Беседка
Татьяна Замировская, «Белгазета»

«Было бы двулично отсидеться дома, ожидая, что за меня кто-то что-то изменит»

Зачем джазовому музыканту лезть в политику?

Похожий вопрос звучал в белорусских околомузыкальных кругах, когда саксофонист Павел Аракелян отметился на одном из интернет-порталов с колонкой о том, почему он пойдет 19 декабря на площадь («Приходите и вы! Поимпровизируем вместе!»).

Дальше - больше. Павел Аракелян записал т.н. «джазовый очерк» на стихи Владимира Некляева: в 15-минутном опусе под названием «Ластаўка. Музычныя нарысы» приняло участие полтора десятка белорусских музыкантов. Сейчас Аракелян устраивает благотворительный концерт в поддержку пострадавших в теракте в минском метро.

Все это вызывает неоднозначную реакцию коллег и критиков, ведь на сцене Павел ведет себя как неукротимый шоумен.

Справка «БелГазеты»

Павел Аракелян родился в 1985г. Саксофонист, композитор, лидер группы The Outsiders. Сотрудничал с большим количеством известных коллективов (Apple Tea, Svet Boogie Band), постоянный участник международных джазовых фестивалей. В июне 2008г. вместе со своей группой занял 1-е место на международном конкурсе джаз-исполнителей фестиваля «Усадьба-Джаз». Некоторые критики называют его лучшим саксофонистом Беларуси. В 2010г. лейбл «Ковчег» выпустил дебютный CD группы Outsiders «The Ballad Of The Lost Musician».

- Многим кажется, что вы так пиаритесь на том, что происходит в стране…

- Тот, кто говорит, что я получаю от этого какой-то пиар, пусть вначале посчитает, сколько я получаю денег, подрабатывая грузчиком-охранником: мое финансовое положение не улучшилось после моих публичных выступлений.

- Джаз-музыкант с гражданской позицией - это странно…

- Многие белорусские джаз-музыканты имеют свою позицию, просто не все ее высказывают. И в нашей ситуации естественные действия выглядят исключением из правил.

Вот я написал колонку - и некоторые говорят, что я герой, т.к. не побоялся. Хотя какой я герой? Герой - это человек, который взял вилы и посадил на эти вилы врага. А когда некая медийная персона вслух говорит о том, что считает нужным, - это нормально.

Я не считаю себя ненормальным, я считаю, что остальные зря прячутся. Когда ты один из толпы торчишь, тебя хорошо видно. А когда все поднимают голову - уже не разберешь, кто герой, кто не герой, и ситуация начинает меняться. Хотя многие музыканты, пусть даже инкогнито, включились в проект на стихи Некляева.

- Вы не осуждаете тех, кто побоялся «светить» имена?

- Я сам у всех спрашивал, можно ли их упоминать. Я понимаю ситуацию: чтобы вылететь с госканала, достаточно один раз что-то не то сказать. Я старался никого не осуждать: у меня нет детей, официальной госработы, бизнеса, я не могу понять, что это такое, когда боишься что-то потерять. Да, мне могут дать по шее, посадить, поугрожать, но я молодой здоровый мужик, меня это не пугает.

- Вот-вот, всем кажется, что им есть что терять…

- Я надеюсь, что когда ситуация придет к тому, что многим будет нечего есть - не «несогласным», а вообще всем, даже тем, кто сидит на госработе, - что-то изменится. А сейчас ну что я могу сделать? Могу хотя бы сам не скрываться.

Говорят, что я зря лезу на рожон, но это не пиар-акция, это я просто говорю: я здесь, и я не боюсь. Я надеюсь, что люди рано или поздно перестанут бояться.

- В нынешнем обществе всякому, кто в одиночку чему-то противостоит, уготована роль идиота. Конечно, все понимают, что происходит в стране, но тот, кто об этом орет, выглядит симптоматично. Хотя, может, в другом обществе это был бы обычный гражданский поступок…

- Общество у нас все еще не гражданское, поэтому в нем невозможны гражданские поступки в привычном понимании этого слова. Можно вспомнить еще и о Куропатах, о том, что белорусская интеллигенция исторически уничтожалась и запугивалась и что мы вообще можем превратиться в губернию, в которой выращиваются злаки для Москвы. Но я понимаю тех, которые, если видят чью-то протестную реакцию, спрашивают: ну что, много денег получил?

