Александр Помидоров: «Настоящих буйных хватает»

Александр Помидоров – фигура в белорусском роке известная, можно даже сказать культовая. В интервью «Салідарнасці» он рассказал о том, как в Минске случился первый массовый хапун, за счет чего выживают рокеры и почему на песне «Самосвал» все время вырубали электричество.

В кафе, где мы встретились с Александром Помидоровым, негромко звучали The Eagles со своим неумирающим Hotel California. Эта песня, собственно, и стала отправной точкой в беседе.

Фото Юрия Сидуна

О жестяных барабанах и самодельных электрогитарах

- Саш, слушай, а с чего для тебя начиналась музыка?

- О, я с самого детства музыку слушал.

- Слушал это понятно. Все слушают. А вот играть ты когда начал?

- Рано. Жестяной барабан у меня был с момента, когда я себя помню. На нем играл. Потом было детское пианино, из него тоже можно было извлекать клевые звуки. (Помидоров изображает, как играло детское пианино, выходит, по-моему, очень похоже).

А еще среди моей большой родни были два дяди-близнеца, которые, кроме всего прочего, делали у себя в сарае на улице Сторожевской настоящие электрические гитары. Поэтому электрогитару я впервые взял в руки в трех- или четырехлетнем возрасте. То есть году в 1975-ом.

- С электрогитарами в Союзе была большая проблема. Помню, в магазине «Музыка» на Коласа висела всего одна, называлась «Форманта». Позже я узнал, что ее можно использовать для разных целей, но только не как инструмент, издающий приличные звуки. Правда, было это несколько позднее, уже в 80-х. А мастеровые гитары очень ценились и были на вес золота.

- Да, это были очень интересные инструменты. Все делалось самостоятельно – и гриф, и корпус, и дека, и вся начинка. Бывало из Борисова, где тоже жила родня, привозили бракованные элементы, которые доводились до ума. В общем, получались вполне приличные инструменты.

- Точно, в Борисове же была фабрика музыкальных инструментов. Может, и сейчас есть.

- Ну, музыкальных инструментов – сильно громко сказано. Там много чего делалось. И спички в том числе.

Два инструмента ручной работы у меня с тех пор сохранились, хотя один из них мне испортили. А вот второй, уникальный, по-прежнему рабочий. В этой гитаре, уже внутри, более тридцати вариантов звучания. В качестве переключателей между датчиками используются обычные электрические выключатели.

- Раритет.

- Винтаж, как сейчас модно говорить. Но в те времена я, конечно, еще не играл, а просто корчил всякие позы и драл струны.

О спасенной «полугитаре»

- Шевчук, помнится, пел: «Я тоже буржуй, у меня есть холодильник, шестнадцать гитар…» и так далее. А сколько гитар у Александра Помидорова?

- Давай считать. Значит, три с половиной акустических…

- А половина, простите, это что?

- Это такой уникальный инструмент, гитара на две четверти выпуска 1954 года. Один мой товарищ хотел ее сжечь, но я не дал. Отобрал наглым образом и спас. Древнющая питерская семиструнка, с треснувшей декой и потрясающим звучанием. В каких только переделках она со мной не побывала!

А электроинструментов два. Ну и в углу квартиры груда обломков – грифы там всякие, корпуса.

- Понятно. В общем, до буржуя тебе далеко.

Об увертюрах Чайковского и игре на балалайке

- Ну а в какой момент ты перестал драть струны и приступил к извлечению более-менее стройных звуков и аккордов?

- Это было в школе. Учился играть на балалайке.

- В музыкальной школе?

- Нет, в обычной, 42-ой средней гвардейской непромокаемой имени В.Г. Белинского. Так она полностью называется. Героическая школа. Героическая потому, что в ней училось много всяких известных людей. Например, Жорес Алферов.

Были кружки какие-то - домра, балалайка, аккордеон. В доме появилось большое пианино. А учительница пения нас на факультативах учила играть на фоно. Несмотря на то, что школа была обычная, средняя, немузыкальная, играть должны были все.

И вот я играл на пианино. Играл двумя руками, и даже читал ноты. И мы с моим одноклассником спорили, кто быстрее разберет какую-то там увертюру. Чайковского, по-моему. Причем это было не школьное задание, а простой детский спор.

А потом я все это благополучно забыл.

- Ну, даром-то, видимо, все равно не прошло…

- Наверное. Тем более, что время от времени что-то всплывает в памяти. Пианино так и стоит дома, и иногда на нем можно поиграть.

А вот гитары я побаивался. Все эти баррэ меня напрягали как-то. Но потом научилось и заигралось. При этом я слушал очень много музыки. И довольно быстро начал понимать, что мне нравится, а что – нет. Причем слушал я правильную музыку.

