Беседка
Оксана Синявина, «ОK!»

Александр Гордон: «Если вы предложите мне выбор между умной и красивой женщиной, я попрошу обеих»

У Александра Гордона есть чему поучиться. Кажется, он способен дать мудрый ответ на любой вопрос. С одним из самых ярких телевизионных мужчин мы поговорили о любви, дружбе, собачке Кифе и поисках смысла жизни

Александр Гордон

— Александр, как по-вашему, может человек быть культурным и при этом оставаться внутренне свободным?

— Свобода — она же всегда рамочная, она ведь не бывает бесконечной...

— Вот, например, Ксения Собчак — достаточно свободный человек.

— Я не думаю, что Ксения свободна внутренне. Девяносто процентов ее поступков совершаются как раз от несвободы и комплексов, от желания понравиться или вызвать раздражение. А это желание, направленное вовне, а не вовнутрь.

Поэтому я думаю, что ни о какой внутренней свободе говорить не приходится. Мне ее просто жаль.

— Есть ли в вашем окружении люди, которым вы полностью доверяете?

— Друзьям доверяю, но это все люди не публичные.

— «Хороший друг» — что для вас значит это словосочетание?

— Раньше я бы ответил банальной, но справедливой формулой: дружба — это понятие круглосуточное. Или словами из детской песенки: «Нужным быть кому-то в трудную минуту — вот что значит настоящий, верный друг».

А сейчас мне кажется, что, если ты идешь к другу в трудную минуту, это уже подлость какая-то. А когда тебе хорошо, почему ты к нему не идешь?

Я считаю, что в дружбе очень важна дистанция. Важно чувствовать момент, когда тебе действительно рады и хотят видеть. Потому что так бывает не всегда.

У всех своя жизнь, свои приключения. Я могу не ответить на звонок мобильного, даже если он от друга. У меня есть определенная философия. Если ему плохо, я об этом узнаю так или иначе, например от других людей. Если же другу хорошо, то я ему вряд ли нужен. Поэтому отвечать буду только тогда, когда сочту нужным.

А вообще человечество слишком уж разбаловалось с этими мобильными телефонами. Мы доступны 24 часа в сутки — что за бред!

— Чем вы занимаетесь в свободное время? Я слышала, что вы любите готовить. Поделитесь каким-нибудь рецептом.

— У меня их нет, потому что на кухне я действую интуитивно. В холодильнике есть некий набор продуктов, и из него нужно сделать (только обязательно быстро, я не трачу на готовку больше двадцати минут) какое-нибудь не просто съедобное, но еще и приятно-съедобное блюдо. Таким образом, у меня вариантов одной только яичницы штук десять набралось.

— Стихи любите?

— Да. Если выстраивать иерархию вещей, без которых я вряд ли смог бы прожить, то после женщин (простите за слово «вещь») шли бы стихи.

Особенно люблю Пушкина, Тютчева, Некрасова, Маяковского, чуть-чуть Ахматову. Из современных — Чухонцев, Леонович и мой отец.

— Как вы отдыхаете? Где были, что понравилось?

— Отдых я люблю спокойный, экстрим во всех его проявлениях не по мне. Адреналин я ненавижу больше всего на свете. Хотя в жизни мне его хватает и без того, чтобы лазить по скалам и стрелять в животных.

Люблю ходить, смотреть и через путешествия познавать самого себя. Прошлым летом я был на Сахалине и на Курилах. Восхитительные места, теперь каждые пять минут хочется туда. А еще обожаю Иудейскую пустыню в Израиле и высокогорье Кении.

— Сейчас непростое время, кризис... Как вы его переживаете?

— Я думаю, все к лучшему. Может быть, хоть сейчас люди задумаются о том, есть ли у них еще какие-то ценности кроме материальных.

Ведь что произошло? Тоненькая пленочка благополучия порвалась, и стало понятно, что жили-то только ради бабла. А теперь его не стало — и что делать?

Сейчас многие богатые люди в растерянности. Нет, не потому, что они потеряли деньги. Они потеряли смысл жизни. И эта растерянность продлится еще какое-то время. А потом надо будет искать новый смысл или стреляться.

Хотя, вообще-то, человек настроен на выживание. Почему в 90-е годы, когда любая другая страна развалилась бы, эта огромная, неповоротливая махина удержалась? Потому что мгновенно возникли горизонтальные связи между людьми — семейные, дружественные.

