1991-2006. Итоги<br>от Василия Леонова
В чехарде руководителей агросектора независимой Беларуси Василий Леонов продержался в министерском кресле дольше всех — больше трех лет. Из кабинета его увели в наручниках, обвинив в финансовых махинациях и злоупотреблении служебным положением. В рамках проекта «Салідарнасці” ставший в тюрьме свободным человеком Василий Леонов проводит независимую ревизию закромов Родины, кошельков колхозников и аппетитов белорусских телят.
Со времени обретения независимости мы проедаем то, что накопили в 1980-х. Но объективности ради следует сказать, что Беларуси — единственной среди стран, не только бывшего Союза, но и Совета экономической взаимопомощи — удалось сохранить промышленное животноводство. Птицеводство было выведено на современный уровень. В середине 1990-х продукция белорусского птицепрома даже вытеснила с московского рынка аналогичную финскую. До сих пор, кстати, это одна из немногих эффективно действующих сельскохозяйственных отраслей Беларуси.
— Что помешало с приходом независимости подкрепить вложенные в сельское хозяйство в советские времена средства рыночными отношениями? Вы же сами не раз подчеркивали, что вернулись рыночником из ФРГ, где были торговым представителем Беларуси…
— А мы и сделали в 1994 году первый серьезный шаг к становлению рыночной экономики в сельском хозяйстве, когда решились отпустить цены на сельхозпродукцию. Был, конечно, огромный скандал. И руководитель государства перед телекамерами устроил разнос, приказав: «Цены, назад!». Я уже готовился к отставке. Но шум этот был устроен лишь для электората. На самом деле все понимали, что без отпуска цен ни одна реформа сельского хозяйства не пройдет. Чего мы этим добились? Реально поддержали крестьянина, потому что белорусские продукты перестали по дешевке вывозить в Россию и на Украину, искоренили продовольственный дефицит, заставили руководителей хозяйств думать над тем, что продукцию надо уметь не только произвести, но и продать. В то же время не было допущено той приватизации, которая многими нашими соседями понималась как растаскивание. Приватизировали кто скважину, кто коровник. Это было безумство. Десятки тысяч сельхозпредприятий в России мгновенно обанкротились. Мы крестьян не «сдали», не оставили без работы. В целом, это серьезный плюс.
— А жирный минус в чем?
— В том, что сельское хозяйство до сих пор остается на прежних позициях, нисколько не развиваясь. Чтобы прокормить самих себя, много ума не надо. Имеющаяся база позволяла поставлять продукцию на экспорт. Но Беларусь потеряла колоссальные возможности завоевания практически единственного для нас экспортного рынка — российского. Хотя отечественные сельхозпроизводители находились в исключительно выгодных условиях, потому что все эти годы им не нужно было платить пошлину за ввоз своей продукции в Россию. В последнее же время нас все больше вытесняют с этого рынка немцы, американцы, поляки, французы. И не только в сельском хозяйстве.
— Какие действия в годы независимости подорвали имидж Беларуси как аграрной державы?
— В 1997 году началось решительное свертывание наметившихся реформ в сельском хозяйстве. А самый настоящий обвал отрасли случился в 1998-м, когда по требованию правительства закупочные цены на сельскохозяйственную продукцию были снижены в три раза. И пошло-поехало: крестьяне лишились возможности покупать необходимые для сельского хозяйства товары, им начали давать дотации, которые девальвировали рубль, за падением цен последовало падение производства зерна…
Сейчас конкурентоспособно лишь наше птицеводство, остались некоторые позиции в свиноводстве, но в целом наращивания производства нет. Хорошо, что пока удается хотя бы защищать свой рынок. Но лет через пять, глядишь, и его у наших производителей «отберут» российские. Наше сельское хозяйство недееспособно по уровню техники и технологий, по уровню затрат. Есть некоторая группа хозяйств (процентов 20), которые получают, мягко говоря, серьезную поддержку. Они вышли на должный уровень и будут развиваться. Но большинство не имеют таких возможностей.
