Дневной кормчий

В конце 1990-х говорили, что России нужна сильная власть, чтобы ограничить эгоизм элит (олигархической, сырьевой и региональной губернаторской) и продвигать модернизационный проект.

Новый век принес новые аргументы. Говорят, что развивающиеся страны не имеют ни времени, ни возможности строить институты демократии по образцу европейских. Пересадить их не удается, а выращивать долго. А мировая конкуренция столь высока, что успешными оказываются те развивающиеся страны, которые действуют на мировом рынке как единая корпорация, отвоевывая всеми имеющимися силами и средствами нишу в международном разделении труда.

Мысль эта сразу показалось в России родной. Во-первых, не надо больше пыхтеть над модернизационными проектами. Это, оказывается, уже в учебниках написано, что они у нас и не могут получиться. Во-вторых, по-новому можно смотреть и на роль государства в экономике. Оно теперь не только сторож ночной, но и дневной кормчий — организующая и направляющая сила экономического развития.

Президент Путин вжился в роль главы мегакорпорации стремительно. Приедет к золотодобытчикам — расскажет о роли золота на современном этапе мировой конкуренции, поставит задачи. Приедет к лесопромышленникам — объяснит, какой лес нужно экспортировать, какой не нужно. Исходя из интересов корпорации. Впрочем, все это — так, подсобные хозяйства. Потому что основа корпорации, разумеется, нефть и газ.

Мысль о том, что успешной развивающейся стране в условиях глобальной конкуренции необходимо стать государством-корпорацией, понравилась сразу. Но выяснилось, что продавать этой корпорации и продвигать кроме нефти и газа в общем нечего. В этом, кстати, ключевое отличие российского проекта от, скажем, индийского или китайского. Китай и Индия отвоевывали на мировом рынке нишу торговли продуктами, которыми раньше торговать не умели. Китай, заполонив рынки ширпотреба, теперь ставит своей задачей переход к экспорту высокотехнологичной продукции. Индия, страна коров и антисанитарии, и вовсе выкинула номер со своим Бангалором. Роль государства в организации такого прорыва понятна. С одной стороны, оно создает условия для развития новой экономики, в частности, ограничивает налоговое давление на нее. Поэтому процветание отдельных отраслей и зон в Индии и Китае соседствует с массовой нищетой. С другой — содействует продвижению нового экспорта на внешних рынках.

Российский же корпоративистский проект подразумевает торговлю продуктами, которыми Россия и так торговала последние 40 лет. И заметим, вполне успешно. Собственно, даже непонято, чем государство может в этой торговле помочь. Скорее, помешать. Речь даже не о пресловутой "неэффективности государства в качестве собственника". Это само собой. А о том, что государственное участие в продаже сырья превращает сырьевую торговлю в политическую.

Во внутренней политике последствием оказывается значительный рост социальных претензий к государству. Несомненно, нефтяная олигархия вызывала у населения пренеприятные чувства. А обратная национализация нефтянки — полное одобрение. Но в результате государство приняло на себя те социальные претензии, которые раньше были адресованы олигархам. Вопрос "где деньги от нашей нефти?" все также стучит в умах и душах электората. И объяснить ему, что прямое перераспределение сырьевой ренты в денежной форме губительно, становится все труднее. В результате на фоне абсолютного ценового благополучия мы имеем инфляцию и ухудшение социального самочувствия населения.

Не менее спорными оказываются выгоды внешнеполитические. Попытки превращения газа из обычного товара в товар суверенный — синоним и источник нашего могущества и влияния, попытки сделать газовую торговлю стержнем внешней политики, а трубу ее орудием приводят к противоположному эффекту. Усилия Кремля на Востоке и на Западе направлены сегодня не на то, чтобы сделать газовые поставки "Газпрома" конкурентными, а на то, чтобы сделать их монопольными. Это обрекает нас на изнурительную политическую борьбу, потому что все наши контрагенты будут противиться этому всегда. Да и что такое монополия в экономическом смысле? Это попытка максимизировать прибыли в близкой перспективе за счет кризиса в отдаленной.