Беларуска — о споре с сестрой из РФ: «Она сказала: царям никто не смел перечить, так и у нас царь решил — значит, надо»

Эта история достаточно красноречиво показывает позиции родственников, проживающих в России и Беларуси. Поэтому мы решили ее опубликовать.  

«Отец освоил интернет, и это в 2020 году стало решающим фактором»

— Нас три сестры-погодки, всем сейчас около 50, — говорит Валентина (все имена изменены в целях безопасности собеседницы, находящейся в Беларуси — С.). — Даша вышла замуж и уехала за Урал, Настя тоже живет в России, только в Калининградской области. А я всю жизнь прожила в родном райцентре Витебской области.

Почти каждое лето сестры со своими семьями приезжали в родной город — и всегда это был праздник. В этом году у нас встреча совпала с еще одним семейным торжеством, на котором, однако, мы с Дашей чуть не подрались.

Родители наши давно живут отдельно. Отец, когда дочки уехали, освоил интернет, и это в 2020 году стало решающим фактором.

Он прекрасно понимает все, что происходит, я могу обсудить с ним ситуацию в нашей стране, он не изменил своей позиции за три года и даже стал еще более радикальным, говорит, дайте мне оружие — и я пойду.  

А мама наша — ярая «путинистка», даже не «лукашистка». Она круглосуточно смотрит Соловьева, ничего не хочет слышать, так и говорит: «Молюсь каждый день за Путина».

Меня она называет «предательницей», ее любимая фраза: «Иди, кланяйся своему Западу». Аргумент о том, что Россия нас использует гораздо страшнее, чем Запад, вообще ей непонятен. А когда начинаю говорить что-то про ту войну, она вообще выходит из себя, типа это святое, как ты можешь, твой дед воевал, а ты бандеровцев защищаешь.

Я пытаюсь ей все прощать, принимая во внимание возраст, отсутствие интернета и кучу разных болезней.

«И вообще зачем они сопротивляются, уже давно бы все закончилось»

Мы все собрались в одном доме на праздник, но до самого праздничного стола так и не дошли. Причем я примерно представляла позиции родственников и старалась сама не начинать никаких разговоров ни о Беларуси, ни об Украине.

Но начала Даша. Она решила мне пожаловаться на отца, к которому накануне сходила в гости. Говорит, это ж надо, у него круглые сутки идут только украинские каналы, причем «даже на украинском языке». И он вместо того, чтобы общаться с внуками и копаться в огороде, смотрит их и еще ей пытается что-то объяснять.

Я удивилась, потому что в начале войны она не говорила с таким пренебрежением об Украине, сама была в шоке, возмущалась, что так нельзя было поступать. Честно говоря, мы редко с ней общались последнее время, поэтому я упустила момент, когда произошла эта «промывка» пропагандой.

Сейчас она вроде бы осуждает смерть людей, но параллельно как бы одобряет то, что происходит. Оказывается, такое возможно, я приведу некоторые отрывки из нашего разговора.  

— Как я могу осуждать страну, которая дала мне все: я хорошо живу, у меня есть квартира, машина, бизнес и т.д., — удивилась сестра.

— Но люди в Украине тоже жили хорошо, у них тоже все было, — парировала я.

— Надо было не дружить с Западом, не вступать в НАТО.

— Так они не вступили!

— Но угроза же была, поэтому у нас не было выбора.

— Россия — ядерная сверхдержава, кто может ей угрожать, как бы на вас напали?

— Могла прилететь ракета.

И вообще зачем они сопротивляются, зачем берут оружие у Запада? Уже давно бы все закончилось.

Когда она начала извечную песню про «бомбили Донбасс», я попыталась объяснить, как появились «ДНР» и «ЛНР», как происходили другие конфликты. Но она прямо категорически меня остановила: «Мне это все не интересно, я в это не вникаю, не собираюсь читать про Чеченскую войну и про 2008 год, и про 2014 год. У меня уже есть свое мнение».

Я ответила, что именно для того и вникла во все, чтобы сформировать свое мнение, в то время как она предпочитает просто передавать то, как ей кто-то говорит.   

На это она посоветовала: «Да не лезь ты, зачем тебе это надо, вы тут помешались все на этой Украине. У меня своя жизнь есть и у тебя тоже».

А как можно не лезть, когда у нас почти каждая семья связана с Украиной, мы все отдыхали в Затоке, ездили в Одессу, в Харьков, ездили на тот самый «7 километр» за джинсами по оптовым ценам. Кто из беларусов там не был?

Спросила про мобилизацию. Ее версия вообще меня убила. Она утверждает, что на войну идут только те, кто сам хочет, или те, кому нужны «гробовые». Причем говорит об этом абсолютно спокойно, как будто речь не о людях. Все, кто не хотел, по ее мнению, «откосили».

