«Мне не очень нравится двойная мораль в нашей стране»

Известный белорусский маммолог, доктор медицинских наук, профессор Леонид Путырский рассказал «Салідарнасці», чем отличаются пациенты в Беларуси и за рубежом, как он относится к подаркам врачам, а также сравнил частную и государственную медицину.

Леонид Путырский 16 лет возглавлял отделение онкомаммологии РНПЦ Онкологии и медицинской радиологии, а теперь руководит маммологическим центром «Путырский и К», где проводит личный прием.

Фотографии с сайта doktor.by

— Леонид Алексеевич, сколько часов в сутки вы работаете?

— Я всю жизнь работал от подъема до заката. И сейчас, когда построил свой центр, 7 часов трачу на сон, остальное время идет на работу. Мне могут позвонить за консультацией в 10-11 часов вечера, и я отвечу. Когда люди обнаруживают у себя что-то в груди, то не могут уснуть. Я сам им говорю: приезжайте, потому что сегодня я смогу помочь, а завтра уже может быть поздно.

— Как ведете себя, когда нужно сказать женщине, что она тяжело больна?

— Это самое непростое в моей работе, из-за которой я поседел в 23 года. Зачастую я уже с первого взгляда, с первого прикосновения могу понять, что пришедшая на прием больна раком. В глубине души у меня начинаются переживание и борьба: «Что делать? Как сказать так, чтобы она осознала тяжесть болезни, но ее не оставила надежда на излечение?».

Всегда важно найти правильные слова, а не просто сказать «у вас рак» — человек и в обморок может упасть. Как правило, я эти выражения нахожу. Слово «рак» стараюсь не употреблять — есть другие менее страшные обороты речи.

— Отличается ли реакция белорусских женщин на известие об онкологии от реакции женщин за рубежом?

— В советские времена и после распада СССР диагноз часто скрывали. Считалось, что это ложь во имя спасения. Но она сыграла нехорошую службу. Люди думали: раз мне не сказали прямо, значит, мое положение совсем плохое и жить осталось недолго.

Или наоборот. Услышав от врача, что ничего страшного не обнаружено, человек вел себя неправильно, не выполнял рекомендации, и болезнь возвращались, появлялись метастазы. Косвенно врач в этом был виноват.

В итоге пришли к выводу, что лучше человеку аккуратно обо всем рассказать, чтобы он правильно выполнял указания.

— Самая непростая история болезни, с которой вы встречались?

— В своей книге «Удар молнии» я рассказал о нескольких поучительных историях, в том числе трагических. В одной из них я описал случай девочки, которая как по вине врача, так и по собственной глупости потеряла жизнь в 24 года.

В 21 год врач сообщил ей о болезни и сказал, что нужно удалять грудь, а может быть и обе. Испугавшись, она убежала и стала лечиться не у медиков, а у лекарей. Придя через некоторое время в диспансер, она услышала, что жить ей осталось полтора месяца.

Когда она пришла ко мне, было уже поздно: метастазы оказались в легких, печени. Она упала на колени: «Только не отправляйте меня никуда, иначе я пойду и повешусь». После таких слов 23-летней девушки, фактически еще ребенка, хотелось рыдать.

Все, что можно, я для нее сделал. Прожила она не полтора месяца, а полтора года. Все это время я страдал вместе с ней. Старался не показывать этого, только один раз сказал ее маме, как она была неправа, когда полтора года сопровождала дочь в походах к лекарю, вместо того, чтобы вернуть дочь в традиционную медицину. Если бы они пришли вовремя, все было бы хорошо.

Эта девочка Оля стоит у меня перед глазами каждый раз, когда я вспоминаю о сложных случаях в моей работе. К счастью, таких ситуаций в последние годы становится все меньше. В первую очередь благодаря огромной профилактической работе, которую мы проводили и проводим. Люди перестали бояться врачей. Молодое поколение более грамотное, при малейшем подозрении идет на осмотр.

Но в моей работе было и много позитивных историй. Вспоминается, как на презентации научно-популярного фильма «Надежда» в кинотеатре «Центральный» на сцену вышла пациентка, которую я вылечил от рака. Она должна была сказать пару слов, но не выдержала и расплакалась перед микрофоном. И тогда ее сын 8-9 лет повернулся ко мне и сказал: «Спасибо вам, дядя доктор, что вы спасли мою маму, что я смог появиться на свет».

Я не смог даже ничего ответить, у меня дрогнул голос. Женщины в зале полезли в сумочки за платочками, потекли слезы.