Тогда мы моментально сплотились. И выбрались. Сейчас придется сделать то же самое.

А вообще, я последние пятнадцать лет говорил, что прежняя система не работает, нужна другая, но никто не верил. Оказался пророком в своем отечестве...

— Вы фаталист?

— Абсолютный. Я уже достаточно долго живу, чтобы, оглянувшись назад, увидеть, что многие вещи, которые мне когда-то казались случайными, выстраиваются в некую определенную систему, в которой есть гармония. Получается, что это не совсем уж случайности. А значит, надо доверять течению судьбы.

— А вы могли бы назвать себя религиозным человеком?

— Вера — это либо традиция, либо культура. Здесь возможны два варианта.

Первый — человек вырос в вере с младых ногтей. В этом случае все равно, глубоко он верующий или не очень. Для него с детства определены две вещи: что хорошо, а что плохо.

Второй вариант — человек приходит к Богу в зрелом возрасте, его подталкивают к этому определенные жизненные обстоятельства. Тут очень важно, искренняя это вера или нет. Ведь она как талант и как любовь: или есть, или нет.

Я вот искренне верующим человеком себя назвать не могу. Я скорее подозревающий, знающий...

Хотя все мы верим так или иначе. Грешим и каемся...

— Но когда человек кается, он ведь понимает, что так больше делать не надо.

— Но в глубине-то души он знает, что этим не закончится...

— А зачем тогда каяться?

— Потому что наступил момент, когда ты больше не можешь жить с чувством осознанного нарушения. Но проходит время, бес в ребро колотится и снова рвет на части. И что сделаешь? Ничего...

Я ни разу не видел святых. Ну ни разу. Только людей сомневающихся, мятущихся, находящих, пытающихся, теряющих.

Мне кажется, это жизнь и есть. Сомнения, что выбрать — свою свободу или свободу близкого? Это вечный выбор, ежесекундный.

— Давайте поговорим о любви. Что это для вас?

— Любить — это хотеть видеть каждую секунду. Не отпускать, и все.

Хотя здесь речь, наверное, все-таки больше о влюбленности. А любовь, она же разная бывает: злая, жертвенная, истинная, жалостливая, чувственная, дикая, смертельная...

— Можно ли вами манипулировать?

— Да, женщины знают, как со мной обращаться. Ну не все, конечно, но многие... И я только задним числом понимаю: вот тут меня, оказывается, направили.

Но процесс женского манипулирования такой таинственный, что если бы я мог его контролировать, то был бы либо идиотом, либо святым.

— А если женщина вас отвергнет, станете ли вы ее завоевывать?

— Раньше ответил бы «да». Теперь спрошу: а зачем?

— А вдруг это ваше счастье?

— Какое же это счастье, если за него нужно бороться?

— Великий физик Ландау часто говорил про себя: «Я «красист», а не «душист» — имея в виду, что любит женщин за красоту, а не за внутреннее содержание. А вы кто?

— Ландау, конечно, был великим ученым, но как человек, на мой взгляд, оставлял желать лучшего. Поэтому я не хочу пользоваться его терминологией. Если вы предложите мне выбор между умной и красивой женщиной, я попрошу обеих.

— Что вас больше всего восхищает в женщинах?

— Интуиция. Знаете, я могу годами биться над каким-нибудь вопросом, а она ляпнет по этому поводу что-нибудь милое и непосредственное, и я понимаю: вот она, разгадка! Это удивительно.

— Александр, вы согласны с тем, что «горе — от ума»? Что умным живется сложнее, чем людям простым, не задумывающимся о поисках смысла?

— Не знаю... У меня вот есть собака, и я не думаю, что ей живется легче, чем мне.

— Какая собака?

— Дворняжка по кличке Кифа (это первое имя апостола Петра, с древнеаравийского это слово переводится как «камень»). Ее нашли на улице, когда она была совсем маленькой. Не смог не оставить. Хотя, вообще-то, животных я не люблю.

— В чем для вас смысл жизни?

— Для меня смысл — в поиске смысла. Это процесс бесконечный, и, следовательно, я подвержен кризисам внутренним, но совершенно защищен от кризисов внешних.

Оцените статью

1 2 3 4 5

Средний балл 0(0)