1991-2006. Итоги<br>от Павла Данейко

Сразу после развала СССР никто толком не представлял, на что способна белорусская экономика. Сегодня, по крайней мере, ясно, что панические утверждения вроде «одни мы не выживем» не оправдались. О достижениях и провалах в этой области рассказывает известный экономист Павел Данейко.

— За эти пятнадцать лет общество научилось жить в сфере рыночной экономики. Сформировался белорусский бизнес, который мне очень симпатичен.

Но наша экономика в целом пока обладает слабым потенциалом адаптации к внешним шокам. Пятнадцать лет мы получали подарки от мировой экономики. Я бы отвлекся от таких примитивных объяснений относительной успешности белорусской экономики, как российские дотации. Если бы не было возможности на российском рынке продавать белорусскую продукцию, то эти дотации ситуацию не спасли бы. Но существует российский рынок, и он дважды очень эффективно вытягивал Беларусь и нашу экономику: первый раз в 95-97-м годах, потом в 1999-2000-м.

А потом нам повезло, цены на нефть пошли вверх, и на сегодняшний день мы на этом хорошо зарабатываем. То есть, до сих пор мы ни разу не переживали серьезных кризисов. Но эти кризисы предстоят.

Первым шоком станет повышение цен на газ. При том, что для Беларуси в связи с особенностью структуры ее экономики, это повышение цен не так опасно, как для Украины. Второй предстоящий шок — это снижение цен на нефть. Насос, который сейчас накачивает белорусскую экономику деньгами, будет терять обороты, и тогда ряд проблем, которые сейчас этим потоком денег смягчаются, выплывут на поверхность. Есть сомнения, что в нынешнем состоянии белорусская экономика способна эффективно противостоять этим внешним шокам.

— Ты долго руководил институтом приватизации и менеджмента. Вот расскажи мне про нашу приватизацию.

— А ее у нас еще не было. Было акционирование, было 80 предприятий, которые акционировали в пользу трудового коллектива. Это нельзя назвать приватизацией. Единицы из этих 80 успешны. Потому что там на этих успешных предприятиях были «ненормальные» директора, они себя вели неестественно. Те директора, которые вели себя естественно, т.е. максимизировали личный доход, разворовали предприятия, которые потом развалились. На этих приватизированных предприятиях отсутствовал реальный собственник, акции находились в руках коллектива, т.е. в наших условиях это была собственность без всяких механизмов контроля за деятельностью менеджмента со стороны акционеров.

Так что, практически, в полном смысле этого слова приватизации в Беларуси не было вообще никакой. Была имитация приватизации, как есть имитация фондового рынка, и некоторых других рыночных институтов. И у нас много таких имитаций.

— Стартовые позиции пятнадцать лет назад у Беларуси были лучше, чем у других советских республик, ставших независимыми государствами. По-твоему сейчас, на промежуточном финише мы в группе лидеров, среди аутсайдеров или держимся в серединке?

— Мы действительно имели больший по сравнению с другими потенциал и могли стартануть быстрее. Ну например по оценке Мирового Банка в 1991 году мы имели третий показатель ВВП на душу населения среди всех социалистических стран (уступали ГДР и Чехословакии). А сейчас на дистанции мы как бы сзади. Иногда это объясняют нехваткой ресурсов. Ерунда. Если мы посмотрим на экономический рост в развитых странах, то оказывается, что прирост ВВП значительно опережает прирост втягиваемых новых ресурсов. Потому, что развитие осуществляет предприниматель, который способен перекомбинировать ресурсы более эффективным способом.

Вот здесь мы и проигрываем. У нас на сегодняшний день нет системы мотиваций руководителей госпредприятий стимулирующих их к принятию решений обеспечивающих долгосрочную эффективность предприятий. Но и мотивации и возможности частного бизнеса так же ограничены. Наша экономика сейчас просто не является капиталистической экономики. Мы имеем довольно примитивную рыночную экономику. Отличия этих двух видов экономик отражается в целях бизнеса, что в значительной мере определяет разницу в динамике развития экономики. В капиталистической экономике главная цель бизнеса рост стоимости бизнеса, в рыночной экономике — максимизация текущего денежного потока.

Мы с нашими соседями Россией и Украиной начинаем развиваться по очень разным путям. Еще в 2000-м году я, человек, который работает с бизнесом, проводя семинар в Киеве и проводя семинар в Минске, проводя семинар в Москве, не видел разницы в проблемах, которые волновали бизнесменов в этих странах. А сейчас это совершенно разные проблемы. Российский и украинский бизнес думает в категориях роста стоимости бизнеса, в категориях капиталистической экономики, а белорусский бизнес живет проблемами пятилетней давности

— То есть мы бежали вперед, но бежали медленнее, чем другие. И в результате нас в какой-то момент начали обходить.

