Богданкевич: «Мы могли бы быть самостоятельной страной, как та же Финляндия, Швеция. Разве мы второго сорта народ?»

Кулуары поинтересовались, как дела у бывшего главного банкира страны.

О здоровье

 – Станислав Антонович, как вы?

– Еще живой!

Скоро операцию на глазу будут делать. У меня глаукома уже десятки лет. Один глаз давно просел, а во втором хотят кое-что подправить. На 9 января назначили операцию.

– А в целом как здоровье?

– Можно сказать, что вышел на финишную прямую…

– Два года назад вы говорили, что намерены до 150 лет дожить.

– Да, вычитал в интернете, что ученые установили: человек может жить до 150 лет. Ну и я себе поставил цель. Но дело в том, что одно время я уже по дням начал считать, сколько мне осталось. Сейчас как будто третье дыхание возникло, пошел на поправку.

– Болели?

– Онкология. В этом году перенес. Были две серьезные операции, лежал в больнице. Как будто бы все прошло нормально, но некоторые осложнения после операции были.

Мой лечащий доктор обход всегда начинал фразой: «Станислав Богданкевич, 87 лет…» Он специально подчеркивал, сколько мне лет, чтобы другие оптимизм не теряли…

– А где операцию делали?

– В городском онкодиспансере. Хорошие врачи там.

Общая слабость еще порой накрывает, но уже получше. Похудел сильно. Сейчас начал понемногу набирать вес.

– Давно были операции?

– В феврале-марте. Можно сказать, я уже после них восстановился. Недавно надо было снова обследования делать, но я отказался. Не хочу. Належался в больнице.

– Хорошо, что обнаружили болезнь…

– В лечкомиссии нашли. Но там не лечат рак, поэтому отправили в онкодиспансер.

– Вас восстановили в Республиканском клиническом медцентре Управления делами президента?

– В 2022 году вышел закон о госслужбе, и там моя должность – председатель Нацбанка – названа среди 11 высших государственных должностей в Республике Беларусь.

С учетом этого я обратился в лечкомиссию с просьбой, чтобы меня там восстановили. И получил письменный ответ: не можем, потому что есть указ президента, где сказано, с какого года высшие должностные лица, в том числе и бывшие, могут обслуживаться в лечкомиссии. А то, что я создатель денежной, кредитной, банковской систем — это в расчет брать не стали.

Я им написал, что я, в конце концов, создатель национальной валюты, создатель валютной биржи, создатель валютного фонда, единого расчетного центра. Могу гордиться: сколько всего создал! И у меня квалификация – доктор наук. Под мою диктовку создавались многие вещи. Так я полагал, что напрасно меня выбросили. Мне ответили: пожалуйста, восстановим, но на платной основе.

– Дорого, наверное?

– С 2022 года чиновникам, и мне, в частности, удвоили и даже утроили содержание. Так что у меня правительственная пенсия.

– Какая, если не секрет?

– Не буду называть цифру, чтобы не вызывать зависть у людей. Пенсия привязана к нынешней зарплате председателя Нацбанка.

Когда пару недель назад был у врача, наметили план, что делать с глазом. Дорогая какая-то французская линза будет. Так как один глаз совсем сел, то второй надо поддерживать. Без очков зрение на нуле, и с очками тоже на нуле. Хотя вниз и вбок что-то еще вижу. Ну а правым глазом я читаю детективы.

– Шутите?

– Серьезно. Каждый вечер в электронной книжке.

– Жена не ругает, что зрение портите?

– Не порчу, я хорошо читаю.

Надеюсь, левый глаз мне поправят. Правый, говорят врачи, тоже можно было бы сделать, но там у меня глаукома, сетчатка полетела… Но это все нормально. Я, конечно, еще молодой, но уже не очень…

О золотовалютных резервах и экономике

 – В августе 2024 года Виктор Шейман в интервью рассказывал, что в 1994 году Лукашенко организовали один из первых визитов в Нацбанк.

И Лукашенко попросил показать ему в хранилище золотой запас государства. «Мы заходим в следующее помещение, в следующий зал, и золотой запас государства на сентябрь 1994 года – 5 килограммов золота, – сказал Шейман. – Все, больше ничего не было. Что на счетах – доллары или евро какие-то, или фонды – больше ничего не было…» Это правда?

– Да, правда.

