Алена Свиридова: «Как сексуальный партнер я стала гораздо интереснее»

Алена Свиридова вошла в нашу жизнь со словами «Никто никогда не любил тебя так, как я». С тех пор прошло, не поверите, пятнадцать лет. За эти годы она освоила несколько «смежных» профессий — актрисы, продюсера и писателя. Встречалась и расставалась с мужчинами. Родила второго сына. В интервью певица рассказала, чем хороша ролевая игра «папа-дочь», на какие жертвы готова ради творчества и как расставалась со своими мужьями.

— По-вашему, есть женщины, которые просто не созданы для замужества?

— Я считаю, что для него все женщины созданы. И ничего другого никто не придумал, по большому счету. Другой вопрос, в каком возрасте им это надо: одним — с ранних лет, другим — с поздних.

В18, когда я первый раз замуж выходила, весь мир был для меня непознанным, а после тридцати я уже удовлетворила свои амбиции. Сегодня я уже ничего против замужества не имею.

— И какой же мужчина вам нужен? Я обратила внимание на то, что у вас в последнее время наметилось снижение возраста партнеров...

К сожалению, да. Вот здесь ничего не имею за, потому что в такой ситуации все ухабы, по которым ты уже проехала, твоему мужчине еще только предстоят, по-любому. А мне бы хотелось вместе по ухабам ехать.

С другой стороны, большинство моих ровесников превратились в серьезных дядек, с ними скучно. В них не хватает какой-то хорошей дури, которая во мне самой есть и от которой я не хочу избавляться.

Если мне нужно, я могу включить в себе некий тумблер и стать серьезной, за два часа решить все проблемы и опять вернуться в свое нормальное состояние. Но в компании мужчин под сорок у меня часто возникает ощущение, как в детстве: тебя сажают за новогодний стол со взрослыми, и они говорят что-то не очень понятное и неинтересное, все время хочется уйти и поиграть с детьми.

Вчера мне попалась фотография гитариста Кита Ричардса — по возрасту он мне в отцы годится. Абсолютно потрепанное жизнью лицо, но глаза... шкодные, смеются. Понятно, что он не будет с женщиной обсуждать котировки на бирже. Вот то, что я ищу.

Хотя по нему, конечно, видно, что в свое время были и наркотики, и безудержный секс. Вот этого, пожалуй, не надо...

— Вы производите впечатление независимой женщины. А могли бы, скажем, расслабиться и переложить все заботы на мужчину?

— Я всегда доверяю мужчине ровно столько, сколько он потянет, и с удовольствием поднимаю лапки кверху. Были у меня такие отношения. Правда, я их оценила только потом, — ролевая игра «папа и дочь», хотя он был даже моложе меня на пару лет. Очень умный, состоятельный на тот момент. Абсолютно все вопросы решал сам.

С ним я превратилась в женщину, которая занимается исключительно творчеством, в остальном же вообще не понимает, что происходит, не может даже в булочную сходить — вдруг что-то не то купит. Все было слишком хорошо, и я, как это нередко происходит, зарвалась и обнаглела.

Но расплата нашла героя. Сейчас я понимаю, что это были идеальные для меня отношения.

— Часто ли случается, что вас сексуально привлекает мужчина, который больше ни в чем тебе не подходит?

— (смеется) Да почти всегда!

— Может, легче пойти по любимому пути московских барышень — найти мужчину, с которым будет уютно и комфортно? Того, кто все проблемы решает и за все платит...

— Кто ж от этого откажется, если по любви? Хотя, когда за тебя все решается, очень быстро встанет вопрос, что и как петь и петь ли вообще.

А чем заниматься, если не петь? Ходить по массажным салонам и маникюрным кабинетам? Так я с ума сойду.

Я понимаю, нельзя получить все в одном флаконе, и довольствуюсь тем, что имею: с кем-то у меня потрясающая химия и отличный секс, а с кем-то — умные беседы.

— Мужчин нужно уметь осаживать?

— Тебе садятся на голову ровно настолько, насколько ты позволяешь. Мужчины как дети — им необходимо четко очерчивать линию, за которую нельзя заступать. И эту границу надо защищать.

— А желания найти человека, с которым можно было бы остаться навсегда, у вас не возникает?