— Я бы сказал по-другому. Мы «качали не те мышцы». Если вам нужно выступать на спринтерской дистанции, а вы развиваете выносливость, то это бессмысленно. То же самое в экономике. Мы накачали мощные административные «бицепсы», которые с точки зрения решения проблем адаптационного характера, помогают не очень хорошо.

— Как с твоей точки зрения за пятнадцать лет у власти появилась какая-то осознанная стратегия развития или все по сути сводится к сиюминутному затыканию дырок подручными средствами?

— Понимаешь, наша оценка зависит от точки зрения. Если мы относимся к истории как объективному процессу, то, в общем-то, все то, что происходило в Беларуси, не было каким-то случайным стечением обстоятельств. Это была совершенно нормальная реакция общества. Я как-то у Акудовича прочитал очень красивое определение: Лукашенко — это пауза. То есть то, что предложил Лукашенко, это вернуть советское прошлое и там остаться, никуда не дергаться. Не принимать ни каких решений о независимости или рыночных реформах. И большинство поддержало его.

У соседей — украинцев, литовцев и других — сразу работала идея национальной независимости, а рыночные реформы не были приняты. А у нас независимость для большинства населения и для значительной части элиты в 91-93м годах была непонятной и пугающей идеей. Поэтому произошло то, что произошло. Выбор в моем понимании был достаточно естественный.

Но я бы хотел сказать, что с тех пор в обществе и ценность независимости несоизмеримо выросла, и понимание смысла либеральной экономики тоже поменялось. И на официальном уровне к этим вопросам совсем другое отношение. Появилось больше рационализма в поиске экономических решений. И если мы посмотрим на теперешнее развитие экономики, то увидим активную либерализацию в течение последнего года.

— Да, десять лет назад трудно было себе представить бизнесмена, голосующего за Лукашенко. А сейчас таких хватает.

— Лукашенко перестали поддерживать, как харизматика. Теперь голосуют за его политику. Больше избирателей, в последнее время, начали оказывать политическую поддержку не на основе идеологических установок, а на основе рационального выбора. И это важно, потому что выбор в 1994-м году — это был выбор испуганной страны, которая не хотела ничего решать, а хотела вернуться в прошлое. Сегодняшнее политическое пространство — это начало рациональных поисков путей развития.

— Итак, в 90-х общество не могло и не хотело вырабатывать какие-то новые идеи. А сейчас, ты полагаешь, его состояние изменилось, или оно застыло в своем нежелании двигаться куда бы то ни было, и мы сегодня ничуть не ближе к выходу из туннеля, чем двенадцать лет назад?

— Нет, я думаю, что все идет очень динамично. Мы часто видим только две группы в обществе: оппозицию и власть. Они себя ведут, так как будто они по-прежнему в 1997-м году. Жизнь поменялась, а они этого не видят, потому что сфокусированы на друг друге и не обращают внимание на то что происходит в стране. И пресса тоже сфокусирована на конфликте власть-оппозиция. Как следствие, и наше внимание на них сфокусировано.

Из-за этого мы не видим того, что происходит вокруг нас. Потому что это все очень мелкие изменения. То есть страна, как ребенок, растет каждый день. Но заметно это становится только, когда мы сверяемся с зарубкой, сделанной год назад и видим, что дитятко подросло на несколько сантиметров.

— Существует точка зрения, что Беларусь уже устоялась как суверенное государство. А как ты считаешь, может ли Беларусь в обозримом будущем исчезнуть с политической карты мира, как независимое государство?

— Маловероятно, но не исключено. Все разговоры России об объединении до последнего времени носили характер абстрактного идеологического пожелания. А хотеть и действовать — это разные вещи.

На сегодняшний день внешняя политика России — это политика «Газпрома». И в интересах «Газпрома» получить контроль над транзитными каналами Европы. И им сейчас все равно, как получить — присоединить Беларусь к России или купить «Белтрансгаз».

— Ну и наконец, каковы твои личные итоги за эти пятнадцать лет?

— Я все время себя ощущал не слишком нужным в родной стране. Государство на меня смотрело, как на потенциального врага. Оппозиция считала, что я занимаюсь бессмысленными делами: какая там экономика и приватизация? У меня есть ощущение вечного диссидентства. Эффективность и отдача в таких условиях, конечно, небольшая. Мои коллеги в Украине и России или Польше добились большего. В этих странах есть понимание важности бизнес-образования, экономических исследований как на уровне общества, так и на уровне правительств. А я занимаюсь этим в Беларуси в основном вопреки.

Беседовал Александр Старикевич

Оцените статью

1 2 3 4 5

Средний балл 0(0)