Каким был преступный мир Минска 100 лет назад

Подлоги, мошенничество, азартные игры и другие преступления, не связанные напрямую с физическим насилием. Переносимся в мир дореволюционного города.

«Коробку и мыло признал своими, поскольку «при примирительном разбирательстве не рассмотрел их хорошо»

На рубеже 19-20 веков белорусские промышленники-предприниматели не только производили качественную продукцию, получавшую мировое признание, но и активно занимались подделкой местных, общероссийских и мировых брендов.

С 1875 года в Москве действовала известная парфюмерная фабрика, выпускавшая продукцию под своим собственным зарегистрированным товарным знаком «Эмиля Бодло и К». Особенной популярностью и большим спросом пользовалось мыло «Алео де вазелин». В 1900-м агент фабрики провизор Меерсон обнаружил в продаже поддельное мыло, которое выпускалось с этикетками, схожими с этикетками самой фабрики. Проведя самостоятельно расследование, Меерсон выяснил, что мыло производится в Минске неким 65-летним Самсоном Динерштейном, чье собственное мыловаренное производство располагалось на углу Богадельной (Комсомольской) и Немигской улиц.

Прибыв в Минск, Меерсон решил поймать Динерштейна с поличным. С помощью какого-то мальчика он приобрел целую коробку поддельного мыла, выпускаемого жителем Минска. На предварительном следствии обвиняемый признал своими и коробку, и мыло, находившееся в ней. Более того, он даже признался, что этикетки в количестве 5050 штук были изготовлены по его заказу в Ковно. Поскольку фабрика Бодло на каждом куске мыла зарабатывала по 2 копейки, то Диннерштейну был предъявлен иск на 101 рубль, а также и гражданский иск на 2 тысячи рублей.

Спустя полгода Динерштейн — то ли оправившись от первого шока, то ли по совету адвоката — отказался от всех своих показаний. Он заявил, что коробку и мыло признал своими, поскольку «при примирительном разбирательстве не рассмотрел их хорошо». Суд признал это объяснение исчерпывающим. Установить, у кого именно мальчик приобрел коробку с мылом, так и не удалось. Кроме того, четыре свидетеля, трое из которых являлись работниками минчанина, показали, что никогда не видели у минского «предпринимателя» поддельных этикеток, предъявленных в ходе судебного разбирательства. Иск был отклонен, а Динерштейн оправдан.

«Ходили там по чьим-то дворам и собирали деньги», но все это делали «под влиянием хмеля»

Сто лет назад в Минске, как и сейчас, часто собирали деньги в пользу различных общественных организаций. Этим и пользовались мошенники.

22 августа 1911 года приставу третьей части Минска позвонил по телефону городовой. Он сообщил, что на Комаровке по Борисовскому тракту (часть современного проспекта Независимости от площади Якуба Коласа до парка Челюскинцев. — Прим. TUT.BY) по дворам горожан ходит некая санитарная комиссия в составе двух человек. Один из них представлялся ни много ни мало, как чиновником особых поручений при самом минском губернаторе, а второй — уездным санитарным врачом.

При этом санитарный врач во время осмотров все время молчал и лишь на вопросы чиновника о санитарном состоянии дворов отвечал: «В ужасном состоянии». Помимо осмотра дворов, комиссия попутно еще и собирала деньги в пользу Красного Креста.

Состояние дворов и вправду было «ужасным». Потому домовладельцы (видимо, надеясь таким образом откупиться от санитарной комиссии) безропотно сдавали деньги. И это притом что члены комиссии были пьяны. На робкие вопросы горожан о квитанции комиссия обещала, что ее можно будет получить «через пару дней» во врачебном отделении. С каждого домовладельца брали немало — от 50 копеек до одного рубля с каждого.

Правда, собрать успели немного — всего четыре рубля. Когда на Комаровку прибыла полиция, оказалось, что чиновник особых поручений — это всего лишь бывший околоточный надзиратель, 28-летний потомственный гражданин Федор Павловский, который в то время состоял канцелярским чиновником в минском губернском правлении. 53-летний крестьянин Макарий Гутковский, который представлялся санитарным врачом, оказался фельдшером.

На момент задержания оба оказались настолько пьяны, «что не могли почти что говорить», но собранные деньги сразу же вернули. Когда протрезвели, объяснили, что днем они встретились в городе, зашли «в ресторан закусить, причем очень сильно выпили, спьяна попали на Комаровку, ходили там по чьим-то дворам и собирали деньги», но все это делали «под влиянием хмеля».