— Само слово «навсегда» меня пугает — я в этом похожа на многих мужчин. Когда случился мой первый брак, мне было 18, и замуж я совсем не стремилась. Училась в институте, потом меня распределили в школу, как-то очень быстро родился ребенок, началась взрослая жизнь, к которой я была вообще не готова. Ты работаешь, потом забираешь сына, вы вместе гуляете — и так каждый день.

Я тогда сама не знала, чего хотела, но точно не этого. Я любила мужа и сына, но чего-то мне постоянно не хватало — наверное, событий в жизни.

— И было невозможно какие-то события в эту жизнь внести?

— Мой первый муж был химиком, молодым советским ученым, — он всегда достаточно реально смотрел на жизнь. А я все чем-то томилась — рисовала, писала стихи. Он считал, что я занимаюсь ерундой, что мои метания — блажь какая-то. Я, естественно, оскорблялась...

Вот и все, собственно. Я нисколько не жалею, что те отношения закончились, и понимаю, что мне не надо было так рано выходить замуж, — лучше было бы учиться, реализовываться.

— Нет ли у вас чувства вины по отношению к старшему сыну? Он мог бы расти в полной семье, с папой, мужчиной в доме.

— С первым мужем мы десять лет после развода общались активно, вплоть до того, что три дня сын жил у меня, два дня — у него. То есть ребенок не испытывал дискомфорта из-за отсутствия папы, скорее ему не хватало общения со мной. Когда я уехала в Москву, то, естественно, смогла взять его к себе только после того, как купила квартиру. А сейчас он у отца в Канаде.

— А к своему второму браку вы уже созрели до постоянства?

— В принципе, да. Хотя я всегда чувствовала, что не навсегда — это тоже ценно. Если семья просуществует два года, а не сорок, то нельзя сбрасывать ее со счетов. Бабочка живет один день, но разве она от этого хуже слона?

Такая вещь, как длительные отношения, — это из разряда талантов. Кому-то дано, кому-то нет. Хотя когда я выходила замуж за Генри Пикока, то допускала, что это навсегда. Он ведь американец, а в США институт брака достаточно развит, да и люди там ответственные, обычно понимают, на что идут.

— Вы сами-то понимали? Колебались, принимая это решение?

— Да как-то и не колебалась. Я, наверное, глупая — расчет мне чужд. Но я готова отвечать за свои ошибки и всегда знаю, что вслед за любым действием обязательно наступит либо награда, либо расплата.

И когда я в чем-то не уверена, то всегда мысленно принимаю расплату заранее. Может, это своего рода прививка от последующих душевных травм. Потому что с самого начала говорю себе: ничего, прорвемся. В любом случае.

— Как вы относитесь к одиночеству?

— Чтобы по-настоящему работать, оно мне необходимо.

— Моральное одиночество или физическое?

— И то и другое. Муза, знаешь, девушка ревнивая: либо она, либо остальные.

— И насколько вы готовы приносить творчеству подобные жертвы?

— Готова, но изредка, а то ведь так может и кондратий хватить. Я четыре года наслаждалась счастливым, гармоничным существованием — занималась семьей, гастролировала, писала книгу, снималась в кино. Много в жизни было радостного.

Все, что произошло потом, — кризис отношений и разрыв с отцом Гриши, — я воспринимаю как расплату. Мы ведь за все платим, и за хорошее тоже.

— Мне показалось, вы с Дмитрием Мирошниченко разошлись очень неожиданно. Только что была фотосессия в Hello!, где вы вдвоем позируете в отеле Adam&Eve, и вдруг — бац! — вы уже не вместе.

— Действительно, резко. Хотя сложности мучили нас уже около года. Я это объясняла пятилетним кризисом совместной жизни, о котором говорят все психологи, и воспринимала ситуацию более или менее спокойно.

Но в какой-то момент чаша терпения переполнилась. Наверное, мы оба были слишком наэлектризованы, случилась крупная ссора, с собиранием вещей, со скандалом, криками, с битьем даже — того, что под руку попало. И я поняла: мы должны все закончить, иначе друг друга поубиваем.

Но больше меня травмировало не само расставание, а тот факт, что это сразу же стало всеобщим достоянием. Когда я развелась с Генри, публика узнала о разводе через год, когда мне это уже было до фиолетовой звезды, все прошло и пережилось.

— А ваш последний разрыв?

— Это было наше личное дело, но Диму понесло — видимо, от злости. И он решил мне продемонстрировать, что и без меня ему хорошо: новые девушки, все круто. Как именно ему «круто», показал один телеканал, съемочную группу которого он пригласил к себе на день рождения.