О правильной музыке, затертом «Led Zeppelin III» и кармической ошибке

- О, вот это интересно. Итак, что же повлияло на формирование музыкальных пристрастий Александра Помидорова?

- Это происходило, опять-таки благодаря тем же моим дядькам, которые, кроме прочих своих талантов, занимались еще и предпринимательско-просветительской деятельностью.

- Незаконной, естественно?

- Ну а как же, фарцовкой. Они торговали пластинками. А еще у них был стереомагнитофон и шикарный проигрыватель. Вот там я впервые услышал всякие правильные вещи.

- Что такое «правильные вещи»?

- Мне очень нравился коллектив под названием Boney M и песня «Rasputin». Нравились Queen и Deep Purple, не нравились Led Zeppelin и Элтон Джон, не нравился Funckadelic. В общем, я могу долго перечислять…

- Но с большего уже понятно. С тех пор что-то изменилось? Что-то не верится, что «Цеппелины» тебе по-прежнему не по душе …

- Нелюбовь к Элтону Джону осталась. А вот отношение к фанку я пересмотрел, и сегодня это одно из моих любимых направлений. Led Zeppelin тоже заняли свое заслуженное место в ряду правильной музыки. Кстати, с «Цеппелинами» был, я бы сказал, даже такой кармический случай.

- Что за случай?

- Дело в том, что я собственноручно уничтожил первую в Минске запись с винила альбома «Led Zeppelin III». Ну, выбрал по принципу нравится - не нравится пленку, которую решил стереть. И вместо Led Zeppelin на магнитофон с радио был записан какой-то концерт группы «Динамик». Или что-то в этом духе.

Потом, уже лет в шестнадцать, я долго искал ту пластинку Led Zeppelin. Надо сказать, что она в СССР была очень большой редкостью. Но я ее все же нашел и купил за 70 рублей, по-моему. Но это вещь, которая с годами не теряет в цене.

О начале пути, первой брутальной песне и «Пьяных гостях»

- Вообще, играть чаще всего начинают с того, что подбирают, или, как говорят, «снимают» чужую музыку. У тебя тоже так было?

- Не-а. Параллельно со всем вышеперечисленным слушался и Высоцкий, и Розенбаум, и московский фольклор, тот же Аркадий Северный. То, что сейчас уже никто и не поет, собственно. Так вот, когда я выучил на гитаре два аккорда и сам придумал третий, я сразу написал собственную песню.

- Ты ее помнишь?

- Даже вспоминать не буду. Это была какая-то жуткая кошмарная «социалка». Очень брутальная, и ее можно было сыграть на двух аккордах.

Потом выучил еще какое-то количество аккордов. Дворовые песни заигрались сами собой, а вот какие-то фирменные стандарты приходилось подбирать. Но я на этом сильно не заморачивался. Ну не бегают у меня пальцы и ладно. Будем выполнять ритмические функции. А соло пусть наворачивают другие, те, у кого это хорошо получается. Тот же Антоша Кудасов или Игорь Нахманович. Так оно заигралось и так игралось потом.

- А первая группа когда была создана?

- Это был 1988 год, самое начало. Я еще в школе учился, у меня было уже много всяких разных песен. И своих, и на чьи-то стихи, потому как стихов тогда интересных было много. И вот мы под Питером, в Ораниенбауме, записывали что-то на бобины. А потом собрали программку из моих вещей и песен моего младшенького брата. К нам присоединился очень хороший гитарист, и вместе мы даже играли какие-то «квартирники» (концерты на квартирах – В.М.) в Питере, выступали, помню, в общежитии подводников. У нас даже была своя техбаза. В общем, так вот упражнялись под две акустические гитары и маракас (шумовой музыкальный инструмент кубинского происхождения – В.М.). Или шмудак по терминологии Ивана Воропаева из «Аквариума».

- То есть без рок-н-ролльной столицы не обошлось. В Питер-то ты как попал?

- Я ж тебе говорю, родня у меня большая. Я с детства часто ездил в Питер, у меня там тоже родственники жили (Судя по количеству родственников, Помидоров не пропадет ни в одном уголке бывшего Союза – В.М.).

Хотя для меня рок-н-ролльным Питер стал только году в 1987-ом. А так были какие-то сами собой разумеющиеся адреса, но не применительно к тусовке. Потом я вновь открывал для себя знакомые места – оп, я тут полжизни хожу, а тут рок-клуб, оказывается. Даже с кем-то там поиграли, даже ритм-гитаристом я там был в какой-то группе пару репетиций… Но в основном работал со своей группой «Пьяные гости».

