1991-2006. Итоги<br>от Олега Манаева

Каждый из нас может рассуждать, как изменилось общественное сознание за годы независимости. Но есть люди, которые занимаются этой темой ежедневно и на профессиональном уровне. О том, что у белорусов в голове и на языке, рассказывает известный социолог профессор Олег Манаев.

— За эти пятнадцать лет белорусское общественное сознание стало заметно более национальным, демократическим, рыночным и европейским. Однако эти изменения произошли не под воздействием, а скорее вопреки проводившейся в стране политике. Поэтому в одной части социума они выражены более ярко, а в другой, причем большей части, наоборот, произошла консервация сознания на том уровне, который имелся, условно говоря, 15 декабря 1991 года.

В результате этих фундаментальных сдвигов в общественном сознании белорусский социум оказался глубоко расколотым. Таким он, с моей точки зрения, был только во времена второй мировой и гражданской войны. Я социологией занимаюсь уже тридцать лет и могу засвидетельствовать, что ни с какой точки зрения на уровне — семейных, коллективных, политических отношений — такого раскола, как наблюдается сейчас, не было ни в 60-х, ни в 70-х, ни в 80-х годах прошлого века.

Предпосылки для включения Беларуси в общеевропейский, общемировой процесс развития есть. Но без демократических перемен, системных реформ во всех сферах сама по себе эволюция общественного сознания обеспечить этого не сможет. Есть такая точка зрения, что если некоторое время подождать, произойдет смена поколений, и проблемы решатся сами собой. Увы, это не так.

— Да, лет десять назад считалось, что лукашенковский электорат скоро вымрет, а молодежь, которая за это время подрастет, будет настроена строго оппозиционно. Однако на практике оказалось, что значительная часть молодых людей в той или иной степени принимает существующий в стране порядок вещей. Вы согласны?

— С некоторыми уточнениями. Независимый институт социально-экономических и политических исследований (НИСЭПИ) осуществлял в конце 90-ых годов специальный проект, который был посвящен роли молодежи в развитии гражданского общества. И уже тогда мы сделали осторожный вывод, что сам по себе процесс смены поколений автоматически к светлому будущему не приведет.

Вы говорите, что значительная часть молодежи приняла правила игры, предложенные властью. Я бы сказал несколько деликатнее. Если вы меня сейчас спросите, с чем, пользуясь методом исторической аналогии, можно сравнить нынешнее состояние Беларуси…

— Спрашиваю.

— Я бы провел такую аналогию с конкретным периодом — это конец 70-х — начало 80-х. Поздний Брежнев, "расцвет застоя". Напомню, что тогда была относительная стабильность. Не было особых конфликтов, зарплата и прочие социальные выплаты потихоньку росли. В общем, относительное благополучие, основывавшееся, как и сегодня, в основном, на высоких ценах на нефть.

Тогда любой человек, заканчивая учебу, попадал на своеобразный "жизненный конвейер". И если он не слишком отклонялся куда бы то ни было, то спокойно двигался по этому конвейеру до самой пенсии. Любой младший научный сотрудник, приходящий после вуза в научную лабораторию, любой выпускник ПТУ, устраивавшийся с первым разрядом на завод, любой молодой лейтенант, попавший после училища в армию, четко знал, что через пять лет, он будет соответственно научным сотрудником, получит четвертый разряд, станет капитаном. Поначалу у него телефона нет, но через семь-восемь лет он его получит. Квартиры тоже нет, но, став на очередь, лет через десять он ее получит, причем бесплатно. Все было стабильно и расписано на годы вперед.

Однако именно тогда обнаружилось, что от самого человека практически ничего не зависит. Перспективы — в довольно узком пространстве — обеспечивались государством, а собственного выбора у большинства людей почти не было. Поэтому люди уходили в сферу частной жизни. Я имею в виду не только семью, но и бесчисленные неформальные связи: кто собирал книги, кто-то марки, кто-то находил себя в клубах самодеятельной песни. Это стало образом жизни миллионов людей. Но из общественно-политического процесса они фактически выпадали. Человек приезжал с какого-нибудь слета КСП, где он мог себя раскрыть, и спокойно сидел на партийном или комсомольском собрании, ему это было "до фонаря". Об особенностях этого образа жизни написаны горы литературы, самый яркий пример, пожалуй — творчество Юрия Трифонова.

