Джеймс Франко: «Вся моя жизнь нервная, шизофреничная»

В прокат вышел новый фантастический фильм «Восстание планеты обезьян». В преддверии премьеры актер Джеймс Франко рассказал о съемках, учебе и любимой бабушке, а также о том, как воровал... духи

Как ему удается все сразу? Поучиться в Колумбийском университете, поступить в Йель, самому начать преподавать киномонтаж в частном колледже... А еще он играет в театре, рисует, пишет стихи, а главное — много снимается.

Мировая известность пришла к нему с ролью отпрыска главного злодея в фильме «Человек-паук». Как ни странно, настоящий успех в кино для Джеймса начался тогда, когда он вернулся к учебе. Среди его работ последних лет «Ананасовый экспресс», «Харви Милк», «Ешь, молись, люби» и, конечно же, «127 часов», которая принесла ему массу премий и номинаций, в том числе и на «Золотой глобус» и «Оскар». Его герой из «Восстания планеты обезьян» — молодой ученый, который работает над созданием лекарства от болезни Альцгеймера и проводит генетические эксперименты над обезьянами.

— Джеймс, расскажите о вашей новой работе.

— Этот фильм — новая версия классической ленты «Планета обезьян», ее приквел. В отличие от многих предыдущих интерпретаций, где на первый план выходила тема межрасовых отношений, было много социальной проблематики, в нашем кино есть что-то от истории Франкенштейна.

— Кто ваш герой?

— Он повернутый на науке человек, влачащий довольно мрачное существование. Но, проводя генетические опыты над шимпанзе, он становится более человеком. А затем ситуация выходит из-под контроля... Работая над лекарством, он сближается с отцом, с которым никогда не чувствовал особой связи.

— Ваша карьера стремительно идет в гору, а вы пошли в докторантуру Йельского университета. Зачем?

— Мне надо было найти в своей жизни что-то более значимое, чем актерство. Я работал так много, что времени едва хватало даже на личную жизнь. Я не чувствовал себя счастливым, все время говорил себе: ты — это не твоя работа. В итоге в моей карьере наступил спад и я решил встряхнуться. Учеба дала мне возможность общения с потрясающе умными людьми, преподающими интересующие меня предметы. Теперь я сфокусирован на таких вещах, которые раньше меня просто бесили бы своей ненужностью.

— Сказать, что ваш график нервный — ничего не сказать...

— О, вся моя жизнь нервная, шизофреничная. Но мне она нравится. Я как свои пять пальцев знаю маршрут полета из Нью-Йорка в Лос-Анджелес. Я научился быть довольно организованным человеком. Не так у меня много времени, чтобы тратить его впустую. В таких вещах и проявляется моя странная, маниакальная личность. Я знаю одно: на свете очень много того, что я хотел бы узнать.

— И все же как вам удается все совмещать?

— Я безжалостно расчетлив! (Смеется.) Вообще-то я трачу летние каникулы на съемки в кино. Например, в «Ешь, молись, люби», в «Восстании планеты обезьян» я снимался летом. Я никогда не пропускаю занятия, изредка беру лишь пару дней то тут, то там.

— Как вас вообще угораздило стать актером?

— Я стал интересоваться кино, когда получил водительские права. C моей тогдашней подружкой мы отправились в Сан-Франциско, где дни напролет смотрели арт-хаусные фильмы. В то время я слонялся с сомнительной компанией ребят, занимающихся граффити и кражами в магазинах. Я догадывался, что могу влипнуть в историю. У меня был привод в полицейский участок за появление нетрезвым в общественном месте, ну и другие незначительные нарушения. До меня очень быстро дошло: нужно что-то срочно предпринимать, чтобы не оказаться в ловушке.

Я спросил у родителей, готовы ли они дать денег на учебу в художественной школе, но они отказались. В итоге мы сошлись на отделении английского языка UCLA (The University of California, Los Angeles — Калифорнийский университет. — Прим. ОК!). Живя в Лос-Анджелесе, я узнал массу людей, которые все время ходили на пробы, и лишь немногие из них получали эпизодические роли в телесериалах. Вот и я тоже заинтересовался, стал ходить на прослушивания и зарабатывать копеечку как актер. Один мой сосед по общаге в UCLA умудрился получить большую роль. Его пример сподвиг меня бросить учебу.

— За роль альпиниста Арона Ралстона в картине «127 часов» вас номинировали на «Оскар». Что вы чувствовали, играя изолированного от внешнего мира человека, которому грозит ампутация руки?

— Это совершенно несопоставимо с тем, что пережил сам Арон. Там были такие сцены, после которых я был совершенно обессиленным... У каждого из нас есть свой хотя бы маленький опыт относительно смерти, связанный с машиной, например. Так что до определенной степени вы можете соотнести себя с подобными обстоятельствами.

— А как вам работалось с Джулией Робертс в «Ешь, молись, люби»?

— Она такая общительная, с ней прикольно. И навряд ли бы я снялся в этом фильме, еcли бы не она. Было по-настоящему здорово, что у нас была пара дней перед началом съемок, чтобы поближе узнать друг друга, поболтать. Ведь порой ты встречаешься с партнером по площадке прямо накануне съемки очень интимных, личных сцен.

— Неужели любовная сцена с Джулией была такой уж неловкой?

— Такие сцены никогда не бывают комфортными. Несмотря на то что она экстраверт, в этой ситуации она была застенчива. И я ее понимаю.

— Говорят, ваша бабушка — президент вашего фан-клуба…

— (Смеется.) Вы ее знаете? Она живет в Кливленде, в районе Шейкер-Хайтс. У нее есть «Фан-клуб гениального Франко». Бабуля все прибрала к своим рукам.