Потом эти «Пьяные гости» продолжались какое-то время здесь, но как-то вяло уже. Я что-то там пописывал, получались какие-то песни…

О первом гонораре, конкурсе патриотической песни и ущербе, нанесенном группе «Улисс»

- А когда все это стало, скажем так, на профессиональные рельсы?

- Когда за выступления стали предлагать материальное вознаграждение. А это уже – начало 90-х годов. На пивном шоу нам дали гонорар – ящик пива. Для группы из двух человек, я считаю, это очень даже неплохо.

Потом мы развили это дело, собралось еще несколько человек, поработали электрическим составом. В 1991 году даже приняли участие в конкурсе патриотической песни на радио. Фишка была в том, что, участвуя в нем, можно было записать песню в настоящей студии.

Фото Юлии Дорошкевич

С нами играл парень, звали его Сережа, и он был гитарным техником в группе «Улисс». «Улисс» - это тогда казалось недосягаемой высотой. У них была своя база, и даже свой гитарный техник.

Группа «Улисс» была в отъезде в Лондоне, Сережа нам нелегально открывал точку, и мы там репетировали. Сожгли «комбик» и порвали струну на гитаре. Но все возместили, никто ничего не заметил.

В общем, написал я какую-то кошмарную патриотическую песню. И мы даже прошли конкурсный отбор, попав на радийную студию. Но вот записаться так и не смогли. Потому что процессом там руководил глубокий дедушка, у которого ничего не включалось, или включалось не туда, или выключалось не вовремя. Мы потеряли уйму времени и разошлись ни с чем.

А потом по случаю мы купили ударную установку, которая валялась у кого-то на балконе и была вся загажена голубями. Вот на ней я учился играть.

- То есть круг замкнулся – с барабана ты начинал, и к нему же вернулся.

- Это точно. В общем, «Пьяные гости» оставались, но я параллельно осваивал барабаны.

А потом как-то прихожу на концерт в ДКЖ, где должна была выступать одна панк-группа. И вот ребята выходят на сцену и объявляют – мы будем начинать сейчас, но у нас барабанщик не пришел… Может, в зале есть кто-то, кто умеет играть на барабанах?

Ну, публика ржет, понятное дело, а мне чего? У меня и палочки с собой были в сумке. Давай, говорю. В общем, смешной был концерт, поскольку я не знал, что ребята играют, и перед началом каждой песни просил гитариста показывать мне ритмический рисунок.

А после концерта мне предложили место уже уволенного не пришедшего барабанщика. Ребята играли панк-рок правильный, и я согласился. Вместе мы выступали года до 1993-го и наделали кое-какого шороху. Группа называлась «Кирпичное колесо».

В январе 1993 года мы играли вместе с «Наивом» в ДК глухих. Вот сейчас «Наив» приезжает в Минск с прощальным концертом, а тогда приезжал с первым. После того совместного концерта я и ушел. И интересы как-то разошлись, и у меня возникли серьезные проблемы в институте.

Где-то с 1998 года, после того, как я поучаствовал в «Народном альбоме», начался уже другой, более серьезный подход к музыке. Но как я теперь понимаю, мы тогда с «Колесом» играли очень классную музыку. Мне очень жаль записей тех лет, которые, к сожалению, не сохранились.

Песни у нас были веселые. Особенно про самосвал. Мы сколько раз договаривались, что «Самосвал» играть больше никогда не будем. Но куда там… Обычно на этой песне нам вырубали электричество.

- И что такого страшного было в этой песне?

- Да ничего. Просто она состояла из одной повторяющейся строчки – «Я х…вый самосвал».

Небольшая экскурсия по неформальному Минску конца 80-х

- Что подвигло к написанию такой нестандартной песни?

- Она имела реальный прототип и адрес написания. Того места уже нет, его застроили. Там теперь стоят дома, которые якобы стояли там в прошлом. А раньше это был пустырь. Место называлось Майданы, и находилось во дворах неподалеку от Музыкального переулка.

Старый город был населен неформалами. С давних пор на Майднах собирались металлисты. Кто-то на стене нарисовал куклу Эдди с топором - обложку альбома Iron Maiden 1981 года «Killers». Рисунок все время подновлялся, и место получило название Майданы. А рядом был дом масонов, так называемые Масоны. Плюс «Пингвин» (кафе-мороженное на углу улицы Ленина возле консерватории – В.М.) и гриль-бар (пивная за кинотеатром «Победа» - В.М.). Вот четыре места, где собиралась правильная неформальная тусовка.