Так и в нынешней Беларуси: мы наблюдаем относительную стабилизацию, социально-экономическую, отчасти политическую, но чувство сужающихся перспектив поражает миллионы наших соотечественников, прежде всего, молодежь. Она также выпадает из общественно-политического процесса.

— Вы говорите, что такой сильный раскол в обществе, как сегодня, был только в годы второй мировых войн, но тут же проводите параллель с поздними брежневскими временами…

— Давайте уточним понятия. О каком социальном расколе я говорю? Это не значит, что социум, как яблоко, можно разрезать пополам. Обычно раскол происходит, когда есть какие-то краевые социальные группы. И расстояние между ними — я имею в виду систему ценностей, разделяющую эти две группы, по отношению к власти, к семье, к окружению, к истории, к культуре, к чему угодно, — резко увеличивается. Эти две группы начинают смотреть друг на друга сначала как на оппонента, потом как на конкурента, а, в конце концов, как на врага.

Что же касается "социальной середины", то она, как правило, остается неопределенной, колеблющейся, смотрит: кто берет верх, в повседневной жизни старается не примыкать ни к одному, ни к другому краю, особенно если это чревато какими-то материальными или духовными потерями. И в результате выпадает из общественно-политического процесса. Участие этой группы в принятии важных решений проявляется только в критические моменты — войны, социально-экономических кризисов, выборов и пр. Также и молодежь. Основная ее часть присоединяется то к одному краю, то к другому. Это было хорошо видно во время массовых протестов на Октябрьской площади в Минске после недавних президентских выборов. Не надо забывать, что и омоновцы и бээрэсэмовцы — тоже молодые люди, а не пенсионеры. Так что противоречия в моих утверждениях нет.

— Если говорить о периоде 1991-1994 годов, у нас распространено мнение, что тогда Станислав Шушкевич неправильно что-то сделал или не сделал, Зенон Пазьняк неверно себя повел, отпугнул от себя какую-то часть населения. Но может быть то, что произошло, — приход к власти Александра Лукашенко — это было объективно предопределено тогдашним уровнем сознания общества? И как бы не пытались Шушкевич и Пазьняк воспрепятствовать такому развитию событий, их усилия в тот момент были обречены на провал?

— Действительно, многие вещи были предопределены состоянием общественного сознания и социальных структур. Но можно ли на этом основании утверждать, что любые попытки Шушкевича, Пазьняка, Иванова, Петрова, Сидорова изменить ход событий были обречены на провал, и в середине девяностых к власти по определению должен был прийти такой человек, как Лукашенко? Я так не думаю.

Вспомните конкретную ситуацию конца 80-х — начала 90-х годов. Тогда была невиданная готовность людей к переменам, огромный общественный подъем. И если бы те, кто занимали в то время ключевые посты, повели себя по-другому, возможно и не случилось бы того провала в прошлое, который наблюдается после 1994 года.

— Но почему наши люди так склонны наступать на одни и те же грабли? Ведь у всех тогда перед глазами были итоги 75 лет советской власти, которая вчистую проиграла соревнование Западу, капитализму, демократии. И все-таки белорусы снова двинули по тому же «совковому» пути.

— Тотального желания вернуться в прошлое ни тогда, ни сегодня у большинства белорусов нет. Для понимания того, что происходит, следует разделить: а) общество и власть, б) систему идейно-политических ценностей людей и их актуальные установки, поведение в повседневной жизни.

Так, сейчас большинство белорусов поддерживают Александра Лукашенко и его курс, что отразилось в результатах мартовских выборов (я, конечно, имею в виду не объявленные ЦИКом 83% голосов, и, тем более, не 93% голосов, озвученные им самими, а 63% голосов, подтвержденные независимыми опросами общественного мнения). Но, в то же время, общество одобряет далеко не все действия властей. Приведу примера. Первый касается строительства новой АЭС в Могилевской области. Респондентам задавался вопрос: "Руководством Беларуси принято решение о строительстве атомной электростанции в Могилевской области. Одни люди поддерживают эту идею, а другие — нет. А как к этому относитесь Вы?». Ответы распределились так: поддерживают идею строительства в Беларуси такого проекта 32% респондентов, не поддерживают — 48%, остальным или "все равно", или они затруднились с ответом.

