Беженка из Бучи: «Нам сказали ни в коем случае не смотреть русским солдатам в глаза»

«Такое чувство, что по стране пустили огромную мощную газонокосилку, которая перебивает, в первую очередь, мирное население»

Евгения Елиферова, жительница Гостомеля, сейчас находится в Варшаве:

– Я, правда, не знаю, что будет дальше. Я не могу понять, как мы будем договариваться, как мы будем общаться. Потому что, помимо того, что нас бомбят с неба, нас очень сильно бомбят и в Интернете.

Такое чувство, что по стране пустили огромную мощную газонокосилку, которая перебивает, в первую очередь, мирное население. Когда ты видишь полностью стертые с лица земли города, а потому звонишь кому-то в Россию, показываешь это, рассказываешь, а тебя и там бомбят.

Люди на той стороне либо отказываются в это верить, либо говорят тебе «а где ты был восемь лет?». И в этот момент это, конечно, очень сильный вопрос.

В этот момент тебе как будто вынесли приговор, а там, на другом конце провода, сидит какой-то солдат, наводит на тебя ружье и говорит: «В связи с тем, что у меня нет информации о том, что лично вы делали эти восемь лет, вы приговариваетесь к расстрелу». И стреляет в тебя, но не пулей, а этим вопросом «где ты был восемь лет?».

И вы знаете, это такой коварный вопрос, это мощная манипуляция. Например, Катя, где вы были восемь лет, когда умирали от голода дети Африки? Приятного аппетита, Катя!

Все эти восемь лет я была в Донецке, я туда ездила, проводила время со своими родными. Что я могла на протяжении этих восьми лет делать? Брать в руки автомат и идти кого-то убивать?

Сейчас люди друг друга убивают. Вы видите в этом плюс? Видите в этом решение вопроса?

«Они этот дом спалили, а потом приехали снова и начали грузить себе все, что у людей было в гараже»

Ирина Алехина, жительница Бучи, которая переехала туда из Донецка в 2010-м, сейчас находится в Варшаве:

– Самый страшный день – это было 8-е марта. Они бомбили всю ночь, бомбили все утро. А у нас дом стоит поодаль от Варшавской трассы и напротив был большой частный дом. И так как у меня дверь открыта, я постоянно варила для всех, так как мангал был только у меня.

Подъезжает к дому напротив танк, метров пять от моего окна, останавливается и начинает верхней частью танка кружить и направляет ее мне в лоб. И смотрит стоит этот танкист, и я стою, как завороженная.

А потом они разворачиваются и начинают бомбить эти ворота, этот забор дома напротив. Все разбомбили напрочь, убили собаку и уехали. Людей в тот момент в доме не было, они подъехали минут 20 спустя и были в шоке, не понимали, что произошло.

Но тут вернулись солдаты, все какие-то низкорослые. Они забежали в дом и подожгли его, а люди туда зашли. Больше я этих людей не видела никогда. То есть этот дом спалили, потом они развернулись и уехали. А минут 15 спустя приехали снова и начали грузить себе все, что у людей было в гараже, выносили мешки.

А у нас на территории сосны, много сосен, а я на все это смотрю, как завороженная, что-то вытираю на автомате. А рядом с сосной стоит девушка. Она вытянулась, и я ее не увидела, а она стоит с огромными глазами. Я говорю ей «иди сюда». Она забежала ко мне, плачет и говорит, что ее муж с другом куда-то побежали и она не знала, где они теперь.

Мы зашли с ней в квартиру и стоим, наблюдаем, и она говорит: «С праздником! Восьмое марта ж сегодня!». Мы с ней выпили еще винца, и она убежала.

Только она убежала, прибегает молодой человек лет 40. Плачет, зубы стучат, говорит, что там стреляют, автоматная очередь. А он зашел, сел и сидит. В общем, наделал он в штаны, так испугался. Было ощущение, что это вообще не со мной. Это было так ужасно, что до меня не доходило.

«Ужасное ощущение, когда ты понимаешь, что этот человек может расстрелять абсолютно любую машину, которая проезжает»

Татьяна Орлик, Вышеград, сейчас находится в Германии:

– Мы восемь часов ехали, мы убегали по полям и проезжали через русский блокпост. И я, наверно, так не боялась никакой техники, как человека.

Человек – это самое страшное, что может быть. Когда направлено оружие на наш автомобиль, а я посмотрела в эти глаза, и это было страшно. Это живой человек, но с мертвыми глазами.

Ужасное ощущение, когда ты понимаешь, что этот человек не испытывает ничего человеческого, и он может расстрелять абсолютно любую машину, которая проезжает, это была какая-то рулетка.

И они не разговаривали, они молча стояли, машины медленно проезжали, а они просто смотрели, но в этом взгляде ничего не было живого. А когда мы проехали, я закрыла глаза, потому что мне казалось, что сейчас будет пулеметная очередь. Когда мы отъехали дальше, все стали плакать от того, что мы выжили, потому что мы готовились, что нас могут обстрелять.

«Читали ли им сказки мамы? Им что-то подмешивают, что такая агрессия?»

Ирина Алехина также вспоминает историю своего отъезда из Бучи.

– Меня взяли соседи, которые жили надо мной. И мы ехали в машине втроем – я и еще две женщины. Был очень сильный ветер.

И, когда мы уже выехали из Бучи с правой стороны от дороги шли люди. Просто толпы людей. Дети маленькие, старики, кошки, собаки, кто-то с рюкзачками. И они просто шли, потому что ехать им было нечем. А блокпосты стояли чуть ли не каждые три метра. И нужно было открывать окна в машине, когда подъезжаешь, чтобы они (русские солдаты – «С».) посмотрели, не с автоматами ли мы там сидим.

И вот один блокпост, там такой взрослый мужчина, который говорит «добрый день». А нам сказали не смотреть им в глаза, нужно или потупить взор или в сторону смотреть, но ни в коем случае не в глаза.

Он открывает машину, здоровается и говорит «наденьте шапочку, вы простудитесь». Я натянула капюшон и дальше не смотрю в глаза. Пока они осмотрели машину, открыли багажник, я вижу, что за ним лежат два трупа – детки маленькие, один в конвертике вообще, младенец, обгоревший. Это прямо у него за спиной, в шаге от него.

А чуть поодаль мальчик ехал на велосипеде, лет 15 ему, и вообще ехал в белой простыне, чтобы его не убили, и он тоже лежал там, видимо, давно.

Вот тогда я заплакала первый раз, когда увидела этих маленьких деток. А он спокойно мне говорит «наденьте шапочку».

Я не знаю, читали ли им сказки мамы. Не знаю, где они взяли этих людей. Им что-то подмешивают, что такая агрессия? Не понимаю, что это за люди и почему так.