Потому что пидорасы собирались на Паниковке и возле «Белсовпрофа», мажорье – на Тройке…

- Металлисты еще собирались за кинотеатром «Октябрь». А байкеры – на площадке около Академии наук.

- Точно. И еще металлистов хватало на Рейхе (в парке Челюскинцев – В.М.). Но в центре были вот эти четыре места.

- А самосвал-то при чем?

- А на Майданах как-то появился древний раздолбанный грузовик. Не то «Урал», не то вообще «Студебеккер». Как он там оказался, кто и зачем его приволок – непонятно. Но кузов грузовика стал использоваться как сцена – с него проходили всякие самопальные концерты. Залазит на грузовик человек, скажем, Жан Мешков, он же Антон Кривуля, или Сергей Пукст, и играет на гитаре.

Однажды чего-то там сломалось в этом грузовике, и кузов стал неустойчивым. Плохим то есть. Жану нечего было спеть, наверное, вот он и спел вот про этот самосвал. Так родилась песня.

О конфликте с властями, о традициях и о силе печатного слова

- От милиции неформалам, помнится, доставалось?

- Не столько от милиции, сколько от комсомольских дружин. Были такие структуры, назывались они сокращенно ОКОД.

В центре, скажем, работал ОКОД завода «Горизонт». Это была такая урла под «крышей» ментов. Кстати, потом ОКОДы в качестве провокаторов использовались на первых политических акциях.

Да, так вот ОКОД мог себе позволить, пивка попивши, ударить волосатого лицом о телефонную будку, схватить девчонку за волосы и по асфальту потаскать. А в 1987 году в газете «Знамя Юности» появилась статья «Игра в жизнь» на злободневную молодежную тематику. В ней ругали волосатых и других неформалов.

На следующий день после выхода газеты милиции и ОКОДу дали команду «прекратить беспорядки». И 22 июля 1987 года в Минске случился первый массовый хапун.

В приемнике на улице Красной нас долго держали, пытались снять какие-то показания и избивали. В общем, месяц примерно был такой вот прессинг. Хоть вой.

И вот тогда произошли две странные вещи. Первая - брутальное хиппье с «Пингвина» написало открытое письмо в ЦК комсомола и в редакцию «Знамени Юности». Но это ладно.

А вот второе было крайне удивительно – два журналиста, которые написали ту самую статью, объявились и сказали, что пойдут с нами на Масоны. Мы им посоветовали приодеться так, чтобы сойти за неформалов.

И вот мы вместе туда идем, с шумом и помпой. К Масонам сразу же сбегаются радостные окодовцы, и начинается веселье.

Нас снова забирают и снова бьют в приемнике на Красной. И этих журналистов тоже! Их точно так же допрашивали, точно так же били.

И вот после того, как им порядком досталось, ребята вынимают из кармана свои удостоверения и показывают майору, который всем командовал: «А ваша фамилия как, товарищ майор?»

«Я здесь не причем, это же не наши», - начал майор валить все на окодовцев.

В общем, вышла разгромнейшая статья в «Знамени», а этот командир ОКОДа, Кучмель, еще долго ходил между ЦК партии и ВЛКСМ, чего-то там объясняя и оправдываясь. А горизонтовский ОКОД был распущен на фиг.

- Саш, а как ты думаешь, почему и тогда, и сегодня такое вот нетерпимое отношение у власти к неформалам?

- А у нас традиции такие. Мы по традициям Англии фору дадим. У нас до сих пор любят выступающей группе электричество выключить. У нас это еще при Савелии Павлове (секретарь ЦК КПБ по идеологии – В.М.) началось, когда указом был запрещен въезд в Беларусь группам «ДДТ» и «Телевизор». Приехал было «Зоопарк», выступил и тоже попал под запрет.

- Разве с тех пор ничего не поменялось? Тот же Шевчук теперь спокойно ездит…

- Шевчук-то ездит… Но до недавнего времени у нас было еще хуже, чем при «совке». Тебе в день концерта говорят – извини, но твое выступление мы провести не можем, нам звонили из управления культуры. Это все началось с того знаменательного концерта на Бангалор в 2004 году.

Тогда перед выступлением Нейро-Дюбеля на разрешенном митинге и концерте тоже выключили свет. Куллинкович спрашивает – что делать? Как что, отвечаю я, пой! «Резиновый дом», например. И Саша спел. И вся толпа подхватила, пять тысяч человек.

После была пресс-конференция президента, на которой было сказано – пусть эти палацы с дюбелями и прочие индиги играют на Бангалоре. Там пусть их и слушают. То есть фактически ничего не было сказано, но чиновники обкакались. И приняли превентивные меры.