Обвинение им было предъявлено довольно суровое: «присвоение не принадлежащей им правительственной власти и обманное получение 4 рублей денег под предлогом не существовавшего в действительности поручения начальства». Затем это обвинение сняли и обвинили в мошенничестве. То ли они родились под счастливой звездой, то ли адвокат был хороший, но оба, Федор Павловский и Макарий Гутковский, были оправданы.

«Уже будучи привлечена к следствию, Бондаренко и вовсе заявила, что психически больна»

Мелкое мошенничество было распространенным явлением. Не обошло оно стороной и Минск.

В декабре 1913 года в бакалейной лавке Адама Окулича, расположенной на углу Трубной улицы (теперь Берсона), появилась новая покупательница. Сперва молодая женщина расплачивалась за товар наличными. А затем, став уже постоянной покупательницей, стала брать товары в долг. Весь приобретенный товар записывался в специальную «наборную книжку». Молодая женщина подписывалась фамилией Пигулевская, а адрес проживания указывала — улица Трубная.

Расплачиваться Пигулевская пообещала каждое 20-е число после получения жалованья. Набрав продуктов на 6 р. 43 к., Пигулевская из числа покупателей Окулича исчезла. Владелец лавки попробовал сам разыскать Пигулевскую, однако выяснил, что среди жителей Трубной улицы людей с такой фамилией вообще нет.

Спустя несколько недель Окулич заметил среди покупателей женщину, которая раньше появлялась в компании Пигулевской. Расспросив ее, мужчина выяснил, что настоящее имя мошенницы Елена Бондаренко. Через адресный стол он нашел ее адрес и, явившись к ней, потребовал вернуть долг. Однако Бондаренко платить отказалась.

Сперва она заявила, что за нее заплатит ее отец. А потом, уже будучи привлечена к следствию, и вовсе заявила, что психически больна. Впрочем, проведенная Минским окружным судом экспертиза установила, что Бондаренко абсолютно здорова.

Кроме того, в ходе предварительного следствия выяснилось, что 21-летняя женщина, дочь коллежского секретаря, успела не только окончить три класса женской гимназии, но и уже два раза побывала под судом. Первый раз в 1909 году по решению суда была отдана под надзор отца, а второй раз в 1910 году за кражу провела целый месяц под арестом в арестном доме.

Чем руководствовались присяжные заседатели, неизвестно, но в декабре 1914 года их решением Елена Бондаренко была оправдана.

Султан с Губернаторской

Картежная игра была излюбленным развлечением жителей Российской империи. Правда, в этой стране азартные игры были запрещены, но это не снижало интереса к ним. Как правило, жители Минска играли подпольно на частных квартирах.

Своеобразный подпольный карточный клуб содержала на своей квартире на Нижней Ляховке (район на восток и северо-восток от нынешней улицы Октябрьской, также прибрежная часть улицы Ульяновской. — Прим. TUT.BY) 42-летняя портниха Каролина Дроздовская. Игра шла в ночное время, как правило, 20-го числа (день выплаты жалованья) и после 20-го.

Игроки приходили в любое время начиная с 11−12 часов вечера и до самого утра. В среднем за месяц 10−13 ночей в доме у Дроздовской были карточными. К хозяйке главным образом приходили мелкие чиновники, «другие лица свободных профессий», но попасть могли все желающие. Причем никто и никого друг с другом и не знакомил, гости порой не знали даже хозяйку квартиры.

Играли чаще всего в карточную игру «девятый вал», по местному названию «техтель». «Техтель» был игрой местного происхождения. Потому в других городах Российской империи он был неизвестен и в перечне азартных игр отсутствовал. Но в Минском общественном собрании (аналог современного городского клуба) «техтель» был отнесен к разряду азартных игр и потому запрещен.

В свою пользу Дроздовская всегда брала с победителя девятую часть выигрыша. Как отмечалось в материалах следствия, «банки закладывались разные — от 5 до 25 рублей, ставки же на карту доходили до 5 рублей». Поскольку в игре всегда принимало участие не менее 20, а то и 40 человек, за ночь Дроздовская собирала довольно приличную сумму. Из нее примерно 2−5 рублей тратилось на угощение для игроков («которое, однако, состоя в водке и закуске, обилием и тонкостью не отличалось»).

Но душой всего предприятия был 37-летний Степан Парадисов, по прозвищу Султан — служащий в конторе Либаво-Роменской железной дороги. Раньше он снимал у Дроздовской комнату, а затем лишь только «столовался» у нее. Парадисов «ловил» клиентов для игры в карты везде, где только мог. Каждый вечер он выходил на Губернаторскую улицу (теперь улица Ленина) и, свободно обращаясь ко всем встречным знакомым, приглашал к Дроздовской на игру в карты. А вот к себе не звал, опасаясь полиции.

