«Чем меньше оставалось народной любви, тем подозрительнее становился Император»

— Это случилось во времена, когда Император Тиберий Юлий Цезарь Август был уже стар и немощен и растерял последние остатки народной любви.

А чем меньше оставалось народной любви, тем подозрительнее становился Император. А чем подозрительнее становился Императора, тем громче и изобретательнее ему льстили его преданные соратники.

Ну и, понятное дело, что все обычные слова про бездонную глубину императорской мудрости были сказаны по многу раз.

А среди преданных императорских соратников были же эстеты, которые не хотели повторять одно и то же. Потому что повторением чужих слов императорского внимания не добьешься.

Вот сенатор Юний Галлион был как раз такой творческой личностью с тонкой душевной организацией. Решил проявить изобретательность и нетрадиционный подход, чтобы выделиться из серой массы унылых льстецов.

Вместо того, чтобы повторять одни и те же слова про императорское величие он придумал, как сделать Императору приятное через любимую императорскую гвардию.

Предложил закон, по которому преторианцы смогли бы занимать места в первых четырнадцати рядах амфитеатров. Почетное право, зарезервированное исключительно для высших слоев римского общество.

Но ты же помнишь, что чем старше становился Тиберий, тем он делался подозрительнее? Так вот ему предложение Галлиона совершенно не понравилось. Потому что в этом предложении Император заподозрил попытку покушения на свои исключительные императорские прерогативы.

Какое, спрашивал он, дело Галлиону до воинов, которым полагается принимать почет и награды только от своего Императора?

Не для того ли, Галлион придумал то, чего не придумал сам Император, чтобы привлечь воинов на свою сторону и использовать их потом в гнусных целях подрыва политической стабильности?

Сначала, по приказу Тиберия, Галлиона изгнали из сената. Потом из Италии. Потом Император узнал, что опальный сенатор с комфортом проводит время на греческом острове Лесбос. И узнав это, очень расстроился.

Он приказал вернуть сенатора в Рим и поместить его под стражу. И я подозреваю, что для Галлиона все бы закончилось совсем фатально, если бы Император не умер раньше.

Потому что даже в неумеренной лести стоит все-таки соблюдать меру. Иначе есть риск закончить как крыса, которую соколы сбросили на ступеньки дома правительства в день отказа в регистрации Бабарико и Цепкало.