Александр Житинский: «Сейчас талант измеряют в деньгах»

«Русский сегмент Интернета отличается тем, что здесь очень развита литературная часть — самопубликации, журналы, конкурсы. Такого нет ни в одной стране», — говорит известный петербургский писатель Александр Житинский. Сам он еще в 90-е «ушел» в Интернет, став одной из знаковых фигур в русской Сети.

Современный самиздат

— Александр Николаевич, Интернет для вас — способ укрыться от действительности или это наркотик, от которого уже не оторваться?

— И то и другое. Сначала это было просто интересно, а я всегда был падок на новое. Потом, когда занялся издательской деятельностью, стал находить в Интернете талантливых авторов. Они понимают, что литературой в России не проживешь, вот и выкладывают свои произведения в Интернете, набирают популярность, рейтинг. В Сети я познакомился с Димой Горчевым, пригласил в Питер. Издавая некоммерческие книжки молодых, я фактически занимаюсь самиздатом на современном уровне цифровой полиграфической техники.

— В Сети больше поэтов или прозаиков?

— И тех и других хватает, но поэтов — хорошего уровня! — очень много. И это при жесточайшем равнодушии широкой читательской массы. Те, кто любит поэзию, предпочитают апробированное — классику, максимум — Бродского, Окуджаву, Левитанского. Сегодняшних поэтов в магазинах нет вообще. Такой огромный поэтический взлет, как в 60-е, сейчас невозможен, да и не нужен — это некоторая профанация. Но без поэзии -литература не существует, поэзия это ее основа. Здесь красота слова проявляется в наиболее чистом виде.

— Авторов из Интернета издаете себе в убыток?

— Тираж — а это всего 300, максимум 500 экземпляров — оправдывается. Авторы сами и покупают, кроме того, у них в Интернете есть поклонники. Есть другая группа авторов, у которых способности не выдающиеся, иногда их совсем нет, но человек, имеющий деньги, может издать любую, даже слабую книгу, если это не противоречит закону. Наше издательство во многом живет на такие заказы.

— В книжках, которые вы издаете, встречается ненормативная лексика. У того же «великого писателя земли русской» Горчева. Получается, пропагандируете мат?

— К ненормативной лексике в книгах я спокойно отношусь, ведь книгу читаешь один на один, не нравится — отложи, не бери в руки вообще. Только не нужно книги жечь. Меня самого часто «вразумляют»: «Вы же представитель старшего поколения, сами никогда не пользовались матом в книжках!» Ну, во-первых, в последнее время пользовался, хотя и ограниченно. И в жизни эти слова иногда употребляю. Тем более в своей компании, когда знаешь, что это общепринято, и даже женщины «употребляют». Вот если слышишь в транспорте, на улице, когда рядом незнакомые люди, — становится неудобно.

— Из писателей вашего поколения в Интернете — единицы. Наверное, дело не только в технической отсталости?

— Интернета побаиваются, ведь это прямое общение с читателем. Тебе в лицо могут сказать все, что хотят. Я неоднократно подвергался нападкам, называли совком, писателем, разъевшимся на советских харчах: Неприятно, но я оставляю без внимания. Зато в Интернете есть возможность создать собственную среду общения.

Шоу-бизнес все подмял

— В 80-е годы вы поддерживали андеграунд, рок-музыку. Как относитесь к «русскому року» теперь?

— Отечественный рок если не умер, то находится в плачевном состоянии. Шоу-бизнес все подмял. Попса попсой, но если бы наряду с ней — как когда-то наряду с советской эстрадой — существовало мощное рок-движение! Но рок в своих лучших, наиболее профессиональных проявлениях тоже стал шоу-бизнесом, винтиком в его машине, которая спокойно перемалывает все, что продается. Ну а те, кто пишет альтернативную, неформатную музыку, прозябают. У них нет средств ни на запись альбомов, ни на покупку инструментов. Хотя они и не протестуют против системы, но идеологию заменили деньги.

Сейчас вместо партбилета — чековая книжка, соответственно — все измеряется в деньгах. В том числе и то, что в деньгах мерить нельзя — и талант, и чувства.

В Интернете прочитал, как один молодой человек проводил эксперимент на улицах столицы. На старом «Москвиче» он догонял симпатичную девушку и предлагал подвезти. Из пятнадцати только одна села в машину, остальные отвергли. Но за молодым человеком следовала роскошная «БМВ», он тут же в нее пересаживался, немножко менял внешность — надевал кепочку, другую футболку — и подъезжал к той же девушке. Результат был совершенно обратный: из 15 в «БМВ» к нему сели 14. Что это означает? Что девушкам важнее машина и обеспеченность молодого человека, чем он сам. Это всеобщее явление. Мы все сейчас оцениваем в суммах, наши герои — люди, которые владеют этими суммами, мы охотно читаем про их светскую жизнь, кто что купил — от футбольной команды до бриллиантов для любовницы.

Рецептов, что делать, не имею. Я вижу только, что хотя у нас есть что качать из земли, назвать общество стабильным и процветающим нельзя. Разрыв между тонким богатым слоем и массой бедных недопустимо велик. Это рано или поздно закончится социальным бунтом. Невыносимо, когда во дворе несколько пенсионеров роются в бачках, а рядом на «роллс-ройсах» с охраной разъезжают люди, ничего особенного для страны не сделавшие. Явно, что денег, которые расходуются на их завышенное потребление, хватило бы на поддержку стариков.

Гарант справедливости?

— Одна из самых популярных ваших повестей 80-х годов — «Сено-солома», о поездке горожан на сельхозработы. Сейчас эту традицию хотят возобновить, отправить студентов-«добровольцев» на картошку.

— «Добровольцев»? Это и раньше так называлось, а на самом деле было насилием. Впрочем, летние работы, описанные в «Сено-соломе», были вариантом отпуска, осенняя картошка — гораздо хуже: совхоз «Ручьи», поле, залитое водой, уныло бредешь в резиновых сапогах, выковыриваешь из грязи картошку. Не знаю, какими экономическими соображениями это диктуется, почему опять стало востребованным?

— Приходят печальные мысли, что наше сельское хозяйство, покувыркавшись, вернулось на круги своя. Как и многое другое в нашей жизни.

— Да, крестьянский класс продолжает потихоньку умирать, молодые по-прежнему бегут в город, мужиков с хозяйственной жилкой единицы, да еще их не любят, местное население и власть чинят всяческие препоны.

Насчет же другого: В России неискоренима вековая привычка к тому, что есть хозяин, царь, барин, в общем, главный человек — желательно добрый и мудрый, который все может решить. При этом всегда чиновники воровали и будут делать это при любой власти. От тоталитаризма с репрессиями, конечно, упаси Бог, но хочется порядка, хочется иметь гаранта не то чтобы Конституции, но — справедливости.