Автор «Сталингулаг»: «Люди у власти хотят, чтобы мы думали, что они страшные и ужасные энкаведешники»

ВВС встретилась c самым популярным Telegram-блогером России —  владельцем канала «Сталингулаг», который до недавних пор был анонимным.

—  Если вдруг я не приеду к 12:00, значит, это произошло не по моей воле, —  написал Александр Горбунов корреспонденту Би-би-си.

Тем не менее к 11:00, согласно договоренности, у редакции появился большой микроавтобус. Водитель опустил на землю складной металлический пандус; до редакции Александру помогла добраться жена – сам он ходить не может.

По дороге за микроавтобусом следовал белый «Форд», рассказывает Горбунов. Слежку он связывает с событиями последних дней — загадочными визитами правоохранительных органов к его родителям и родственникам.

Горбунову 27 лет, но он говорит негромким голосом человека, привыкшего, что его слушают. Начитанный, образованный, одетый как профессор европейского университета, Горбунов производит впечатление уверенного и сдержанного человека.

Однако в своем Telegram-канале он создает прямо противоположный образ: так, самое популярное трехбуквенное обсценное слово встречается в его постах как минимум 69 раз, пятибуквенное —  44 раза. В разговоре с Би-би-си - ни разу.

«Сталингулаг» с 300 тысячами подписчиков стабильно входит в тройку самых популярных Telegram-каналов страны. Он язвительно критикует действующую российскую действительность, а политик Алексей Навальный в 2017 году назвал его главным политическим колумнистом страны.

Прежде чем признать, что именно он —  автор одного из самых популярных и противоречивых Telegram-каналов, Горбунов долго собирался с мыслями.

— Меня зовут Александр Горбунов, и я —  автор «Сталингулага».

— Вам после этой фразы стало легче?

— Пока еще непонятно. Возможно, да.

— И какие у вас ощущения?

— Ощущение, что все позади.

— Как появился «Сталингулаг»?

— Случайно. Он развивался так, как развивался лично я, менялся вместе с моим мировоззрением.

— Зачем вам это было нужно? Недостаток общения?

— Просто захотелось писать. Может, были какие-то личные переживания. Может, была какая-то недосказанность, потому что я много тогда работал, практически не отходил от компьютера, потому что и ходить особо было некуда.

Я жил в Махачкале, это город максимально неприспособленный для жизни людей в инвалидной коляске. Компьютер, интернет позволяли посмотреть на то, что происходит в мире. А я с детства смотрел всевозможные политические передачи, политика меня всегда привлекала.

«Есть такие ситуации, когда просто невозможно молчать»

Александр Горбунов родился в январе 1992 года в простой семье в Махачкале. Учился на юриста. Еще в школе начал искать способы заработать в интернете. В студенчестве вел блог, посвященный сетевому маркетингу и личностному росту, играл в онлайн-покер. Увлекся трейдингом —  он стал для него необходимым источником высокого и стабильного заработка.

— Вам тяжело было расти в Махачкале?

— Если вы там были, то вы знаете, какие там дороги, лестницы, тротуары.

— А люди?

— Люди хорошие. В России в целом люди хорошие. Сколько б я ни был в разных городах, я не видел к себе неприязни.

— Как вы там жили?

— Я начал работать в 13 лет, когда отец, который был единственным кормильцем в семье, заболел. Мама работать не могла. В детстве меня возили по врачам, на всякие физиопроцедуры, на которых мне постоянно говорили, как важно работать над собой.

— Что врачи имели в виду?

— Мое заболевание (Александр Горбунов с детства страдает спинальной мышечной атрофией, которая приводит к отмиранию клеток спинного мозга) прогрессирует, но в детстве я мог поднимать руки, и врачи считали (может, это было больше для самоуспокоения или от незнания), что я должен делать какие-то физические упражнения по несколько часов в день.

