — чтобы не было войны, надо договариваться, а если договариваться не получается, то приходится воевать. Результат в любом случае — война.
Думая о том, каким образом можно было оградить сегодняшний мир от очередной войны, я снова упираюсь в эту же проблему — или «выражать озабоченность» и идти на уступки людоеду, или ввязываться в войну. Есть какой-то изъян в этой ущербной логике, который человечество никак не может выявить и исправить. Должен быть другой вариант, другие способы обеспечения мира.
Читайте еще
Избранное