Александр Суриков: «Белорусы схожи с сельской частью российского населения»

«Комсомолка» поговорила с послом Российской Федерации в Республике Беларусь Александром Суриковым о том, как нелегко представлять интересы своего государства в дружественной стране, узнала, чем белорусы отличаются от россиян, и зависит ли будущее союзных отношений от газовых переговоров...

— Когда вы приехали в Минск, говорили, что собираетесь ходить по магазинам, изучать страну там. Как вам цены?

— Да, я много хожу по магазинам и на рынках бываю каждые выходные. Изучаю ассортимент, смотрю на цену и проецирую все это на потребительскую корзину. Процентов на 20 продукты здесь дешевле, чем в целом в России. Есть, конечно, вопрос к ассортименту, особенно к рыбе...

— На рынке вы уже попробовали что-то необычное и вкусное, национальное?

— Очень хорошее белорусское сало, особенно в тмине, в России я такого не пробовал. Достаточно интересные соленья попадаются, местные жители продают. За два месяца пока трудно определиться с предпочтениями.

— Вы уже заметили принципиальную разницу между белорусами и россиянами?

— Мы очень похожи, но, знаете, белорусы больше схожи с сельской частью российского населения. В России сельское население более патриархально, уравновешенно, нежели городское, и, если так можно сказать, более нравственно. Белорусы так же спокойны, и мне в них это нравится...

— Известно, как трудно быть послом во враждебной стране, а каково представлять интересы своего государства в дружественной стране?

— Тоже нелегко. Хотя отношение к России самое дружественное, существует понятие национального суверенитета, и некоторые государства, их лидеры достаточно болезненно относятся к этим вопросам, даже на стыках с экономикой. Я вот не понимаю, какое отношение может иметь к национальному суверенитету, условно говоря, кусок железа, закопанный в землю (это мы говорим о газовой трубе). Никакого! Суверенность и присутствие иностранной компании на рынке — это две разные вещи. Пустая труба в земле никаких доходов государству не принесет, а если она работает, в экономику вкладываются деньги, в казну идут налоги, создаются рабочие места...

— А как вам такая логика: если поделиться «трубой в земле», твой партнер потеряет нужду в тебе, ты ему уже не так интересен, чем когда владел нужной ему вещью...

— Неверное рассуждение. Важно, наоборот, связать партнера, тогда у него заинтересованность появляется, когда вы вместе этой трубой владеете. А сегодня у Газпрома, как у партнера, появляется желание не наполнять эту трубу газом, а уходить из этой трубы. И она становится мертвым куском железа.

— Я так понимаю, самая больная проблема Союзного государства — проблема суверенитета?

— Да нет такой проблемы, на мой взгляд. Мы всегда пытаемся какие-то там полномочия поделить: одному не нравится это, другому — то. У нас же есть проект конституционного акта, который нужно выносить на референдум. Но сначала — вычистить его до полного согласования сторон. Вот не нравится это Беларуси — убираем... Приняли бы конституционный акт, и у нас образовалось бы юридически оформленное Союзное государство с входящими туда двумя суверенными государствами.

— И что бы вы убрали из этого проекта?

— Все, что захочет Беларусь. А Беларусь вычеркнула бы все, что захочет Россия. Потом, когда созреем до того или иного действа, можно внести изменения.

— Если не суверенитет, тогда в чем самая большая проблема?

— Самая большая проблема Союзного государства — это преодоление личных желаний.

— На днях президент Беларуси сказал, что белорусская экономика дает работу 5 миллионам россиян.

— Наверное, так и есть, но, точнее сказать, не дает работу, а с белорусской экономикой связаны 5 миллионов работающих в России. То же можно сказать и в обратную сторону. Вычислите из 6,5 миллиона работающих белорусов социальную сферу, и все остальные завязаны на Россию. Но это естественно, сырье-то все российское.

— Вопрос введения единой валюты уже стоял в повестке дня буквально на завтра, а потом решение отложили непонятно на какой срок. В таких случаях, кажется, говорят, похоронили?

