«Чекистка» и «агент белогвардейцев»

Историки, наконец, добрались до тех пластов, с которых берет начало эпоха террора «сверху». В распоряжение исследователей попали материалы архивно-следственных дел, датируемые 1920 годом.

Анна Маркова, дочь запасного канонира, родилась 28 августа 1898 года в деревне Волынцево Романовской волости Горецкого уезда Могилевской губернии. В 1910 году после успешного окончания санкт-петербургской гимназии в связи с бедственным положением родителей вынуждена была самостоятельно зарабатывать себе на жизнь.

В 1916 году Анна вышла замуж за Сергея Колмакова, служившего в Санкт-Петербурге помощником обер-секретаря III департамента правительствующего Сената. Муж вчерашней гимназистки после мобилизации в германскую войну работал чиновником интендантства.

В 1918 году Сергей Колмаков из армии демобилизовался и, подхваченный ураганом революции, оказался с женой в Казани. К этому времени на попечении супругов было двое малышей: двухлетний ребенок и новорожденный младенец.

В городе хозяйничали красные, и глава семейства зарабатывал на хлеб счетоводом в городской управе. Но вскоре Казань отбили белые. Надо ли говорить, что и по образованию, и по воспитанию Сергей Колмаков, вдоволь хлебнувший хамства революционных низов, был несравненно ближе к офицерству, чем к комиссарам! Поэтому неудивительно, что после взятия Перми он становится секретарем комиссии Военного контроля в армии Колчака.

Когда чехословацкий корпус открыл фронт и вышел из войны, белые начали отступление, и вместе с Военным контролем Колмаков эвакуируется в Томск. Здесь и происходит завязка будущей трагедии.

Анна с двумя детьми не смогла следовать дальше и осталась в Томске. Ее муж отступал вместе с Колчаком дальше на восток, но в дороге заболел и вернулся к семье. Так он и стал вести жизнь затворника, скрываясь у жены и своего брата.

22-летней женщине с двумя детьми на руках и мужем на иждивении надо было обеспечить семье пропитание. Анне повезло: по рекомендации знакомого она устроилась на службу в ... ЧК. Надо ли объяснять, что не революционный пыл, а горькая нужда толкнула ее на порог этого учреждения. Так жена белого офицера стала регистраторшей в канцелярии общего отдела Томской «чрезвычайки».

По доносу секретного сотрудника она вскоре угодила в ЧК уже в совершенно в другом качестве.

В 1920 году началось следствие, подробности которого стали известны только спустя более 70 лет. Процедура была недолгой. Арестованной предъявили обвинение в нескольких «преступлениях». После долгого запирательства она созналась в том, что укрывала мужа.

Но с обвинением в принадлежности к белогвардейской организации вышла осечка. Женщина категорически его отрицала, ни одного доказательства вины Колмаковой добыть не удалось.

Впрочем, это нисколько не обескуражило чекистов. На пустом месте они начинают возводить целое здание. И вот выясняется, что устроил Колмакову в ЧК не просто гражданин Кривошеин, служивший в Томской комендатуре, и не только бывший офицер, но и член «тайной белогвардейской организации», которую возглавил (кто бы мог подумать!) делопроизводитель юридического отдела Антонов.

Впоследствии выяснилось, что, как ни добивались у сидевшей «под расстрелом» несчастной женщины бывшие сослуживцы, все, что им удалось из нее вымучить, – это признание, что ее «пытался использовать в этом направлении Кривошеин, который обещал, что ей это зачтется со стороны белогвардейских организаций». Но «пытался» еще не значит «использовал».

Секретный сотрудник сигнализировал, что Колмакова дает белогвардейцам сведения о ЧК. Означало ли это, что она рассказывала затворнику-мужу о своих буднях? Может быть.

Супруг Анны, сыгравший в ее судьбе столь злосчастную роль, наверняка жестоко расплатился за свою «неодолимую» тягу к домашнему очагу. От него осталось только стихотворение «Мольба», записанное карандашом на обрывке бумаги и адресованное жене. Вот лишь одно четверостишие из него:

Прости меня! Быть может, очень скоро

Я от тебя уйду без поцелуя рук,

Весны познаю я тяжелые укоры,

Она возьмет меня в свой жадный тесный круг.

Датированы эти строки 25 марта 1920 года. Если под словом «она» Сергей подразумевал смерть, то вряд ли ошибся.

Что касается Анны Колмаковой, то ее участь решал некий уполномоченный по политическим партиям. В документах этот обладатель неразборчивой подписи (своей фамилии на всякий случай не указывал), не имея никаких улик, если не считать таковой донос, начертал своей рукой: «Предлагаю, исходя из вышесказанного, подвергнуть Колмакову А.И. высшей мере наказания».

В ночь на 25 июня 1920 года Анна Колмакова была расстреляна во дворе Томской тюрьмы ВЧК. Прошли десятилетия, и только тогда архивно-следственное дело N 9321 из управления ФСБ Российской Федерации попало в руки сотрудников Томской областной прокуратуры. В заключении, вынесенном прокурором, указывалось, что «в материалах дела нет никаких данных о показаниях секретных сотрудников и о причастности Колмаковой к белогвардейской организации».

Первое восстание в ГУЛАГе