Когда вам пять-шесть лет, как можно понять, что ты должен часами тянуть какие-то резинки, если хочется погулять?! Но мне отец всегда говорил: ты должен в этой жизни рассчитывать только на себя. Ты должен заниматься, потому что у тебя сейчас все есть, пока мы живы с мамой. Когда нас не станет (я поздний ребенок в семье), ты останешься совсем один. До меня эти слова не доходили: полный дом людей, как можно остаться одному?!

— А потом?

— А потом я посмотрел фильм про детей-инвалидов, живущих в интернате. Оказалось, что после 18 лет их переводят в дом престарелых. Я посмотрел, увидел все эти ужасы, увидел, как они еле передвигаются по полу, весь этот лютый ад и кошмар.

Я был потрясен. И понял, что этого никак нельзя допустить. Никогда. А значит, я должен стать независимым, а независимость дают только деньги. Только оплачиваемый труд. Отец говорил: «Ты будешь платить человеку, который станет тебе помогать». Я знал, что мне нужны деньги. И начал думать, как мне их заработать.

Для того, чтобы жить, и я не говорю о какой-то роскоши, мне нужно несколько сотен тысяч рублей в месяц. Каждый месяц, каждого первого числа. Чтобы просто жить, остаться в квартире, жить в удобном районе. Потому что в России практически нет домов, которые были бы удобно оборудованы не просто на уровне подъезда. И даже пандусы —  я не понимаю, кто и для кого их строит.

— Какой была ваша первая работа?

— Мне подвернулась компания, которая занималась сетевым маркетингом и распространением биодобавок. Для тех времен у меня достаточно неплохо дело пошло —  я зарабатывал по 150-200 долларов в месяц, приличные деньги для Махачкалы.

Лет в пятнадцать я выполнил определенный план и компания пригласила меня в Москву. Я поехал первый раз и был в шоке от этого города: остановился у маминой одноклассницы в Марьино, даже не в центре Москвы, но я понял, что это очень крутой город.

Я поразился, что на улицах есть пандусы, пусть и неудобные. Оказывается, такое бывает. Оказывается, тротуар это не полметра с выбоинами, по нему можно передвигаться. Я понял, что мне нужно переехать в Москву.

— Сразу переехали?

— Тогда перебраться в Москву не было никакой возможности, но я посчитал в среднем, сколько мне нужно на жизнь. Параллельно играл в онлайн-покер и плавно занялся торговлей на фондовом рынке. Когда образовалась определенная финансовая подушка, когда я понял, что все стабильно, я переехал в Москву.

— Вы считаете себя обеспеченным человеком?

— Да, в целом я обеспеченный человек. Особенно, если сравнивать с той жизнью, которая у меня была в детстве и юности. Сейчас я —  средний класс Москвы, который может себе позволить куда-то поехать и пойти в театр и ресторан.

— Покер и трейдинг —  достаточно рискованные операции. Целые империи рушились на этом. Вы не боялись идти на такой риск?

— Да у меня не было выбора, понимаете? Даже многие знакомые говорят: научи меня стать трейдером, я тоже хочу быть трейдером. Я искренне отвечаю (все думают, что это какое-то кокетство): это люто тяжело, люто эмоционально, это трудно, потому что ты в трейдинге помимо определенных рисков постоянно испытываешь моральное напряжение.

У меня просто не было другого выхода. Это было от безысходности, что сыграло ключевую роль: если бы не было безысходности, я бы на все это дело забил.

— А вы продолжаете заниматься трейдингом?

— Да, конечно. Это мой основной источник дохода. Telegram-канал приносит не так много денег, как кажется. А расходы у меня в Москве очень большие —  это расходы не для того, чтобы вести роскошную жизнь, а банально для того, чтобы просто выйти из квартиры, чтобы я дома смог попить воды, чтобы мне сутки полностью помогали квалифицированные люди.

Пик карьеры любого трейдера —  создание собственного фонда. И год назад я близко подошел к этой теме, начинались какие-то переговоры на этот счет. Но после выхода заметки [РБК о предполагаемом авторстве канала] со мной прекратились любые контакты по этой теме: «Ты что —  дурак? Никакой институциональный инвестор больше никогда не доверит тебе ни рубля». Я так и остался частным трейдером.

