Общество

CEO латвийской компании: «Белорусское ИТ не делает ничего уникального»

Надежда Ручанова — фаундер и CEO латвийской компании BARU. Она уже два года живет в Латвии, но несмотря на это активно поддерживает протесты в Беларуси, была наблюдателем на выборах и сделала свой курс бесплатным для белорусов, попавших в затруднительное положение. Издание bel.biz поговорило с ней.

— Меня поражает и даже глубочайшим образом ранит молчание моих коллег — лидеров в ИТ-отрасли. Я бесконечно признательна рядовым разработчикам, тестировщикам, бизнес-аналитикам, которые все-таки нашли в себе силы и вышли возле ПВТ.

Очень много лет эти люди учили нас лидерству. Они выступали на форумах, рассказывали, что создают передовые продукты, что они команда, что важно быть лучшим среди равных.

Они говорили о том, что, только раскрывая креативность и свободу ИТ-сектора Беларуси, мы будем впереди планеты всей. И это же не один день длилось. ИТ-сектор Беларуси как будто бы имел право на собственную уникальность и неповторимость, и получил он его в том числе благодаря льготам.

Льготы — это всегда перераспределение благ. Если вы получили льготу, значит, в другом месте ее у кого-то забрали. Когда ИТ-сектор получил льготы ПВТ, их за него оплатила вся страна.

— Что вы имеете в виду?

— Грубо говоря, у вашей бабушки есть пенсия, которая платится из социальных отчислений. Эти социальные отчисления все платят одинаково. И тут в какой-то момент решили, что айтишники не будут их платить. Но количество бабушек не уменьшилось. Более того, каждый айтишник не сказал: «Это моя бабушка, раз я не плачу отчисления, значит, ей можно не платить пенсию». При этом вы, врач, продавщица из ларька продолжили платить бабушкам.

— Вас возмущает то, что молчание хранят топ-менеджеры? Ведь сами айтишники выходят на протесты.

— Ну сколько их выходит. У меня очень специфическая лента в Facebook, я всю жизнь работаю в ИТ. По моей личной статистике из 100 человек в среднем 5−6 будут активно выходить на протесты, выкладывать фото, писать посты. Еще 10% будут выходить и ничего не выкладывать. При этом чем выше должность, тем менее активны люди.

У нас больше 900 резидентов ПВТ. Я думаю, что так же, как и во всей нашей жизни, по отношению к ним работает принцип Парето: в 20% компаний работает 80% сотрудников. Глупо ожидать, что компании 500+ человек будут заявлять радикальную повестку. Остается 80% маленьких компаний уровня стартапа, которыми не будет никогда Янчевский (директор ПВТ. — Прим. авт.) заниматься. В каждой из этих компаний есть директор, продукт-менеджер, и у меня претензия к этим людям. Ребята, вы под угрозой не больше, чем все остальные. И вы же нам всем что-то втираете про лидерство. Ну какие вы после этого лидеры.

— Мне кажется, многих испугал случай с PandaDoc. Руководители просто переживают, что их позиция отразится на сотрудниках.

— Случай с PandaDoc другой. Поступок Микиты Микадо очень яркий, он действительно подрывает систему изнутри. За это была наказана компания. Но между делом PandaDoc и недельной забастовкой большая разница. А между недельной забастовкой и открытым выражением своего мнения в соцсетях тоже большая разница. Есть много шагов, как показать, что тебе не все равно. А еще один шаг — это когда ты постишь грибы, круассаны, а твои сотрудники заходят на страницу и это видят.

На вопрос, много ли айтишников уедут из страны, Надежа ответила, что, по ее мнению, максимальный риск в цифрах — это от 3 до 5%, так как «условия, которые созданы в Беларуси относительно налогообложения, беспрецедентны».

— На самом деле механизм льгот сделан криво. В Беларуси искажено понимание, что такое стартап. Стартап — это маленькая компания, у которой есть основания для бурного роста. А не компания Прокопени, где работает 2 тысячи человек. Это не стартап, а зрелый бизнес.

Концептуальная идеология Западной Европы такая: пока ты маленький, мы должны тебе помогать, учить, создавать условия, чтобы ты вырос. Но как только ты вырастаешь, ты становишься полноценным членом общества и должен платить налоги.

Белорусское ИТ не делает ничего уникального.

Есть продуктовые стартапы, но их единицы. В целом, если мы посмотрим на структуру белорусского ИТ, 99% — это аутсорсинг, и это вообще не уникально. Это бизнес эластичный по цене, то есть, грубо говоря, клиенту, который покупает аутсорсинг, плюс-минус все равно, где его купить — в России, Украине. Вы же не думаете, что программисты в Новосибирске чем-то принципиально хуже программистов в Минске. Может быть, с учетом ослабления курса российского рубля россияне даже выгоднее, чем белорусы.

В ИТ-секторе сверху и снизу есть так называемое давление. С одной стороны, клиент не будет платить больше какой-то величины. С другой, произошло раскручивание спирали заработных плат. Зарплаты программистов за 10 лет выросли, но сами они не стали программировать в два раза эффективнее. Наверное, за всю эволюцию мозг не стал думать в два раза эффективнее, потому что 95% его клеток работают для того, чтобы мы прямо стояли.

То есть рост заработных плат не был обоснован производительностью. Мы убрали прослойку налогов, и зарплаты выросли ровно настолько, насколько мы убрали.

Другими словами, у разработчиков в Беларуси и Латвии будет одна и та же зарплата грязными. И когда белорусский разработчик приедет в Европу, то выяснит, что после того, как у него вычтут налоги, на руки он получит гораздо меньше.

Допустим, он устал жить в несвободе и готов потерпеть. Он говорит: «За безопасность надо платить, я согласен». Тут начинается целый комплекс проблем. Нужно платить за жилье.

Даже если у разработчика есть квартира в Минске, вряд ли он сейчас сможет ее сдать за такую сумму, которая перекроет затраты на аренду жилья в Европе. По бытовым вопросам придется переплачивать. Например, тебе нужно пойти к врачу, а ты не знаешь куда, и идешь в ближайшую клинику и платишь.

Если мы говорим о высокооплачиваемых специалистах в Беларуси, то это уже взрослые люди. Значит, у них есть семья. Предположим, муж — разработчик, а жена — врач в больнице. Если он в Европе трудоустраивается с потерей, то она, скорее всего, не устраивается никуда. Да, естественно, со временем жизнь наладится, но в моменте непонятно, ради чего ехать. Ради того, чтобы всей семьей жить на упавшую зарплату разработчика? Так что, может, ты, муж, закроешь рот у себя на работе и будешь программировать с удвоенной силой, чтобы мы здесь хорошо жили.

— Тогда можно ответить на вопрос, почему многие айтишники до сих пор молчат.

— Совершенно верно. Есть люди, которые делают выдающиеся вещи и будут востребованные на Западе. Но в большинстве своем наши айтишники плохо обучены, плохо говорят по-английски и ничего не читают, потому что последние десять лет их заработная плата росла непропорционально их достижениям.

Они открывают вакансии в Европе, и зарплаты их быстро перестают радовать. А потом рассылают резюме по компаниям — и по нулям. Получается, что ехать некуда.

Оцените статью

1 2 3 4 5

Средний балл 4.6(36)