Человеку свойственен инстинкт самосохранения, в любой ситуации ему важнее всего выжить. А лезут на рожон либо идеалисты и самые принципиальные, либо люди, которым нечего терять (им проще - они или вообще сдохнут, или им все-таки станет лучше), либо те, кто хочет за это получить что-то прямо сейчас.

Среднестатистическому нормальному человеку это кажется безумием: зачем он куда-то лезет, вроде же жили нормально, было что пожрать и выпить. Я, наверное, тоже нахожусь в «дебильной» категории идеалистов. Но как зачем, если все дошло до того, что страна рискует суверенитетом - уже идет разговор о введении единой валюты - мы скоро можем вполне официально стать белорусской губернией? И это очень плохо - вы же сами знаете, как живут российские области, там все еще страшнее, чем наша белорусская стабильность, которая строится уже 16 лет на дотациях.

Перед интеллигенцией встает выбор: или уезжать непосредственно в Россию, раз уж мы теперь будем ее частью, либо оставаться и что-то менять, потому что потенциал у нас есть - белорусы могут терпеть десятилетиями, но зато они же могут десятилетиями и отстраивать все заново.

- С какой целью вы бойкотируете госСМИ? Вы недавно отказались от съемок на белорусском телевидении, и что изменилось? Они нашли кого-то другого, а вы не стали более или менее популярным…

- Это связано с выражением солидарности с музыкантами из «черного списка». Вообще, там не было музыкантов, с которыми я дружу и которых я слушаю. Тем не менее, меня возмутил сам факт - неужели кто-то имеет право одним росчерком пера что-то запретить?

Более того, я допускаю, что список может быть фальшивкой, которую все приняли всерьез и начали устраивать самоцензуру. Чтобы поддержать этих музыкантов, их коллеги могут сделать очень простое действие: да откажите вы всем госСМИ в ротации вашего творчества! Реально ни один джазовый, блюзовый, рок-музыкант ничего от появлений на госканалах не имеет - ни пиара, ни денег, их публика вообще не смотрит эти каналы.

Но все думают: а вдруг, мало ли, и вообще, почему я должен быть крайним? Ты будешь крайним, пока будешь считать, что ты ничего не изменишь, и ничего не изменится.

Я 19 декабря проснулся и вдруг понял, что я чего-то жду от этих людей на площади, жду, что они что-то изменят. Значит, было бы двулично отсидеться дома, ожидая, что за меня кто-то что-то изменит. И я пошел, и даже думал там выступить. И не было страшно, что меня снимут с телеэфиров.

Почему же остальным тогда страшно? У тебя как не было публики, так и не будет, так и будешь по халтурам и корпоративам тихонечко играть. А принципы должны быть. И желательно не говорить: меня пронесло, все нормально. Уже никого не пронесет…

Еще я представил себя в ситуации этих запрещенных артистов - они как будто чумными себя ощущают, изгоями. И я своими действиями говорю: знайте, я с вами. И не важно, что вы играете, например, панк-рок, а я играю джаз, мы все равно коллеги, и я считаю, что это не вы чумные, а они - идиоты.

- Какой тогда смысл в проекте на стихи Некляева, если тот его вряд ли слышал? Ему даже в Интернет нельзя заходить, где он его услышит?

- Я знаю точно, что его слышала Ева Некляева, дочь Владимира Прокопьевича. И мне ее спасиба уже более чем достаточно. К тому же я отслеживал отзывы на проект. И люди пишут: я был там, спасибо большое. И я понял, что мы уже его не зря сделали.

Для меня этот проект тоже был делом принципа - я в духоподъемном настроении перед 19 декабря перечитал всего Некляева, это меня вдохновило, а потом было такое настроение, что было страшно просто сидеть и переживать, надо было что-то делать, а что я могу сделать? Вот я и занял полтора месяца жизни этим проектом.