— Почему трейдер не может вести Telegram-канал?

— Российский бизнес старается стоять в стороне от политики, которая не очень нравится действующей власти. Вы же понимаете, что у нас в стране, если человек скажет что-то не так, то он сразу становится иностранным агентом, «наймитом Госдепа», шпионом. А весь финансовый мир стремится максимально минимизировать риски.

— Зачем тогда идти на этот риск, будучи финансовым трейдером, особенно создавая собственный фонд?

— Блог возник не как какой-то продуманный проект. Это все вышло абсолютно случайно. Есть ситуации, когда просто невозможно молчать, когда невозможно не сказать о том, что происходят безумные вещи.

— У читателей может создаться впечатление, что за вами кто-то стоит. Вот у вас может, есть какие-то партнеры по бизнесу. Или вас кто-то консультирует.

— Нет, у меня нет никаких партнеров. Потому что у меня нет никаких бизнесов в том смысле, о котором вы говорите. Я абсолютно в этом плане один, везде один все время, чего бы это ни касалось.

«Не хочу себя ассоциировать только со своей инвалидностью»

—  Почему вы о проблемах доступной среды не пишете в своем Telegram-канале?

— Я пишу о них, когда появляется повод. Давайте будем откровенно говорить, это никому не интересно у нас в стране. Это неинтересно, нечитаемо. О трудностях с передвижением читало бы два с половиной человека —  и от этого не было бы никакой пользы.

Потом, я не хочу себя ассоциировать только со своей инвалидностью, я не считаю, что это какая-то болезнь, я просто с этим родился. Вот есть люди —  кто-то умеет играть на пианино, а кто-то не умеет играть на пианино. У кого-то светлые волосы, у кого-то темные. Кто-то умеет ходить, а кто-то не умеет ходить. Это не какая-то особенность, это данность, я из этого не делаю какой-то трагедии. Никак не акцентирую на этом внимание. Это только вопрос практических действий, передвижений, которые осуществляются с посторонней помощью.

— И без посторонней помощи никак.

— Я бы очень хотел, чтобы проектировщик пандусов сел бы в коляску и заехал в подземный переход. Я одно время снимал квартиру в центре Москвы, жил на Поварской улице. У меня тогда не было машины, дом стоял за кинотеатром «Октябрь», я прожил там больше трех месяцев и ни разу не был на противоположной стороне Нового Арбата. Весь центр Москвы для меня заканчивался там, где заканчивался кинотеатр «Октябрь».

— И как вы живете сейчас?

— В осознанном возрасте я принял решение не обращаться к врачам ни за какой помощью, кроме скорой. Последний раз я был в больнице, когда у меня был острый приступ. Это мой выбор.

— И какой он?

— Жизнь в принципе —  это удовольствие. Кто-то со стороны посмотрит на меня и скажет, что я лукавлю. И вот этот маленький отрезок жизни я не хочу тратить, превращать его во всевозможные лечения, ограничения. Как говорится, перед смертью не надышишься.

«Сталингулаг» пишет о том, как все есть на самом деле»

Несколько дней назад в дом, где живут родители Горбунова в Махачкале, пришла полиция. «В пятницу мне позвонила мама и сказала, что к ней пришли сотрудники органов, я попросил дать трубку одному из полицейских. Я спросил: «Что случилось? Почему вы пришли?» Он сказал: «С вашего телефона поступил звонок о минировании объектов в Москве». Я уточнил: «С телефона, с которого я сейчас разговариваю?» Он говорит: «Нет», —  рассказывает Горбунов.

— Больше мне никаких вопросов не задавали. До сих пор не известно, был ли это обыск, - вспоминает он.

В пресс-службе отдела информации и общественных связей МВД РФ по Республике Дагестан не прокомментировали проверку родственников Горбунова.

По словам Горбунова, одним из первых, кто поддержал его, был Павел Дуров: «Павел написал личное сообщение, что поддерживает меня».