Мы приехали с «Басовiшча» и узнали про увольнение «Палаца», про то, что я уже не веду программу на СТВ, что печать уже сверстанных полос статьи про Drum Ecstasy отменена и так далее. А радиостанциям продиктован список исполнителей, которых нельзя пускать в эфир. Это называется перебдеть. Это Советский Союз.

Так что это традиция. И идет она из Совдепии. Ноги растут с 80-х, с первого концерта Мрои, с Талаки, с такого вот восприятия: а што эта ты в обычнай жызни па беларуски разгаварываеш? Ты што, нацуга? А што эта ты фашысткае знамя носиш? Такой флаг палицаи насили. К пракурору пайдеш (Помидоров смешно говорит на «трасянке»). Смысл и посыл остались те же.

Украинцы вот всегда стремились наверх. А у нас всегда – абы тихо было. У нас все отлично, вкусно и дешево.

Тогда ж, в конце восьмидесятых – начале девяностых, когда был ренессанс, кто был впереди всех? Художники, артисты, музыканты. С тех пор ненависть к ним у чиновничества лишь укрепилась.

А ведь появлялась и у нас масса команд, которые играли классную музыку на мировом уровне. Но это оказалось никому не надо. На фига это власти? К ним и из Москвы хорошие приезжают.

О хлебе насущном и о том, что мешает белорусскому року

- И куда делись наши, оказавшиеся ненужными?

- Куда делись? Кто-то в землю лег, кто-то уехал. Кто-то еще что-то тут пытается сделать. А кто по кабакам лабает. Но это были люди, игравшие музыку на уровне Сиэтла или Манчестера.

- А вообще, играя рок-музыку, можно сегодня в Беларуси на жизнь заработать?

- Тяжко это. Практически у всех есть какая-то работа. На музыке не проживешь. Кто в дизайнерах, кто в клубе каком. Иначе никак. Ты посмотри, коммуналка за однокомнатную квартиру зашкаливает за сто тысяч…

- То есть поколение дворников и сторожей превратилось в поколение дизайнеров и арт-директоров?

- Знаешь, и дворники, и сторожа тоже имеют место быть. И строители, и таксисты.

Репетиция группы Pomidor/off

- Но сейчас запреты на концерты вроде как сняты?

- Запреты-то сняты, но проблем осталось куча. Не хватает залов, а на те, которые есть, не хватает денег. Спонсоров группе, которая поет на белорусском языке, да еще и проблемные песни, найти практически невозможно. Кому нужна лишняя головная боль? Цепочка из прошлого, она ж все еще тянется…

Масса творческих проблем. Тяжко с хорошими студиями, хорошие инструменты стоят неадекватных денег. У нас до сих пор появление фирменного инструмента – событие. Глядишь, шелест пошел по тусовке – Ворошкевич купил себе гитару, надо поехать посмотреть… А это должно быть само собой разумеющимся. Ведь когда человек получает в руки нормальный инструмент не в четырнадцать лет, а в тридцать – это проблема.

Модно было говорить когда-то – научись, мол, играть на полене, потом на скрипке сам заиграешь. Не заиграешь. Я, когда взял в руки настоящую гитару, был в диком восторге. И понял, что настоящего звука я фактически не слышал, и мне надо с нуля учиться с ним работать! Отсюда наши огромные проблемы с культурой звука.

У нас проблемы с преемственностью поколений. А это безумно важно для музыканта. С хорошей аппаратурой тоже проблемы.

Хотя что-то меняется потиху. Уже есть места, где можно репетировать, где аппарат – не сборная солянка, склеенная из фанеры с самонамотанными сердечниками, а нормальные комбики.

О надежде

- Саш, а просвет будет какой?

- Будет, безусловно. Потому что настоящих буйных хватает, которые все равно что-то делают. Есть люди, которые играют, которым интересно находить новые звуки и те, кому интересно это слушать.

Есть интересный молодняк. Я слушаю их записи, и это порой потрясающе. Не хуже, чем у тех же немцев или американцев.

Сейчас в заведениях, на корпоративах хотят видеть живой бэнд. Для кого-то это возврат на танцплощадки и «доски» 80-х, а для кого-то – просто хорошая музыка. Тот же Дядя Ваня (группа «One Hell Thing») – ты на ресторанном выступлении получаешь такой драйв, как на концерте! То есть тех, кто умеет делать качественную и правильную музыку, хватает.

Как говаривал один из персонажей в «Швейке», «никогда ж так не было, чтобы ничего не было». И когда-то это все разовьется. Поймут, в том числе и наверху, что надо не помогать даже, а не мешать просто. Тогда будет новый ренессанс. Обязательно будет, я уверен.