Когда я вступил в должность, так называемый резерв был с минусом. Мы взяли где-то кредит, и было где-то минус сто миллионов долларов. Ниже нуля был резерв. Но в мою бытность он стал 226 миллионов долларов, кажется. Был очень маленький. Это сегодня, если не ошибаюсь, около 8 миллиардов, а был мизерный.

– Так это чья заслуга, ваша или Лукашенко?

– Это заслуга экономики Беларуси. Валюта – это инструмент, который считает экономику, отражает ее состояние. Это не заслуга рубля, что он стал крепким. Это такое обиходное малограмотное представление в народе о деньгах.

Мне часто говорят: вы в 1992 году ввели валюту – «зайчики» и так далее. Но дело в том, что мы не ввели валюту. Это не совсем верное представление. Весь учет у нас велся в советских рублях. А «зайчик» был как временный заменитель рубля. На бумаге – советский рубль, в бухучете у всех предприятий – советский рубль. А «зайчик» – это был такой временный суррогат, а не валюта.

А вот когда мы уже отменили советский рубль, установили обменный валютный курс по отношению, скажем, к российскому рублю, – тогда это была национальная валюта. А то, что одна бумажка была «зайчик», а вторая – советский рубль, – в законе от этого ничего не менялось. Это был просто инструмент, чтобы в магазинах вместо советского рубля, который де-юре был нормальный, можно было получить кусок мяса, хлеба и так далее.

Валюта была введена в виде того же «зайчика» в 1994 году, когда Национальный банк, не дождавшись решения властей, в нарушение предписаний, своим постановлением ввел обменный курс. А через несколько месяцев Верховный совет и президиум с Мечиславом Грибом провел уже закон через парламент. Это было то же самое, что я сделал без парламента.

 – Станислав Антонович, а что скажете по поводу нынешней экономической ситуации?

– Я сказал бы, что все нормально идет. Особенно с учетом нынешней ситуации. Когда идет война, когда мы ежегодно получаем огромнейшие дотации от России… Нормально живем. А если не было бы этих дотаций…

– Поясните, о каких дотациях вы говорите?

– Это низкие цены на газ, на нефтепродукты – ниже мировых цен. Мы фактически находимся на содержании у Российской Федерации. Хорошо это или плохо? Я считаю, что плохо. А Лукашенко – что хорошо.

На мой взгляд, мы могли бы быть самостоятельной страной, как та же Финляндия, Швеция. Разве мы менее талантливы? Разве мы второго сорта народ? Беларусы многое могут.

Мы могли бы и информационные технологии развивать – у нас много толковых программистов, многие из которых, правда, уже поуезжали…

О детях

– У вас же один из сыновей, если не ошибаюсь, программист? Вообще, как дела у ваших детей? Их тоже разбросало по свету?

– У меня один из сыновей еще до войны уехал в Украину. Снял квартиру в Киеве, а ночью его разбудила бомбежка… В Беларусь он не вернулся, потому что в свое время поддержал кандидата в президенты Бабарико. Я ему сказал, что если уйду в лучший мир, то чтобы на похороны не приезжал.

– О божечки!

– Поэтому я заинтересован в том, чтобы как можно больше прожить.

Сын занимается утеплением полов в жилых домах. Так сейчас проблемы с бизнесом. Дело в том, что электричества у них почти нет, разгромили везде. А его бизнес основан на электроэнергии. И поэтому заказы резко упали. А раньше складывалось иначе, работы было много.

Старший сын живет под Пуховичами, у него пятеро детей от двух браков. Он уже пять лет строит дом, и пока той стройке нет конца и края…

Другого сына в Варшаве сократили, он некоторое время был без работы. Проел все свои сбережения, стал пролетарием. Я ему говорил: возвращайся, а он все думал. Потом приехал. Не успел вернуться, как пришло приглашение на работу с хорошей зарплатой. И он снова уехал.

Офис у него в Катовице, но он работает на удаленке, поэтому ему все равно. Он программист. До сих пор не женат. Переживаю, как бы старым холостяком не остался…

Так что если бы не моя жена Ольга, я уже, наверное, погиб бы. Она меня спасла своей заботой и вниманием.

– А у нее самой как со здоровьем?

– Тоже есть проблемы, похожие. Но ничего, она крепкая! Еще меня может за ручку водить. Меня пошатывает… Но радуюсь, что могу говорить, мозги работают.