— А вот нынешний министр сельского хозяйства и продовольствия Леонид Русак утверждает, что инвестиции в сельское хозяйство в 2006 году обеспечили неплохие результаты, а в некоторых отраслях удалось даже достичь рекордных показателей: впервые за последнее десятилетие получено 4 тыс. кг молока от коровы, среднесуточные привесы КРС составили более 516 г, свиней — 467 г…
— Статистика — вещь весьма лукавая. Я интересовался ею, пока не увидел как-то постановление Комитета Госконтроля: там 30 процентов приписано, там сорок. Или вот некоторые председатели рапортуют о надоях 5 тыс кг молока от коровы, но я-то понимаю, что при тех кормах с нее и три тысячи не выдоишь. «А сколько, — спрашиваю, — теленок выпил?». — «2 тысячи литров». Глупости!
Чтобы проанализировать, как на самом деле обстоят дела в сельском хозяйстве, лучше взять за исходный показатель зарплату крестьян.
— Давайте возьмем. На промышленных предприятиях в декабре прошлого года средняя зарплата составила 726 тыс. рублей, в сельском хозяйстве — 379 тыс рублей. Это на 43% ниже, чем в среднем по стране.
— Это же опять официальная статистика. А я знаю, что в половине хозяйств доярки получают около 100 тысяч рублей в месяц. Кстати, в 1989 году по тогдашнему курсу зарплата крестьянина составляла около 300 долларов. Он мог с месячного заработка купить себе, к примеру, новый телевизор или велосипед. А много ли можно сегодня позволить себе на 100 тысяч рублей?
— На ваш взгляд, приносит ли какие-то результаты программа возрождения села?
— Когда никто ни за что не отвечает и всем руководит вертикаль, смена вывески: колхоз или СПК — ничего не меняет. Это имитация реформ. Безнадега заставляет проводить укрупнение, когда слабые хозяйства закрываются и вместо трех остается одно. Это, как и «шефство» предпринимательских структур над отстающими хозяйствами, — латание дыр, как и строительство никому не нужных агрогородков, — показуха.
— А швыряние денег, как в яму, в сельское хозяйство — это что?
— В принципе нет такой страны с рыночной экономикой, где бы крестьяне не пользовались серьезной поддержкой со стороны государства. Стратегически это верно. Это даже не селу помощь. В сумме затрат зарплата крестьянина составляет 3-5%, а остальное — это деньги, потраченные на сохранение внутреннего рынка страны. Есть у сельхозпредприятий деньги, они покупают технику на заводе, который ее производит, удобрения, стройматериалы — это все обеспечение внутреннего рынка. Ни одна страна с нормальной экономикой не позволит, чтобы ее рынок кто-то занял. Вы можете привезти сегодня картошку в Германию и по дешевке продать? Вас просто не пустят, потому что там должен продавать картофель свой крестьянин.
Другое дело, насколько эффективно используются деньги, вложенные в сельское хозяйство.
— В Швеции 3% населения занимаются сельским хозяйством и этого вполне достаточно, чтобы вся страна питалась достойно …
— Правильно.
— А у нас в сельском хозяйстве трудится 12,1% от общего числа занятых в экономике!
— Так мы же и говорим с вами о том, что надо реформировать сельское хозяйство. Да и всю экономику. А пока происходит лишь консервация. Неизбежно приходят новая техника, новые технологии, но пока отношение к собственности остается прежним, нет хозяина на земле и не будет.
— А фермерские хозяйства?
— Это не путь. Фермеры могут производить зелень: укроп, петрушку. Это вчерашний день. К фермерству мы не вернулись, не вернемся и слава Богу!
— Разве фермер не тот самый хозяин, который держится за свой клочок земли, заинтересован в производстве и сбыте продукции, закупке техники, внедрении современных технологий?
