Чернявская: «Студенты увидели в своих бабушках неукротимых валькирий»

— За последний год — при всей вынужденной ковидной разобщенности — сократились расстояния. «Между» стало гораздо короче. Между соседями. Между стратами. Между столицей и провинцией. А главное — между поколениями, — пишет культуролог Юлия Чернявская.

И студенты, еще летом любившие своих бабушек с неловкостью и даже раздражением (ничего-то не знает, ничего-то не понимает, ни в чем не разбирается кроме, разве что, рассады), осенью увидели в них неукротимых валькирий. Тех самых, что мчатся на божественных конях, вздымая сияющие копья. Но в то же время это же бабушка, моя бабушка, родная, немножко смешная — в опрятной и неприметной курточке, с валидолом и нолипрелом в одном отделении сумки, с кнопочным мобильным и упаковкой носовых платков — в другом. Моя! Когнитивный диссонанс — это не всегда плохо.

Они увидели в своих бабушках яркий отсвет неистребимой молодости. Их диссидентскую закваску. И почуяли не только родственность — родство. Они поняли, что бабушки не просто «прожили жизнь» — что они живут.

А бабушки увидели во внуках-раздолбаях неожиданную взрослость. На их гладких лбах, месяц назад не омраченных никакими заботами, кроме где бы поудачнее потусить. «Смысл объявился вдруг там, где и мух не водилось, не то что смысла…» (с).

Бабушки и внуки, отцы и дети, разлученные изначально, разделенные на рожденных в СССР и рожденных после. Этим летом было преодолено отсутствие исторического фона жизни — плохого ли, хорошего, но общего.

Этим летом появился совокупный бэкграунд. Коллективное переживание огромной силы. И именно с этого мига закрутилась общая история — и неважно, какие у кого представления о том, с чего она началась фактически: с ВКЛ, с адраджэння на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков, с БССР или с Вискулей.

Нынешнее лето необратимо ликвидировало разрыв. Как операционный шов, накрепко спаявший края раны.

Разумеется, есть и совсем иные, обратные истории. Но я сейчас о тех, кто живет не только страхом и бытом...