Что началось после этого, сложно описать. Первым плохую весть принес Денис Клявер из группы «Чай вдвоем». Мой брат у них играет, и они репетируют у нас в студии — отношения достаточно близкие.

Так вот, звонит мне Денис и говорит: «Слушай, что за идиотский пиар? Это вы сами придумали такую ерунду? Димон с какой-то девицей...» — «С какой девицей?»

Тут Денис понимает, что он попал. Бедолага! Это сейчас мне смешно, когда представляю его физиономию, а тогда я просто онемела.

На следующий день на меня накинулись журналисты с вопросами: что, кто, почему. А я даже никуда не могла уехать из Москвы — уже была заказана студия, и я начала работать над новым альбомом. Я просто забаррикадировалась в ней и приезжала домой только ночевать.

— И вы могли работать в таком состоянии?

— Нет худа без добра — я с головой погрузилась в работу. Кстати, если бы не разрыв, я, может, еще долго писала бы альбом, по десять раз все улучшала бы, переигрывала — процесс бесконечный. А так у меня было ощущение, что мы делаем все как надо.

В подобных ситуациях кажется, будто с тебя кожу содрали. Открываются какие-то экстрасенсорные способности. Начинаешь все воспринимать в сто раз тоньше, острее. Ведь плохое тоже должно происходить, обязательно. Боль очищает душу, растворяет внешние оболочки, и ты становишься абсолютно обнаженной.

Помню, как сидела у окна и курила, все было плохо, сердце просто кровоточило, и вдруг я поймала себя на крамольной мысли: как ярко и отчетливо вижу кусочек голубого неба, а на соседней крыше — дивной красоты изразец. Раньше я в своем благополучии даже не задержала бы на этом взгляд, но теперь смотрю и радуюсь.

...А он каялся, кстати, сильно каялся.

— И вы простили?

— Ну, в принципе, если уж Христос простил, то почему бы и мне... Тем более что рана уже почти зажила, я все-таки из породы кошачьих.

Но, наверное, еще некоторое время я буду бояться близких отношений. Пока никого не хочется к себе подпускать.

Меня вполне устраивает сейчас моя жизнь, она действительно очень насыщенная. Когда у тебя семья, ты по-любому вынуждена под кого-то подстраивать свои желания, поступки, поездки. А здесь — свобода. Здорово делать что хочешь.

— Вы довольны своей актерской работой?

— Как мне сказали, в роли суки я была очень убедительна (смеется). К тому же мне хотелось посмотреть на киношный процесс изнутри, и я поняла, что это тоже профессия, которой я вполне могу заниматься. Что-то получалось легко и просто, но были и ошибки, которые я увидела только на пленке.

— Какие внутренние комплексы досаждают вам больше всего?

— Перфекционизм, который превращается в какого-то жуткого цензора. Как я сама себя жру — ни один критик мне в подметки не годится: сто раз все перепроверю, и что-то мне опять не нравится, все ищу какого-то совершенства. Иногда хочется дать себе право на ошибку.

— В конкурсе «Две звезды» хотели бы участвовать?

— Не знаю. Думаю, могла бы «облажаться». Не люблю соревнований, расталкивание локтями — это мне чуждо. Я никогда не стану сталкивать кого-то с лестницы, чтобы взойти по ней первой.

— Скажите, с возрастом ваша сексуальность как-то изменилась?

— Я женщиной почувствовала себя совсем недавно — только к тридцати пяти полностью достигла понимания процесса. А вот в далекой юности вообще не помню особого энтузиазма на этот счет... Как сексуальный партнер я сейчас стала гораздо интереснее.

— Как вы относитесь к пластическим операциям?

— Если это незаметно и дает красивый результат, то я не против. Но обычно подтяжки заметны, лицо меняется.

— Боитесь возраста?

— Побаиваюсь. Не понимаю, что со мной произойдет. Что я буду — как старушка Шапокляк? Шкодная такая...

Я до сих пор ношу какие-то молодежные вещи. По идее, взрослая женщина должна немного не так одеваться.

С другой стороны, молодость — она в чем? В пластике (не в пластических операциях) — как люди ходят: либо летают, либо нет. Когда я перестану «взлетать» через две ступеньки, тогда и будем говорить о возрасте.