Сами по себе цифры, вырванные из контекста, еще ни о чем не говорят. Их нужно рассматривать с учетом позиции властей. А она очень ясная: "АЭС нам нужна, и мы будем ее строить". Об этом недавно официально заявил сам глава государства. В государственных СМИ уже давно развернулась пропагандистская кампания в пользу такого решения, альтернативная точка зрения практически не представлена. Тем не менее, большинство населения не поддерживает строительство АЭС.

Второй пример. Был такой вопрос: «Два года назад, выступая в Национальном собрании, президент заявил: «Усыновление белорусских детей гражданами зарубежных стран — это позор для государства! От этого нам нужно избавиться раз и навсегда». В то же время, по официальным данным, в Беларуси насчитывается более восьмидесяти тысяч сирот, на подобающее содержание которых государству не хватает средств. На Ваш взгляд, следует ли разрешать усыновление таких детей гражданами зарубежных стран, обеспечивающими их содержание?». Свыше 60% дали положительный ответ, и менее 30% — отрицательный. Как же так: президент говорит одно, государственные СМИ, освещая "дело Вики Мороз", твердят то же самое, а народ — против?!

И я могу приводить бесчисленное количество подобных примеров, свидетельствующих о том, что, чем дальше от идеологии и политики, чем ближе к актуальным установкам и повседневному поведению, которые гораздо важнее для большинства людей, тем более адекватно люди реагируют. Тотальной ностальгии по прошлому белорусы не испытывают.

— А как изменилось отношение белорусов к собственному государству за эти 15 лет?

— В ноябре независимые социологи задавали такой вопрос: «Стала ли Беларусь за последние пятнадцать лет действительно независимым государством?». Положительный ответ дали почти 69% опрошенных, а отрицательный — лишь 20,5%. Очевидно, что возникла новая реальность, в которой люди живут. Конечно, это не значит, что все, ответившие положительно, стали активными носителями национального самосознания. Скорее, это понимание того, что раньше, они, условно говоря, жили в воде, а теперь — на суше. Если бы мы задали такой вопрос пять—десять лет назад, цифры были бы другими.

Следующий вопрос: «Вы лично выиграли или проиграли от того, что Беларусь стала независимой?». «Выиграли» — почти 50%, «проиграли» — чуть больше 15%, «затруднились с ответом» — почти 35%.

Это значит, что "в плюсе" оказались далеко не все те, кто считает, что Беларусь стала независимым государством. Поэтому, хотя процесс гражданской и национальной самоидентификации идет, несмотря ни на что, остается вероятность того, чтобы он пошел вспять. При нынешней власти он идет по принципу "шаг вперед, два шага назад".

— Поскольку «Салідарнасць» — Интернет-проект, не могу не спросить, какое место, по вашему мнению, занял Интернет в жизни белорусов?

— Девять лет назад, когда НИСЭПИ впервые коснулся в опросах этой темы, менее 4% белорусов пользовались Интернетом с разной степенью регулярности. К ноябрю 2006 года их число выросло почти в 8 раз — почти до 30%, т.е достигло 2.000.000 человек! Причем половина из них пользуется Интернетом регулярно, т.е. ежедневно или несколько раз в неделю. Анализ показывает, что миллион белорусов, постоянно пользующихся Интернетом, уж не те люди, которые почти автоматически голосуют за Лукашенко (хотя, разумеется, среди них есть и сторонники нынешнего главы государства). Как правило, — это люди, продвинутые не только в техническом плане, но и характеризующиеся гораздо более европейскими, демократическими, национальными ценностями.

— И, наконец, наш традиционный вопрос: каковы ваши личные итоги за этот период?

— В независимой Беларуси я, наконец, обрел свою Родину. СССР своей настоящей Родиной (родился я во Владивостоке) никогда не считал. Более того, советская власть и коммунистическая идеология вызывали у меня такие чувства, что еще старшеклассником я мечтал стать рейнджером и с оружием в руках бороться против коммунизма по всему миру. Причем на Кубе или во Вьетнаме, в Анголе или ГДР я готов был воевать не только с местными адептами коммунизма, но и со своими согражданами, выполнявшими "интернациональный долг". С такими чувствами я когда-то жил. А сейчас Родина у меня есть, это — независимая Беларусь. И в белорусов я не хотел бы стрелять ни при каких обстоятельствах.

Конечно же, и степень моей личной свободы за эти пятнадцать лет, несмотря на все издержки нынешнего режима, намного расширилась. Так что общий баланс, несомненно, положительный.