— Как, на ваш взгляд, сказывается на здоровье пластика груди?

— Если женщина чувствовала себя без груди некомфортно, и ей с помощью пластики вернули форму молочной железы, то, конечно, психологически она будет чувствовать себя намного лучше, раскованнее. С другой стороны, любая операция — это операция. Наркоз может иметь побочный эффект, рана может не зажить, протез может в перспективе сместиться. Но об этом врачи рассказывают каждой женщине, решившейся на пластику груди.

— А если девушка идет не на увеличение груди, а на уменьшение? Как вы к этому относитесь?

— Я в таком случае говорю, что эта болезнь не в груди, а в голове. Безусловно, за исключением медицинских показателей, когда грудь настолько большая, что человеку чисто физически тяжело ходить. Мы встречали женщин, у которых от белья на плечах натирались кровавые раны.

— Вам приходилось работать во Франции, Германии, США. Чем западные пациенты отличаются от наших?

— Прежде всего, отношением к медикам. Там отношение трепетное, а у нас медика могут обидеть, оскорбить, отнестись как к обслуживающему персоналу. Будучи членом белорусского «Лайонс-клуба», я выступал в американском представительстве. Когда мне стали задавать вопросы, встал муж моей троюродной сестры и сказал: а вы знаете, что он — онколог, а его жена — гинеколог? Я сразу не понял, для чего родственник это сказал. Оказалось, что представители этих профессий у них очень уважаемые и богатые люди.

Но и отношение врачей к пациентам на Западе аналогичное. Во Франции в городе Нанси я работал с будущим директором медцентра на приеме. Он лично открыл дверь пациентке, встретил ее с улыбкой. Я спросил: родственница ваша пришла? Оказалось, у них ты обязан так улыбаться, иначе к тебе не пойдут.

Кроме того, там врачи пытаются максимально полно рассказывать пациенту о его состоянии. Чего, к сожалению, нет у нас. То ли в силу занятости, то ли невоспитанности, то ли еще чего, но с пациентами не хотят говорить.

— Вы практически всю жизнь работали в государственной медицине, а теперь трудитесь в своем частном центре. Как считаете, какая медицина более эффективная?

— Наверное, здесь не совсем корректно говорить об эффективности. И там и здесь я работаю одинаково. Как был вежлив и корректен, таким и остался. Считаю, сегодня государственная медицина и частная дополняют друг друга. У человека есть право выбора. Государственная богаче оснащена аппаратурой и имеет кадры высокого уровня. Но частная медицина приближается к западной по части отношения к пациенту. Это очень важно. В этом плане государственная медицина проигрывает: там не хватает времени, улыбки, там не хотят открывать сердце.

Чем вообще хороша частная медицина: когда пациент платит деньги, он начинает думать о своем здоровье. Бесплатная медицина привела у нас к тому, что пациент совершенно перестал заботиться о своем здоровье. За рубежом по страховке ты должен каждый год проходить профилактический осмотр, иначе при появлении болезни тебе просто не оплатят лечение. У нас, к сожалению, человек всю жизнь будет пить, курить, а когда заболеет, то во всем будет винить врачей и государство: почему не дают все лекарства бесплатно, почему не дают возможности по 10 раз приходить к доктору.

Думаю, в конечном итоге мы придем к тому, к чему пришел Запад. Бесплатная медицина выходит очень дорогой для государства.

— Вы 16 лет работали главным маммологом в стране. Как относились к такому виду благодарности от пациентов, как подарки в пакетах?

— Считаю, ничего плохого в этом нет, если подарок недорогой, и если это не вымогательство со стороны врача. Когда работал в Боровлянах, никогда не создавал условий, при которых пациент чувствовал, что нужно дать деньги. Пациента оперировали после поступления в течение 2-3 дней. Украинские и российские коллеги рассказывали, что у них пациент мог пролежать 2-3 недели: пока не занесешь тысячу долларов, тебя никто не прооперирует.

Что касается недорогих подарков, то хорошо помню, как одна из моих первых пациенток пришла в кабинет с пакетом. Я, как комсомолец, сказал «спасибо, ничего не надо» и аккуратненько выставил ее за дверь. Потом услышал, что она рыдает в коридоре. Открыл дверь: что случилось? «Доктор, значит, у меня все так плохо, что вы от меня коробку конфет не хотите принять».

Когда разговаривал с генеральным прокурором на эту тему, он улыбнулся и сказал: я понимаю, о чем вы говорите, мы спокойно к этому относимся. Такова душа человека: если мне что-то хорошее сделали, я хочу каким-то сувениром отблагодарить.