- В 1960-е гг. в США джаз был протестной культурой, но в постсоветском обществе стал ассоциироваться с тихой, спокойной музыкой, которая звучит в ресторанах и клубах. Вы хотите как-то повлиять на этот стереотип? Ведь другие белорусские джазовые музыканты как-то не особо протестуют…

- У нас джазовых музыкантов осталось в сотни раз меньше, чем людей, имеющих джазовое образование и умеющих сносно играть джазовые стандарты. Джаз - это движение вперед, эксперимент. А для них это просто элемент стиля, красивая музыка, которой можно зарабатывать деньги. Более того, мы свой состав тоже когда-то подобным образом позиционировали. А теперь нас ругают, потому что у нас каждый проект - другой, мы постоянно экспериментируем.

Конечно, иногда выходит не очень здорово, но если остановиться на месте - это уже будет не джаз. Поэтому люди, которые хорошо играют джазовые стандарты, пусть даже на порядок выше, чем наш состав, - это, я считаю, не джаз. Просто у людей неплохая профессия и неплохая кормушка. А ведь сами принципы стиля противоположны этому - вы же знаете историю джаза, когда он взорвался би-бопом в знак борьбы черных молодых людей за свои права. Искусство не может быть не связанным с социальной реальностью - это невозможно.

Джаз - это еще и принципиальность: без принципов ты не сможешь экспериментировать. Сейчас все вообще говорят о джазе красивыми метафорами - это стиль, это жизнь. Но нынешний джаз - это мировоззрение, которое совпадает с современной импровизационной музыкой, лишенной стереотипов и музыкальных шаблонов. Беларуси до этого еще далеко, учитывая, что мы лет на 15 отстаем от остального мира.

- Вы можете стать первым в истории новейшей Беларуси запрещенным джазовым музыкантом. Вас уже начинают гнать из клубов?

- Некоторые наши осторожные постоянные клиенты решили отказаться от наших услуг. Но перед тем как писать свою первую статью, я был внутренне готов к любому повороту событий: что меня могут потащить в СИЗО, надавать по почкам или даже посадить. Поэтому я ничему не удивляюсь. Опять же, зачем подставлять людей - я понимаю, что такое большая компания, им есть что терять. Мне не обидно за себя, мне в принципе обидно, что в этой стране какие-то концерты не могут происходить.

- В подготовке благотворительного концерта для пострадавших от теракта 11 апреля были какие-то проблемы?

- Нет, наоборот: в процесс включилось много людей, все помогают, все происходит в хорошем темпе, на общей волне солидарности и порядочности. Я понимаю, что мы не соберем больших сумм. Я просто хочу привлечь внимание благотворительных организаций, врачей, которые смогут объяснить людям, что помощь - это не перевести разово какую-то сумму. Помощь должна длиться долго, она будет нужна годами: психологическая реабилитация, будут нужны волонтеры, помощь детям пострадавших семей…

- Почему вы не обратились ни в одну госорганизацию? Неужели вас не поддержали бы?

- Меня многие обвиняли, что я зря плююсь, но я плююсь не в каждого лично, просто это все одна система, понимаете? Это как, например, я не подойду к милиционеру, каким бы он замечательным ни был, с просьбой решить мои проблемы, потому что у меня априори недоверие к человеку в погонах! Хотя я прекрасно знаю, что среди милиционеров, омоновцев и гэбэшников есть порядочные люди.

То же самое и с государством. Я настолько ему не доверяю, что не могу идти на диалог с тем, что сформировано самой властью. Хотя мы пытались вести переговоры с некоторыми залами по поводу помещения. Я столкнулся с тем, что люди показывали куда-то пальцами, не говоря «нет» прямо, просто предлагая позвонить тому-то, потом еще кому-то, и в итоге отказывали. Но никто конкретно не хотел брать этот отказ или согласие на себя. Они просто боятся брать ответственность. Поэтому мы решили, что будем делать все самостоятельно.

Оцените статью

1 2 3 4 5

Средний балл 0(0)