81-летняя Галина Филипповна, о которой говорил Лукашенко, рассказала, откуда у нее «особняки»

Жительница Гродно, 81-летняя Галина Филлиповна Андрейчик 29 мая пришла на встречу с блогером Сергеем Тихановским в областном центре — и неожиданно стала «звездой» стримов, пишет TUT.BY.

А 4 июня, во время назначения нового правительства, Александр Лукашенко вдруг высказался в том числе и о пожилой гродненке. «Правда, на некоторых посмотрели в Гродно, так они хорошо устроились.

«Лукашенко плохой» — а сами живут во дворцах! Какая-то 80-летняя женщина кричала, орала. Прислали мне фотографию: особняк сына и ее особняк на одной площадке. Чего тебе не хватает?» — возмущался президент.

Ну, а вечером в программе «Панорама» на «Беларусь 1» даже вышел сюжет и с дрона показали дом, где живет 81-летняя Галина Филлиповна. Пожилая женщина его, конечно, уже посмотрела — и вы можете посмотреть (с 47-й минуты) — и не понимает только одного: почему журналисты госканала во время подготовки сюжета к ней-то не зашли поговорить?

Она бы и им, и президенту сразу же объяснила, откуда деньги на «особняк».

Все фото Катерины Гордеевой, TUT.BY

В семье Галины Филипповны сейчас переживают. Но не из-за слов президента или сюжета на госТВ. Они в эфире его не смотрели — рассказали друзья.

Друг о друге.

Сын Дмитрий — за здоровье мамы. Она ведь, говорит, волнуется. Мама — за сына и внука: как бы они не пострадали за ее простую человеческую позицию. Сейчас семья собирается, кстати, консультироваться с адвокатом: говорят, что в сюжете на телевидении о них сообщили недостоверные сведения — и хотят защитить свою честь и достоинство.

— Я — безработный? Я официально работаю инженером-программистом по автомобильной электронике в российской фирме. Сейчас из-за пандемии и карантина работы стало меньше, поэтому я пока дома с мамой.

Дмитрий показывает тот самый второй дом — недостроенный.

Есть и третий «особняк» — залитый бетонный фундамент.

— С 1998 по примерно 2013 год я работал как ИП — платил все-все налоги. А потом честно его закрыл. Тогда были деньги — вот и начали второй дом строить, сейчас все строительство заморожено. При этом все, как говорят, «сваім гарбом, сваім мазалём». Дом, где мы живем, стали строить еще в середине 1990-х. Я, помню, малой мешал бетон. Старший брат помогал. Он сейчас, кстати, живет в Санкт-Петербурге. Все сами, своими силами, не нанимая никаких бригад. А тут такое… Знаете, обидно все это было слышать. Да и что это получается: 81-летняя бабушка, инвалид II группы, которая еле ходит, вдруг стала каким-то опасным элементом, что про нее надо так говорить? Что происходит?

Дмитрий рассказывает, что второй участок, рядом с родительским, он купил с аукциона почти 10 лет назад. Говорит, что продавали их тогда за совсем небольшие деньги. Там была какая-то свалка и все заросло травой. Долго землю очищали и приводили в нормальный вид.

В семье удивляются: всю жизнь работали, а сейчас надо оправдываться за свое благополучие? А разве, говорят, это ненормально — вкалывать и зарабатывать?

 — Я не понимаю, зачем озвучивать свои догадки, снимать нас тайно? Лучше бы по стране показали, как люди борются с безденежьем, как из последних сил и средств делают ремонты, чтобы не сортир на улице был, а нормальный санузел. Да и раз снимаете, к нам зайдите — мы все покажем. Мы люди открытые, — удивляется Дмитрий.

Про красные камни-кирпичики Дмитрий рассказывает — рисует их сам день за днем

О том, что мама пошла на встречу с Тихановским, Дмитрий и сейчас не жалеет — даже когда наблюдает за происходящим в стране. Только не понимает: а что, ей нельзя было говорить?

— Знаете, ни мне, ни ей не страшно. Страшно только за ребенка. Потому что у нас тут что получается: мама вышла на разрешенное мероприятие, я занимаюсь своими делами, а тут вся семья под что-то попала. Нет, я не жалею, что она пошла тогда на Советскую площадь. Она самостоятельный человек, я не могу ее заставить что-то не делать. У нас в семье демократия: мама, говори, что хочешь, что у тебя наболело. У нас свободное общество и свобода высказываний. Разве нет? Но все равно думаешь — а что дальше будет. Будут ли какие-то провокации? Но зашиться дома и молчать — не вариант. Так что будем рассказывать, что у нас будет происходить дальше.

Домик — с синей крышей — недостроенный второй дом

Фундамент дома на участке

Сама Галина Филипповна решает рассказать всю свою историю и «откуда деньги».

— Начать надо издалека. Во время войны немецкие полицаи арестовали и бросили в слонимскую тюрьму моих родных дядю Володю и тетю Галину. Их вначале в тюрьму, а потом отправили в Германию на работу. Деда, их отца, расстреляли и повесили на его труп табличку с надписью «Партизан Ситкевич». Дядя и тетя тяжело работали в Германии. Никто их там не жалел. И вот победа. Дядька как был с мехом картошки, так и кинул его в немецкого хозяина. Взял лошадь, повозку, посадил Галину и еще одну девушку — Нину, на которой он потом женился и поехал в Беларусь.

На границе встретили ксендза и он отговорил их возвращаться в Советский союз, мол, там им будет плохо. Этот человек рассказал им, что набирают рабочих в Австралию. Они записались и уехали вместе с другими на новый континент. Три месяца плыли на теплоходе туда. Там построили дом, жили в Мельбурне. А как все у них начало получаться, то стали разыскивать родственников.

— Так мы стали переписываться, и в 1972 году они сюда приехали, хотя очень опасались, что здесь их могут арестовать. Но, уезжая, купили мне машину и дали всем родственникам деньги — американские доллары и австралийские. Я тогда говорила: «Что ж вы делаете, меня же посадят». Мы хранили эти деньги долго так, как будто их у нас нет. И когда стало можно менять их — поменяли. Стали строить дом с мужем. Брали кредиты на стройматериалы, копили деньги, но строились. Муж был инженером-строителем, уважаемым в городе человеком и главным по возведению многих городских объектов. В 2016 году он умер. Все откладывал на свои похороны, и я отложила — так что у нас в доме тоже можно найти.

Женщина рассказывает, что главное ее сейчас желание: чтобы люди вокруг жили хорошо. И от слов, которые она говорила на встрече с Тихановским, тоже не отказывается — говорит, что, когда освободят Сергея, обязательно снова придет на встречу.