Я спросила, почему она так уверена. Она привела в пример своего зятя, который в первые дни мобилизации уехал в Таиланд и вернулся только через полгода.

Про смерть людей (всех — и россиян, и украинцев) рассуждает философски, типа с любым может случиться, вон живет человек — и инфаркт. А тут война, бомба — значит, судьба такая. То, что это совершенно разные категории, не понимает.

«За что вы нас, россиян, так не любите? Это же не я убиваю людей!»

Был один страшно показательный момент, когда она, оправдывая все деяния Путина, реально назвала его «царем». Сначала говорила, что президент моей страны, которого они якобы выбрали, не может сделать ничего неправильного.

Когда увидела мои расширившиеся глаза, привела аналогию, дескать, царям же никто не смел перечить, так и у нас царь решил — значит, надо. Я опешила!

Попробовала уточнить, а если царь вдруг оказался больным человеком и решил сделать непонятно что. На это у нее железный довод о том, как в России все хорошо — и зарплаты, и медицина, и бизнес развивается.

Говорю, так можно же так и сказать: это хорошо, а это он сделал плохо. Но она не допускает даже мысли, что «царь» может ошибиться.  

Я объясняю на своем примере, что очень недовольна «своим царем», потому что категорически против и размещения ядерного оружия, и вагнеровцев в своей стране не хотела, а то, что разрешили на Украину напасть из Беларуси, вообще чудовищно. 

— Почему ты мне высказываешь это, я в этом не виновата. Почему тебя вообще все это волнует, тебе своих проблем не хватает? — не поняла она мой посыл.  

А когда заикнулась о том, что время такое сейчас и Путина вообще может скоро не стать, по крайней мере, в Кремле, она реально испугалась: «Как это — может не стать?».  

Естественно, с Украины перешли к нашим событиям, и я ей с примерами стала рассказывать, что у нас в городе не осталось семей, где бы кого-то не репрессировали. Более того, одного нашего родственника также забирали на сутки, уволили с работы. И она это прекрасно знает и очень ему сочувствовала.

Спрашиваю: если бы тебе сказали уволить человека только за то, что он не так думает, ты бы уволила? И она, которая говорила неоднократно, что в шоке от того, что происходит в Беларуси, отвечает: да, уволила бы, выбрала бы свою семью.

На мое возражение о том, что я бы предпочла сама уволиться и пойти работать дворником, она только улыбнулась, мол, ты же понимаешь, что ничего не изменишь, не уволишь ты, уволит другой — это система.   

Я заплакала, напомнила, что с нашим родным человеком именно так и поступили, разбили карьеру, жизнь.

Система состоит из винтиков, и если бы много винтиков вышли из строя, отказались увольнять, то система бы начала ломаться.

Она стала сочувствовать, говорить, что не одобряет того, что происходит, но признать причину, почему это происходит, все равно отказалась.

Для меня такая двоякая позиция «осуждаю, но сделала бы точно так же» оказалась неприемлемой. Наверное, я в этот момент перешла на повышенные тона и ее это задело: «За что вы нас, россиян, так не любите? Это же не я убиваю людей!».

Конечно, я понимаю, что просто сорвалась на ней за всех, что она одна из миллионов и ничего изменить не сможет. Но меня на самом деле больше всего ранило то, что она не осудила, ни разу не сказала, что Путин не прав, что Лукашенко не прав, что это преступление.

В итоге, она схватила вещи и буквально убежала, даже не присев за стол.

Мне больно от всего этого, но я ничего не могу с собой поделать: понимаю, что сестра, но отношение к ней изменилось. Думаю, и у нее ко мне тоже.

В комнате, где мы разговаривали, все это время была и Настя. В начале войны она как раз говорила, что «все не так однозначно», что «у тебя свое мнение, у меня свое», «мы спасаем Донбасс».

Но, видимо, близость к Европе — а они в Польше и Германии довольно часто раньше бывали — помогла ей разобраться, что к чему.

Они даже думали о переезде одно время, но россиянам запретили вывозить деньги. А у них трое детей, и они испугались, что не смогут прожить в чужой стране без денег.  

Настя вмешалась в разговор только один раз, когда говорили про мобилизацию, сказала, раз это «СВО», то никакой мобилизации вообще не должно было быть.

Но когда Даша уже ушла, она попыталась не то чтобы ее оправдать, а объяснить, почему так происходит. И, мне кажется, ее мысль действительно правильная: «Пойми, если мы примем вашу сторону, как нам с этим жить? Если мы согласимся со всем, что ты говорила, значит мы — убийцы? Как это признать? Поэтому наша психика так защищается».