5 историй про ужасы русской классики

Читатели делятся с PostPost.Media воспоминаниями о книгах, которых боялись в детстве. Выяснилось, что русская классика – тот еще хоррор.

Предлагаем избранное из полусотни историй.

«Черная курица»… Лето я проводил в деревне и прекрасно знал, что такое курица. И то, что мальчик подружился с курицей, вводило меня в такое состояние сопереживания… Я не мог представить, насколько мальчик был одинок, что подружился с курицей. С курицей! (Тимур Деветьяров)

***

Стихотворение Есенина «Утром, в ржаном закуте, где златятся рогожи в ряд, семерых ощенила сука, рыжих семерых щенят…» доводило меня буквально до истерики. Почему папа любил его читать мне – отдельный вопрос. Я, разумеется, знаю его наизусть, могу прочитать так, что мурашки побегут, но… берегу окружающих! (Юлия Кондратьева)

***

В десять лет в одну из ночевок у бабушки я взяла с полки сказки Гауфа. Название сказки об отрубленной руке меня заинтриговало. Дочитала я ровно до того места, когда герой отрезал голову девушке и она открыла глаза. Всю оставшуюся ночь я взахлеб читала первое попавшееся под руку, что схватила.

Это оказались сказки Бажова. Тоже не самый безопасный, конечно, вариант со всеми этими двоящимися хозяйками Медной горы с ледяными глазами. Но мне было просто необходимо залить чем-то тот ужас, который горел синим пламенем. Гауфа с тех пор не открывала. Бажова тоже сторонюсь. (Mariya Belyakova)

***

Самый большой книжный ужас моего детства – то, что Герасим утопил Муму. Мне было восемь лет, мама мне читала на ночь. То, что он не забрал Муму с собой, когда уходил, а утопил, меня поразило невероятно, я не могла понять это бессмысленное убийство любимого существа. Я рыдала полночи. И сейчас до сих пор возмущена до глубины души. (Полина Кралина)

***

Уже в школьном возрасте мне попалась биография Гоголя, и, в общем, там была отдельная история о том, что он всегда страшно боялся быть похороненным заживо. И поэтому строго наказал родственникам хоронить его не раньше, чем тело остынет и начнет пованивать. Они, конечно же, не послушали и закопали его сразу, а когда гроб открыли, чтоб перезахоронить, он там лежал перевернутый, а подушка была разорвана и руки исцарапаны.

Я после этого прям спать не могла и долго изучала детскую энциклопедию на тему летаргического сна. Зато через несколько лет, когда в школе задавали рефераты по биографиям писателей, я, конечно, взяла Гоголя, наваяла офигенный талмуд, в котором история о погребении занимала важное место, и доложила его на уроке. Чтоб, значит, все страдали, а не только я. (Iryna Omelchenko)