Ревнивый муж подкрался незаметно

В то утро, день и вечер мне морочили голову все, включая любимую собаку и обеих ассистенток. Это была теплая пятница, и всем хотелось уйти домой раньше обычного.

Не дождавшись своего «двуглавого орла» (папу и мужа), семья свалила на дачу в гольф-клуб до начала московских бесконечных часов пик — конца недели. Моя же последняя рабочая встреча завершилась около девяти тридцати головной болью и пониманием того, что вечер придется бездарно провести в Москве в ожидании конца пробок.

Общее офисное нытье по поводу того, что уже очень поздно, было прекращено одним взглядом и краем улыбки босса. Тут же все благополучно разбежались тратить зарплаты и гонорары уходящего в историю месяца.

Неожиданно позвонил приятель, выяснил, что меня все бросили, и тут же предложил поужинать в компании прелестных нимф, за которыми он нежно ухаживал вот уже вторую неделю или второй час, — я так и не понял. Ухаживания и ужин произрастали в сумасшедше модном в ту пору ресторане «Марио» недалеко от зоопарка. Компания требовала меня на четвертый стул ближе к десерту и, очевидно, счету.

Понимая, что я безумно устал и выдержать еще и поездку на дачу будет сложно, я позвонил любимой, сказал, что, наверное, заночую в Москве и появлюсь завтра рано или не рано утром.

«Мариозные» клиенты гуляли и балагурили, как моряки в Марселе двадцатых годов. В дыму вырисовывался силуэт носа моего приятеля. Я познакомился с его украинскими нимфами. Они поначалу выглядели как московские... но при ближайшем рассмотрении оказались все-таки нормальными проститутками.

Меня пытались покормить с ложечки соскальзывающими спагетти и одновременно соблазняли глубоким, как донецкая шахта, декольте. Я брезгливо отказался от шампанского и попросил официанта в честь наступивших выходных принести мне чего-нибудь крепкого — например, крепкого чая.

Разговор клеился только в одну сторону. Клеили меня: одна из дивчин, понимая, что есть вероятность остаться на ночь без денежного приплода, так как подругу вроде как уже разобрали, увеличивала обороты.

С другой стороны меня пытался уговорить на измену любимой и родине (в одном лице) мой собственный близкий друг. Он преследовал, в отличие от нимфы Оксаны, целых две цели: сбагрить лишнее тело приятелю и поделить с ним счет за ужин с дорогущим вином.

Я был стоек, как при осаде Масады, и потихоньку отодвигал подносик со счетом в сторону болельщика киевского «Динамо». Приятель внаглую положил сверху свою кредитную карточку и передал пас подносом под нос товарищу.

Этот еврейский баскетбол был мне знаком с детства. Пришлось положить в обратку скидочную карточку ресторана «Марио», объявить, что минус десять процентов — это моя доля за чай, и улыбнуться, давая понять, что с моей скидкой к такому счету товарищ определенно еще и нажил.

Девушки и их жених начали наконец понимать, что на этой станции кипяточку не попьешь, и замолчали. С выражением лица морской свинки во время родов товарищ расплатился в гордом одиночестве.

На улице под романтическим майским дождиком была предпринята последняя попытка навязаться ко мне домой на просмотр коллекции. Я сослался сначала на Шаббат, но после оплаты ресторана и так было понятно, кто у нас нерусский.

Следующей отговоркой было то, что мне нужно ехать на дачу, и вот тут постепенно переходивший в ранг бывшего друг ухватился за мои слова и попросил довезти их до гостиницы по дороге на асиенду. Звонить любимой из машины под днепропетровский смех по пятьсот долларов за ночь и говорить, чтобы не волновалась — пришлось задержаться, но я все-таки еду на дачу и скоро буду, — показалось мне не очень тактичным, и я решил устроить сюрприз.

Через час, опьяненный ночным воздухом весны, я тихонько открывал незапертый замок загородного дома.

Бросив портфель в угол, я подошел к нашей спальне и увидел «их» — около двери справа.