— В принципе, единая валюта — риск потери независимости на этот момент. Есть угроза выдавливания предприятий с рынка. Ведь одна из сторон лишается возможности эмиссии, то есть денежной поддержки своих предприятий. Нужно учитывать, что абсолютной стабильности в экономике Беларуси и России пока еще нет. Так что я бы говорил о разумном опасении.

— Политологи говорят, что есть определенная черта, которую Минск не переступит, потому что это будет потеря суверенитета, но это вторично. Главное — потеря властных ресурсов белорусской политической элиты.

— Знаете, властный ресурс — дело приходящее и уходящее, элиты меняются. А вот независимость — первична.

— Вы наверняка читали нашумевшую статью в «Коммерсанте»? Газета ссылается на некое поручение президента России прекратить дотирование экономики Беларуси и пересмотреть российско-белорусские договора...

— Думаю, эту статью нужно читать между строк. Известен же владелец газеты, и с большой долей вероятности можно говорить о желании вбить клин между Россией и Беларусью. Посмотрите, об этом написал только «КоммерсантЪ» и больше никто.

— То есть тех документов, на которые ссылается газета, не существует?

— Пока ничего нигде не видно. Да и сами домыслы там натянуты. Нет ничего.

— Экономисты оценивают поддержку Россией Беларуси в 3-4 миллиарда долларов в год. И говорят, что этими деньгами проплачено «белорусское экономическое чудо»...

— Я бы так не говорил. Есть какие-то потери российского бюджета, но при чем тут поддержка Минска? Скажем, мы продаем Беларуси 20 миллионов тонн нефти в год. Да, у нас отсутствует товарная пошлина на границе Беларуси и России, то есть продаем по мировым ценам, минус пошлина, это 108 долларов за тонну. 20 миллионов на 108 долларов — вот эти 3,6 миллиарда долларов. Но эти деньги Беларусь не получает, хотя Россия их теряет. Дальше Беларусь зарабатывает на переработке нефти. Нужно только урегулировать вопрос вывоза нефтепродуктов за рубеж, где таможенная пошлина уже возникает. И попадает в белорусский бюджет, не распределяясь между белорусским и российским.

— Ну, допустим, Россия может продать газ по 150 долларов, а продает по 46. Вот эта разница и есть субсидия.

— Такой лобовой линии проводить нельзя. Я же уже говорил, белорусская экономика — это финишная сборочная комплектующих всех российских заводов. Посмотрите, 70% белорусского комбайна, половина «МАЗа» или трактора «Беларус» делается в России. Запчасть дальше продавать некуда. И если конечная продукция дорожает, может сложиться ситуация, когда она не будет востребована на рынке. Пострадают все. Нет в России колесного трактора типа «Беларус», нет автомобиля класса «МАЗ», «БелАЗ», «МоАЗ». А заводы, производящие куски всего этого, в России есть...

— И все-таки Минск свою позицию на газовых переговорах уже озвучил: цена на газ не может быть выше, чем в России, потому что в союзном договоре оговорены равные условия для субъектов хозяйствования двух стран.

— Это довольно непонятные рассуждения. При чем здесь союзный договор? Единая цена на газ, выходящий из единой газотранспортной системы, это понятно. Но газ из разных газотранспортных систем — совсем другое. Союзный договор договором, а экономика экономикой. Есть система Белтрансгаз, которая сегодня получает газ по 46 долларов, а выдает своим потребителям по 90 долларов. А в честь чего так делается? Ведь даже сегодня потребитель в Смоленске платит за газ намного дешевле, чем в Беларуси. Кто-то хочет заработать еще и на этом? Этот вопрос нужно обсуждать, и, я думаю, переговоры закончатся нормально.

— А насколько на этих переговорах завязано будущее союзных отношений?

— Да я думаю, никак нельзя это связывать. Еще только начало переговоров, самое трудное, и я уверен, что все закончится приемлемым соглашением. Во-вторых, само собой повышение цен на газ не является кризисом. Газовая часть в структуре затрат себестоимости продукции составляет всего 5 — 10%. Промышленность адекватно среагирует снижением затрат в других точках производства, и к резкому росту цен это не приведет.