После прихода правоохранительных органов проект Baza опубликовал видеозапись беседы с матерью, в которой она признается, что Горбунов —  ее сын. Сам Горбунов говорит, что его мама не давала интервью. «Это не было микроинтервью. К ней домой вечером пришел адвокат. С ним пришла девушка, но не представилась, из какого она издания. На ней была скрытая камера. Нужно понимать, что моя мама не могла понять, что люди могут записать это все и выложить. Она до сих пор находится в полном шоке от того, что получилось».

Сооснователь проекта Baza Никита Могутин сказал Би-би-си, что правила его редакции запрещают скрытую съемку интервью: то, что мать Горбунова знала о съемке, по его словам, видно по тому, как ровно выстроен кадр. При этом Могутин признает, что внештатная журналистка не сообщила собеседнице, какое медиа представляет: «Эта девушка также сотрудничает с рядом изданий, местных и федеральных, поэтому она представилась просто журналисткой».

Могутин утверждает, что несколько раз пытался связаться с Горбуновым после интервью, однако тот проигнорировал сообщения. «Если бы Александр или его представители попросили нас не публиковать эту информацию, мы, скорее всего, отказались бы от публикации», —  заключил Могутин.

—  Почему, по вашему мнению, органы так раздражает ваш Telegram-канал?

— Я не знаю. В Telegram создалась такая атмосфера, что там в основном дискурсе преобладают каналы прокремлевской направленности, которые подают и освещают новости с определенных позиций. По факту, «Сталингулаг» —  это единственный популярный Telegram-канал, который пишет о том, как все есть на самом деле.

Ко мне лично внимание привлекла статья РБК, где меня назвали автором Telegram-канала «Сталингулаг». По моему мнению, раз органы не могут доказать мою личную причастность как автора, они вынуждены были придумать какую-то идиотскую идею с телефонным терроризмом.

Потому что каких-либо технических способов доказать мою причастность или непричастность к какому-либо Telegram-каналу невозможно. Это могут сказать только Павел Дуров и сам Telegram.

— Боитесь ли вы за своих родственников?

— Будет очень печально, если кто-то из них пострадает —  и не только от властей, но от каких-нибудь больных активистов и поехавших фанатиков, которые могут причинить неудобство моим максимально далеким от этой истории родственникам.

Это один из весомых факторов, почему я скрывал свою личность и не хотел ее раскрывать. Когда в сеть попали какие-то подробности обо мне, понеслись такие потоки грязи -— мне-то все равно, но близким людям, если они это прочтут, будет как минимум неприятно.

«Сталингулаг» — это троллинг»

В 2013 году Александр Горбунов переименовал свой личный аккаунт в Twitter в «Сталингулаг» Там он публиковал шутливые посты на темы российской действительности и политики.

Весной 2016 года, когда у него было уже 400 тысяч фолловеров, он зарегистрировал канал в Telegram. На тот момент это была абсолютно новая платформа —  например, канал «Незыгарь» появился всего лишь за несколько месяцев до этого.

Часть аудитории проекта перешла из Twitter в Telegram, что является одной из причин популярности «Сталингулага», говорит основатель сервиса Combot Федор Скуратов. Став одним из первых авторских политических каналов, «Сталингулаг» работает с востребованной повесткой «все плохо», добавляет он.

Сейчас у «Сталингулага» свыше 1 млн фолловеров в Twitter и 300 тысяч подписчиков в Telegram. В марте он занял второе место по читаемости среди всех политических каналов.

С сентября 2017 года в канале публикуется реклама, стоимость одного поста начиналась с 150 тысяч рублей, через трое суток его удаляют из ленты.

— Почему «Сталингулаг», а не, например, «Солженицынперестройка»?

— Это такой троллинг —  человек заходит на канал с аватаром Сталина, видит название «Сталингулаг», думает, что будут восхвалять то время, а видит совершенно обратное. Потом, очень многие сейчас проводят параллель с тем, что происходит сегодня в России, с 1937 годом. Я считаю, что это не так: люди у власти хотят, чтобы мы думали, что они страшные и ужасные энкаведешники с горячим сердцем и холодной головой, а на самом деле они коммерсанты по своей сути, любят роскошь и деньги.