По слухам, Парадисов занимался картежным бизнесом уже года три-четыре. На службе он получал жалованье 30 рублей в месяц, но благодаря игре в карты сумел собрать целую тысячу рублей. Сам же он в карты не играл, лишь для поддержания игры ставил «на карту пятачки» (пять копеек). Во время игры Султан принимал все меры предосторожности: окна занавешивались шторами, а наружная дверь закрывалась.

«Сдал» Дроздовскую один из игроков, который сильно проигрался у нее. Июньской ночью 1904 года на квартиру нагрянула полиция, которая застала за карточной игрой около 10−15 мужчин. Но арестовать сумела только шестерых, остальные сбежали.

Суд состоялся всего лишь в марте 1906 года. Но ни один из свидетелей так и не подтвердил, что на квартире собирались для игры в карты, а сама хозяйка или ее приятель Султан получали бы от игры какую-либо прибыль. Все утверждали, что в тот день пришли в гости «по случаю дня ангела» хозяйки, а деньги собирали сами играющие исключительно «на выпивку и закуску» и покупку новых карт.

Потому обвинить Дроздовскую и Парадисова в устройстве игорного дома для запрещенных азартных игр в карты доказать не удалось, суд их оправдал.

«Когда ящики были вскрыты, в них вместо заявленных церковных вещей обнаружили опилки»

Мошенники шли в ногу со временем. Во второй половине 19 века объектом их пристального внимания стала железная дорога и оказываемые ею услуги, а именно доставка почтовых отправлений.

В январе 1905 года на товарной станции Минск Либаво-Роменской железной дороги был сдан ящик наложенным платежом 2481 рубль 65 копеек. Согласно документам, в нем перевозились «церковные вещи», которые отправляли на станцию Речица Полесских железных дорог на имя некоего ксендза Далецкого.

Спустя неделю на станцию Минск явился молодой человек, который предъявил документы к оплате. На документах были все необходимые подписи и штемпели о том, что груз в Речице выкуплен. Поскольку никаких подозрений ни молодой человек, ни документы, которые он предъявил, не вызывали, то желаемую сумму (чуть менее 2,5 тысячи рублей) он получил.

Спустя несколько дней, 28 января, на станции Вильна-Товарная был сдан к отправлению еще один ящик под таким же названием «церковные вещи». Его должны были отправить на станцию Минск на имя ксендза Михалкевича. Сумма наложенного платежа составляла уже 4468 рублей 60 копеек. А 31 января на станции Вильна-Товарная было оформлено еще одно отправление на сумму 4432 рубля. Отправителем в обоих случаях был указан некий купец Невядомский. Через несколько дней из Минска пришли документы, подтверждающие, что один из грузов выкуплен, наложенный платеж получен.

И хотя документы не вызывали никаких подозрений, главный кассир станции Вильна решил все же перепроверить, действительно ли груз выкуплен. Его смущала довольно значительная сумма наложенного платежа. В это время на станцию явился молодой человек, который представился племянником купца Невядомского и предъявил документы на получение денег.

Главный кассир отказался выплачивать деньги, объяснив, что ответ на его запрос из Минска еще не получен. Кроме того, за деньгами должен прийти сам купец-отправитель. Больше молодого человека на станции Вильна никто не видел.

Между тем на станции Минск выяснили, то ни один, ни второй груз не выкуплены, подписи на сопроводительных к грузам документах поддельные. Когда же ящики были вскрыты, то в них вместо заявленных церковных вещей обнаружили опилки. Когда соответствующий запрос отправили на станцию Речица, то оказалось, что и там груз не выкуплен, а в ящике оказались «сенная труха, солома и разное тряпье».

В ходе проведенного расследования выяснилось, что во всех случаях отправителем был 19-летний Владислав Шимкевич. С помощью 18-летнего Эдуарда Соколдынского, который когда-то работал конторщиком на товарной станции Минск, Шимкевич воровал сопроводительные документы на грузы и ставил на них поддельные подписи.

Суд состоялся только в феврале 1907 года. К началу разбирательств выяснилось, что Шимкевич, который должен был находиться под надзором полиции, сперва покинув Минск, выехал к своей матери в Несвиж, а затем, по слухам, и вовсе уехал в Англию. Потому суд начался без него. Впрочем, его подельник Соколдынский решением присяжных заседателей все равно был оправдан.