– За президентскими выборами наблюдаете?

– В какой-то мере. Без иллюзий.

Столько журналистов за решетку отправили, за высказывания и за комментарии наказывают людей. Это дикость просто. Разве так можно?

Я, кстати, всегда выступал открыто, говорил, что думаю.

– Сейчас не все могут решиться высказать свое мнение, если оно отличается от официальной точки зрения.

– Я тоже так думаю.

Когда лежал в больнице, разговаривали про войну в Украине. Я говорил о том, что воспитан при советской власти. И тогда всегда говорили: лишь бы не было войны. И песни антивоенные были: «Хотят ли русские войны». Я так воспитан, поэтому не поддерживаю убийства.

А сколько детей пострадало в Украине! Иногда смотрю «60 минут» – там постоянно проповедуют о том, сколько убили, сколько оружия нужно, все про военных. Что это такое? Советская власть этого стеснялась. Раньше говорили, что ядерное оружие ведет к окончанию жизни на Земле. А сейчас – что ядерное оружие это как будто бы хорошо…

– Вы с сыновьями в постоянном контакте?

– Конечно. Самые близкие отношения у меня с Антоном. Он мне почти каждый день звонит. А Павел – у него характер такой специфический, не особенно любит болтать.

О свободе и жене

 – 88 лет – такая красивая и серьезная дата.

– Я ее называю вечность. Племянники придут. Отметим. С женой начали праздновать, вместе с Новым годом.

У меня, кстати, на даты память плохая. Я поздравляю с днем рождения тех, про кого супруга напомнит. Даже своих сыновей даты рождений не помню. И всю жизнь так было. Зато у меня логическая память хорошо работает.

Я удивлялся все время, как Станислав Шушкевич помнил все до мелочей – и с кем беседовал, и о чем, и когда, и друзей детства всех. У меня многие моменты стерты. Но какие-то яркие, чрезвычайные, остались в памяти.

Например, когда был ребенком и немец на моих глазах выстрелил в собаку – это хорошо помню. В деревне огонь возле сарая был, я брови обжег – тоже запомнил.

 – Станислав Антонович, несмотря ни на что, вы остаетесь оптимистом…

– Я когда болел, своего старого друга Владимира Куля, с которым мы обычно многие вопросы обсуждаем, отшил вначале.

Сказал ему, мол, лезешь со своими проблемами мировыми, а для меня сейчас проблема – как дойти до кровати и не упасть. Я ведь совсем дошел до ручки во время болезни. Чуть жил. И поэтому никакие проблемы меня не интересовали.

А сейчас вот ожил, второе дыхание открылось. Вес дошел до 70 килограммов, а сейчас начал немного поправляться.

– Вам только операцию делали, без химии?

– Да, все вырезали. Сейчас сказали колоноскопию сделать, но я отказался. Намучался я крепко, ну их к Богу!

Раньше у меня счет на дни шел, а сейчас уже на месяцы. Если переживу 90 лет, то буду уже на года считать – до 150!

– Пусть так и будет!

– У меня все было хорошо, но с давлением как-то не очень. Кардиолог меня тут недавно обрадовал. Говорит, у вас есть все шансы умереть не от рака, а от перепадов давления. Верхнее скачет: то 150-170, то 95.

Надеюсь, сюрпризы с давлением не помешают операции на глазу.

– Станислав Антонович, а вы замечаете, как быстро летит время?

– Конечно! Уже молодые банкиры все постарели. В последнее время смотрю, кто ушел в мир иной – один, второй, третий, а я все живой…

– Видимо, просто небеса в курсе ваших планов…

– С небесами тоже не все так просто. Я про Бога думаю по-иному. Бог – не тот, кто следит за каждым моим шагом. Бог создает программу, которая развивается. В ней есть волны, атомы и много чего другого.

Бог заложил программу, а в ней – меня, как атом. Вот так и живем. Я никогда не был архирелигиозным и таким же остаюсь. И поэтому я к Богу иду со смелой душой.

– В жизнь после смерти верите?

– Думаю, как атом где-то буду жить. Есть закон сохранения энергии. Ничего во Вселенной не пропадает. Так что буду жить. Я в этом смысле свободный человек.

Все мои друзья, кстати, удивляются моей свободе. Я всегда ценил свободу. Перед Богом свободный. И перед властью. Зависим только от жены…