Это всего лишь инструменты, которые превращаются в инструменты грабежа и бандитизма какого-то и сведение личных счетов, ничего больше.

— Тем не менее в ваших политических взглядах произошла сильная трансформация —  вы несколько лет назад довольно спокойно писали в «Твиттере» об аннексии Крыма, а сейчас у вас посты в канале гораздо более оппозиционной направленности. Почему так получилось?

— Они всегда были оппозиционными: если вы посмотрите мою ленту «Твиттера» в хронологическом порядке, то на момент присоединения Крыма была и критика власти. Но я всегда считал, что человек важнее границ, он важнее всего, что происходит. Они могут сказать, что хотят быть в составе иного государства.

А когда стало известно о методах, которыми это все произошло, моя позиция по этому вопросу тоже изменилась. Но и сейчас, если вы зададите мне вопрос, чей конкретно Крым, я скажу, что Крым принадлежит людям, которые живут в Крыму.

— Не было ощущения, что «Сталингулаг» в какой-то момент начал жить своей, особой жизнью? И что вы уже как-то под него подстраиваетесь?

— Да, безусловно, это извечный вопрос, в какой-то момент ты не можешь определить —  ты пишешь, потому что так считаешь, или ты пишешь так, потому что от тебя ждут этого люди? Они пишут, хвалят, в какой-то момент ты начинаешь понимать, насколько ты зависим от общественного мнения, от цифр, от того, хвалят ли тебя.

—  К вам ведь обращались рекламодатели?

— Да, у меня коммерческая реклама, она вся идет под тегом «реклама», она вся экономическая, у меня не было ни одного политического размещения. Мне поступали такие предложения —  о ком-то прицельно писать, кого-то «мочить», но я всегда отказывался.

— Вам прямо предлагали кого-то «мочить»?

— Да, писали. Указывали цену, объясняли, что это пост, который нужно разместить, просто текст.

— А если бы к вам пришли и сказали: вот есть такой-то губернатор, он делает что-то плохое, у нас есть на него компромат —  возьмете?

— Вы же понимаете, что если люди приходят, значит, им это зачем-то нужно. Я не хочу участвовать ни в каких чужих играх, я абсолютно в этом плане независим от всех.

— Продолжите ли вы и дальше писать в «Сталингулаг» после раскрытия своей личности? И будете ли вы это делать с большей оглядкой?

— Я продолжу писать, в этом плане ничего не изменилось. Как писал, так и буду.

— А если завтра вам предложат высказать вашу позицию на каком-нибудь телеканале с многомиллионной аудиторией, вы согласитесь?

— Я не хочу становиться, условно говоря, каким-то Майклом Бомом, экспертом, который ходит на все политические шоу. Я не хочу, чтобы мне в лицо говорили, что я дерьмо, поэтому какой мне смысл туда ходить? Я и так каждый день это слышу.

— Опасаетесь ли вы дополнительных неприятностей в связи с тем, что ваше имя стало известно?

— Я не причинил никому никакого вреда, я ни в чем не виноват. Я не боюсь за себя, мне ничего нельзя сделать —  применить ко мне какие-то методы ограничения, учитывая, что они у меня есть с самого рождения, невозможно. Причинить мне телесный или физический вред тоже невозможно, потому что боль со мной, она всегда присутствует.

У меня нет никаких иллюзий, нет надежд на какую-то старость, я прекрасно все понимаю — грубо говоря, годом раньше, годом позже —  что это значит в масштабах вселенной? Мы ничего не изменим. Жизнь —  она временная, а смерть постоянна, зачем переживать за что-то временное?

Нельзя три дня спать, а потом не хотеть спать в принципе, нельзя наесться так, чтобы никогда не быть голодным. Сколько б мы ни прожили, нам все равно будет хотеться пожить подольше.