Дневник войны, глава 134. «Для каждого украинца в Украине сейчас утрата родного дома вполне сопоставима с утратой родного человека»

Прошло уже несколько дней после трагедии. А я засыпаю и просыпаюсь с мыслями о своем доме. В голове время от времени проносится: «А если бы я была там? Кто-то выжил, а кто-то нет… А можно было это как-то предотвратить?»

Это замкнутый круг травмы, из которого не существует выхода. Только время, которое… Лечит? Нет. Просто накладывает много-много швов на душевную рану, которую, возможно, если повезет, удастся зашить до латентного состояния.

Те, кто терял близких, думаю, знают, как это: годами после случившегося переживать тот трагический день снова и снова. Прокручивать в памяти роковые события и пытаться отыскать в петле времени дверь, открыв которую, можно было бы все изменить – заметить, предупредить, отложить, не ехать, не быть на том месте, задержаться, сказать…

Самого родного для меня человека, мамы, нет уже почти десять лет. Этот срок ничтожно мал для полноценного шва. Пока что у меня всего несколько стежков на ране.

Прошло столько лет, а мне до сих пор очень часто сняться сны, в которых мама за несколько дней до случившегося, жива, рядом. Каждый такой сон – это попытка найти выход, избежать трагедии, сотни тысяч вариантов развития событий, в которых нет смерти.

Самое страшное после такого – просыпаться: во сне она была жива, а в реальности – все давно уже случилось и больше ничего не изменить. В такие моменты очень тяжело открыть глаза и заставить себя снова дышать, жить дальше.

В пострадавшей квартире была частичка мамы, память о ней, ее какие-то вещи. Несмотря на иссеченную осколками и взрывной волной мебель, отсутствие окон, поврежденный балкон, съехавшую бетонную плиту под окном, мамин портрет в стекле уцелел. Упал, но уцелел.

Я думаю, не ошибусь, если скажу, что для каждого украинца в Украине сейчас утрата родного дома вполне сопоставима с утратой родного человека. Мы привыкли держаться за свое и за своих.

Недавно я наткнулась на колонку философа Вахтанга Кебуладзе в Theukrainians «Дом – это не просто территория». Я читала эти строки сквозь слезы и каждое его слово откликалось во мне физически – он описал мои чувства и переживания словами в момент, когда я узнала о попадании российской ракеты в мой дом.

«Вдома – це там, де затишно. Дім – це прихисток життя… Наш дім – це не просто територія, а триб життя (фразеологизм, что означает уклад жизни, что перешел от родителей в наследство). Те, що виражає старогрецьке слово етика. Туга за домом – це не так туга за місцем у просторі, як за звичним життям, за цінностями, на яких воно базується. 

Для росіян цінності свободи та гідності не просто незрозумілі, вони ворожі їхньому трибу життя… Вони ненавидять будь-який дім, бо їхній власний для них нестерпний… Це, зрештою, і не дім, а примарний притулок, тюрма народів». 

Сейчас, после случившегося в Кривом Роге, мне снова сложно просыпаться. И каждый раз это игра с подсознанием – а может, все приснилось? Может, всего этого не было?

Все это очень быстро прерывается почти постоянно звенящим телефоном – каждое утро в чате дома появляются все новые и новые истории тех, кто чудом выжил, и слова скорби о тех, кого больше нет.

Я пересмотрела десятки фотографий и видео с моим домом – записи с камер наблюдения, автомобильных видеорегистраторов, очевидцев, потерпевших, людей из соседних домов… Это больно. Очень.

Чудовищно осознавать, что для спасения жизни у людей было всего 10 секунд. Ровно столько прошло между прилетом первой и второй российской баллистической ракеты в Кривом Роге 31 июля 2023 года.

Знакомые рассказали мне историю о соседях, чья квартира буквально приняла на себя взрыв. Семья жила на четвертом этаже. Дома – в ванной и коридоре – находилась бабушка и внук. За десять секунд женщина успела выбежать из ванной, схватить ребенка и выскочить на лестничную площадку. Благо входные двери вырвало волной сразу. Если бы нет, они были бы забаррикадированы между железобетонными плитами обрушившегося дома.

– У вас все живы?

– Да.

– А квартира?

– Догорает.

От их квартиры остался лишь остров – туалет с бойлером, холодильник в кухне, что повисла в воздухе, и коридор с крутым обрывом вниз, где были нижние этажи.  После того, как спасатели разрешили пройти внутрь, забрать из «квартиры» удалось лишь верхнюю одежду, что все еще висела на деревянных плечиках в коридоре.

Я не знаю, что залечит раны этих людей. Я не знаю, что залечит мои.