Умберто Эко: «Вот у Барбры Стрейзанд огромный нос, но у нее есть и кое-что еще»

Итальянский философ и писатель Умберто Эко рассказывает, как изменилась жизнь в эпоху телевидения, почему красота скучна и за что ему, профессору, делают замечания в ресторанах.

Новый роман Умберто Эко будет называться «Последняя ночь Наполеона». Или «Любовь Коперику». А может быть, «Падение дома Оскара Уайльда». А может быть, и «Снова о душе животных». Итальянский писатель и профессор семиотики пишет эти варианты на кусочке бумаги. И говорит, что это всего лишь попытка подразнить, «a little ox». (Маленький вол? Я абсолютно теряюсь, но тут меня осеняет. Английский у Эко очень выразителен, но акцент его силен: он имеет в виду hoax, мистификацию.) Мистификации, загадки, поддразнивания, недостоверные истории и интеллектуальные лабиринты стали приметами творчества Эко с тех пор, как успех «Имени розы» в 1980 году изменил его жизнь. Его второй роман «Маятник Фуко» (1988) в нескольких абзацах содержал полный сюжет «Кода да Винчи». В его литературном пантеоне — Борхес и Джеймс Джойс.

На нашу встречу Эко приехал сразу после перелета из Нью-Йорка, где он провел пять изматывающих дней. Он устал, неважно себя чувствует и переживает, что дал мне недостаточно материала для интервью.

Когда мы садимся, он говорит, что у него нет аппетита. Поэтому он просто закажет лобстера (в меню он смотрел несколько секунд). Можно ли его подать, спрашивает он у шефа, вареным, без сливочного или оливкового масла? Невозможно, следует величественный ответ, он подгорит. Чеснок? Далее следует коротенькая комедия, где участники не понимают друг друга; ее легко можно было бы избежать, если бы они говорили на родном языке, который у них явно общий, но они на него не переходят. Приносят воду, и Эко заказывает виски (предписание врачей — в виски нет сахара).

«Коренастый и бородатый, он выглядит как человек, которому доктор много чего советует и который мало следует этим советам. Я вспоминаю, что этот 75-летний мудрец получил славу бонвивана интеллектуального мира, но, думаю, это недостаточная оценка его заслуг: на его счету более 40 книг, в том числе научные работы по семиотике, философии и филологии, а также романы, эссе и журналистские статьи.

Две книги, изданные Эко в нынешнем году, служат примером этого разнообразия. Одна называется «Полный назад! “Горячие войны” и популизм в СМИ» — это сборник эссе, в которых Эко предстает европейским «публичным интеллектуалом», разбирающимся как в высокой, так и в массовой культуре, и обращающимся к аудитории при помощи современных средств информации. Вторая — иллюстрированный том «История уродства», дополняющий вышедшую в 2004 году «Историю красоты». Изображения чудовищ, нелепостей, побоищ роскошны, я говорю, что это изумительно прекрасная книга об уродстве.

«Да, и работа была более занятной, чем составление книги про красоту. Красота скучна, потому что предсказуема. Даже поиск иллюстраций был интереснее — нужно было изучать периферию традиции».

С начала XX века красота перестала быть модной у серьезных художников, но «перебралась в популярное искусство и дизайн», утверждает Эко. «Мы окружены предметами, которые хотят быть красивыми». — Он трогает солонку, мой диктофон, свой BlackBerry. Сейчас он борется с лобстером, еще одним прекрасным объектом, которого подали щедро облитым маслом.

«А не интересуется ли молодое поколение уродством по-иному, выказывая ему почтение пирсингом и татуировками, намеренно попирая представления о красоте?» — спрашиваю я.

«Наши представления о красоте постоянно меняются. Нужна третья книга: “История обаяния”. Очарование — это нечто иное, оно рождается от взгляда, от движения пальцев. Вот у Барбры Стрейзанд огромный нос, но у нее есть и кое-что еще. Есть другие ценности: обаяние и сексуальность». Во множестве статей Эко, посвященных политике и эпохе телевидения, он также признает силу очарования: «Берлускони — карлик, но у него есть обаяние».

Мой рыбный пирог давно съеден, но одна из огромных клешней благородного лобстера продолжает сопротивляться Эко. Когда я подзываю официанта, чтобы тот расколол его быстрым ударом молотка, Эко просит унести тарелку: «Нет-нет, ни в коем случае нельзя слишком напрягаться, чтобы поесть, — это рабство».

Он хочет продолжить разговор о красоте. «Знаете, я автор 40 книг, но в Италии знаменит несколькими предложениями статьи, написанной в 1961 году о викторине Buongiorno, где я говорил о том, что если прежде люди поклонялись идолам — греческим богам, рыцарям круглого стола, супергероям, — то в эпоху ТВ образцом стала девушка как все. Теперь никто не чувствует себя ниже уровнем, и каждый может потешить свое чувство превосходства. В этом отношении телевидение привело к радикальным изменениям».

Эко знал, что́ говорить об эпохе телевидения, уже тогда, когда она только началась: над культурными передачами для итальянского канала RAI TV он работал в 1955 году. Потом был редактором нехудожественной литературы в миланском издательстве Casa Editrice Bompiani (где оставался до 1975 года) и стал влиятельным экспертом в области средневековой истории и эстетики. В 1959 году он начал писать регулярную колонку в журнале Il Verri, посвященную лингвистике и философии. С этого момента его работа в науке, журналистике и — с публикации «Имени розы» в 1980 году — художественной литературе шла параллельно.

В 1968 году он опубликовал первую книгу по семиотике под названием «Отсутствующая структура», переработанную и изданную как «Теория семиотики» в 1976 году. В 1971 году он стал первым профессором семиотики в Болонском университете, и эту должность покинул всего несколько недель назад.

«Да, — говорит он мне, попивая эспрессо и смотря на часы, — несколько дней назад я ушел на пенсию. Но у меня останется кабинет — у меня первый Овальный кабинет, он старее, чем тот, в Белом доме. Это часть роскошного особняка, который приобрел

За кофе он достает сигариллу — это последняя радость курильщика со стажем длиною в жизнь, он сосет ее, не прикуривая: «Так получаешь немного никотина». Никто не обращает на это внимания. «Иногда мне в ресторане делают замечания, и я говорю: «Нет-нет, это не табак, это кокаин», и они говорят: «Ну, тогда все в порядке». — Эко громко смеется.

Когда я спрашиваю про следующий роман, Эко делает успокаивающий жест. «На один роман у меня уходит шесть лет, между “Именем розы” и “Маятником Фуко” прошло восемь, а последний (“Волшебное пламя королевы Лоаны”, 2004) вышел всего несколько лет назад, так что…» Он совсем не хочет говорить о новых литературных произведениях. Чтобы заставить меня замолчать, а также потому, что пора прощаться, а еще потому, что он добр, Умберто Эко дарит мне маленький подарок: название своего нового романа. А может быть, это просто вол.