— В мире идет процесс глобализации всех отраслей экономики. И наша страна в нем — мелкая сошка. Есть немало корпораций, которые производят внутреннего валового продукта больше, чем вся Беларусь. Крупные игроки фермера затопчут: на производство продукции на 50 га земли нужно вложить в каждый гектар в три-пять раз больше денег, чем, если выращивать ее на 5 тыс. га. Многие заблуждались, что списав социализм, надо возвращаться к мелкому производству, чуть ли не к кооперации, которой учил Маркс. Вовсе не обязательно давать крестьянину свой клочок земли. Акционер (а не колхозник) может иметь свою долю — 3-5% от продукции, полученной на общих 5 тыс га. В 1997-м в стране было акционировано 300 хозяйств, но когда посадили директора АО «Рассвет» Василия Старовойтова, их все за ночь назад в колхозы вернули. Теперь земля никому не нужна. Пусть сначала произойдет смена политического режима, будет признано право собственности на землю.
Если основной актив нельзя пустить в оборот, значит нельзя привлечь в сельское хозяйство и нужные деньги. Можно очень красочно рассказывать про инвестиционный климат, но серьезный инвестор сегодня сюда свои деньги вкладывать не станет, потому что земля находится в собственности у государства. В любой момент чиновник может приказать: «Уходи!», и ваша ферма повиснет в воздухе.
— Но ведь и передача земли в собственность не сразу обеспечит скачок сельскохозяйственного производства…
— Уйдут годы.
— Сколько?
— Это зависит от того, кто возглавляет страну, пользуется ли он доверием. Но если говорить о потенциале — интеллектуальном, рабочем — это все у нас есть.
— Кстати, о потенциале. Как вы оцениваете эффект от реализации программы импортозамещения сельскохозяйственной техники. Комбайнов, например?
— Мы не только комбайны делать не научились, мы скоро утратим рынок тракторов. Наш «Беларус» собирается по устаревшей технологии. Чехи, поляки скоро перекроют для нас рынок тракторов, представляя более качественные модели по близкой цене. Сегодня предприниматель в России не возьмет белорусский трактор (разве что МТЗ-80, потому что он идет по бросовой цене). А немецкий, которому «Беларус» уступает по всем параметрам, возьмет. Это очень капиталоемкая отрасль — машиностроение — и именно этот сектор экономики Беларуси обречен на погибель.
— Каковы перспективы у крестьян, если в сельском хозяйстве все будет оставаться так, как идет сейчас?
— Будут два доллара в день получать — вот и все перспективы. Так живут молдаване, туркмены, жители Бангладеш. И мы будем жить также.
— Насколько вы сами могли влиять на ситуацию в сельском хозяйстве, находясь в ранге министра?
— Ну, например, либерал Богданкевич стоял грудью — нельзя давать кредиты сельскому хозяйству. Мне удалось уговорить Лукашенко, что кредиты на перевооружение — это спасение. Он не мешал заниматься приватизацией, пока меня не посадили. А в министерстве я с удовольствием работал — коллектив очень грамотных, достойных менеджеров. Мне больно, что ими сегодня все понукают.
Что касается поддержки села, то она должна регулироваться государством. Есть ведь разница, где производить продукцию — в Снове на хороших землях или в Краснополье — на плохих. Вот здесь государство должно поддержать краснопольские хозяйства. А цена на рынке? Я не буду брать молоко российское, если белорусское лучше. Ведь правда?
— А вы, кстати, покупаете белорусское молоко в России?
— Да. Минского молокозавода, «Савушкин продукт»… Качество продукции хорошее, а вот упаковка подкачала — хуже российской. Вот потому белорусские производители и теряют по 7 российских рублей на каждом пакете молока в розничной торговле.
— Что изменилось в вашей жизни за годы независимости, кроме того, что после министерского кресла вам довелось посидеть на нарах, потом поучаствовать в политической жизни родной страны и подъеме российского сельского хозяйства?
— Я стал свободным человеком. Я в тюрьме почувствовал себя свободным. Я делаю то, что я хочу. Не по тюремным понятиям — по человеческим.
Беседовала Марина Загорская
Фото: photo.bymedia.net
Читайте еще
Избранное