Помню, когда работал во Франции, одна пациентка зашла к заведующему отделением и вручила ему большой конверт: «Доктор, это вам». Он заглянул внутрь и расцвел. Подозвал меня посмотреть: внутри были три шоколадки. Он сказал: «Когда она шла, думала обо мне». Для него было важным такое внимание.

— Вы как-то сказали, что не терпите хамства. А вам, как начальнику, приходилось повышать голос на подчиненных?

— Нет. Лет 10 мне пришлось потратить на то, чтобы отделение онкомаммологии РНПЦ Онкологии и медицинской радиологии стало семьей. Когда я в 1992 году вернулся из Москвы было такое: заведующий кричал на врачей, врачи на сестер, все вместе на санитарочек, повышали голос на пациентов. Даже к санитарке я всегда обращался через «пожалуйста». Уважают не тех руководителей, которых боятся, а тех, кто много делает для подчиненных.

В большинстве случаев я стоял на стороне врачей. Ошибиться может любой, даже самый грамотный доктор. Я 35 лет в маммологии, но на прошлой неделе встретил два сложных случая, с которыми никогда не сталкивался раньше.

Я гордился своим отделением, но ушел, поскольку создал свой центр и вынужден был выбирать.

— Вы ведь считаете, что болезни часто возникают из-за зависти и злости. В том числе и рак?

— Конечно. Не зря старшее поколение врачей советует пациентам с онкологией отбросить все плохое в своей жизни, думать только о хорошем, перестать завидовать, перестать встречаться с людьми, которые несут негатив. От этого случается не только онкология, но и инфаркты, инсульты.

Вокруг ведь море позитивного. К примеру, наша нация остается очень красивой. У нас можно выйти на проспект, и получить огромной удовольствие от красоты наших женщин. За рубежом такого намного меньше.

— Леонид Алексеевич, а что вам не нравится в нашей стране?

— Мне бы хотелось, чтобы государство поняло, что врачам нужно платить достойную зарплату. Медики должны достаточно получать, чтобы думать о пациенте, а не о том, куда после работы побежать для подработки. Если бы врач, окончив медуниверситет, мог получать хотя бы 1000 долларов, то не стал бы убегать из медицины и уезжать в другую страну. Сегодня, чтобы получать хорошую зарплату, нужно работать на две ставки, имея стаж и категорию.

Правда, я всегда говорил своим ученикам: если остался работать в медицине, то будь врачом: не хами, сделай для пациента все возможное. А не нравится зарплата — уходи на кассу в «Евроопт», там получишь больше.

Еще мне не очень нравится двойная мораль в стране. С одной стороны мы говорим о борьбе с алкоголизмом, а с другой — стимулируем производство спиртного. Дешево производя водку, но дорого ее продавая, мы получаем быстрые деньги. Но в конечном итоге тратим огромные деньги на брак, допущенный на предприятиях, на детей-инвалидов, на лекарства, которые нужно бесплатно давать пьющим людям, которые чаще болеют.

Полностью поддерживаю инициативу не продавать спиртное людям младше 21 года. Если молодежь не научится до этого возраста пить и поймет, что и без спиртного она хорошо проживет, то потом будет гораздо меньше алкоголиков. Я лично ни разу в жизни не держал во рту спиртного. Так сложилось, что не попробовал в юности, а когда мне после 20 лет предлагали, — отказывался.

Аналогичная ситуация двойной морали у нас с курением. А ведь 90% лежащих в отделении по лечению рака легких — курильщики. Курение приводит к раку гортани, почек. Сегодня мы даже считаем, что на возникновение рака молочной железы влияет то, что женщина курит.

— Напряженно работая, в чем находите для себя отдушину?

— В семье (любая армия сильна свои тылом) и поэзии. Поэзия имеет для меня две стороны. Во-первых, облегчает мне душу, когда я пишу. Во-вторых, я заметил, что поэзия помогает лечить моих больных. Лежа в палатах, они обсуждают не болезни, а мои стихи. Могу прочитать их и перед операцией, если она без наркоза, когда вижу, что человек сильно волнуется.

В конце нашего разговора хочу дать несколько советов женщинам: ежемесячно сами осматривайте свои молочные железы, даже при отсутствии жалоб один раз в полгода-год посещайте маммолога, при малейшем сомнении обращайтесь к врачу. Любите себя, берегите себя и будьте здоровы!