В любом возрасте приятно открывать в себе новые грани характера. Когда к человеку приходит понимание того, что в нем, в его душе, в теле, в сознании происходит что-то новое, дрожат ноздри, блестит глаз, молния пролетает через голову с фарфоровым визгом «Ты способен на все», — на него падает тропическим дождем счастье. Хотя бы раз в жизни такое надо испытать.

Это был как раз тот случай, но со знаком минус. Я не отрываясь смотрел на чужие потрепанные кроссовки сорок шестого размера около нашей спальни.

Понятно было, что любимая там не одна и еще что данная ситуация в моей жизни до сумасшествия нова. К этой минуте я и не представлял, что в одно мгновение стану мавром со скидкой на вонючий «адидас» вместо шелкового платочка. Пусть хотя бы это была «пума» или какой-нибудь «найк», что ли. Но «адидас» из девяностых?! Какая деградация!

Если бы я все мог предвидеть, остался бы в другом месте и вошел в трудное положение Днепропетровской области. Причем несколько раз.

Ситуация между тем была на редкость щекотливой.

С одной стороны, скотина из кроссовок, очевидно, находится сейчас в интересном состоянии и удар каминной кочергой примет головой без сопротивления. С другой — прелюбодейка и «адидасный» могут уже лежать себе и отдыхать, посматривая краем глаза телевизор. И тут я со своей кочергой? Бред.

А без кочерги? Без кочерги я опять-таки открываю дверь, и ситуация становится хоть и банальной, но какой-то уж больно неловкой: любимая, спортивная тварь и очкарик... Унизительное выяснение отношений? Фи! Пардон, шер ами, но так не проканает. Просто рыбу ножом... Нет, меня не так воспитывали.

Что же это выходит? Ерунда какая-то, да и только. Получается, что из меня Отелло, как из гонореи обыкновенной — оружие массового поражения.

Нет, так тоже не годится. Надо действовать скальпелем и наотмашь! Приняв это дерзкое решение, я выключил у телефона звук и на цыпочках, чтобы не создать неловкости всем присутствующим, вышел из дома.

На улице, вдали от чудовищных кроссовок неведомого циклопа мне стало полегче.

«Прежде всего надо установить личность негодяя», — решил я и стал обходить дом с тыла. Окна спальни находились на первом этаже и выходили в лес.

«А почему, собственно, негодяй? — думал я про себя. — Он чем виноват? А если это какой-нибудь мой друг? Тогда да — негодяй, и кочерга нужна.

Нет, это все она. Она во всем виновата. Пока я работал не покладая рук, сначала в офисе, потом в ресторане «Марио», она предала самое святое.

А ведь я мог остаться с этими милыми украинскими девочками. Душевно провел бы время. Может, из короткой истории завязалась бы новелла или даже роман. Но вместо этого я помчался домой к любимой, под одеяло. Идиот. Кретин. Ничтожество. Тряпка.

Но ничего... Пусть теперь этот пан спортсмен выйдет. Я все скажу сначала ему, потом ей: «Это будет страшный развод, дорогая: в чем пришла — в том и ушла; дети со мной, обожаемая теща тоже. Квартиры, дачи, коллекции, виллы? Забудь! Понятно?»

Нет, так тоже нельзя. Вся Москва узнает, что мне изменила любимая, и кто там кого бросил — толком не объяснишь. А засмеют так, что лучше уходить в эмиграцию куда-нибудь в Улан-Батор. Придется все-таки тихо и без скандала. Да пусть заберет все: не первый раз с нуля буду начинать. Но такое не прощается».

Через штору в окне ничего не было видно. И ничего не было слышно. Я опять отошел от дома метров на десять и набрал ей.

— Саша, ты же сказал, что останешься в Москве. Я почти сплю. Так ты приедешь?

— Я приеду и очень скоро. А ты на даче одна?

— Ты с ума сошел совсем на своей работе. Дома дети, мама, горничная Нина и детская черепаха с собакой.

Я подождал еще пять минут на улице. Из дома никто не вышел. Пришлось смело вернуться к искомой двери с кроссовками и на всякий случай постучать в дверь спальни.

— Заходи, — услышал я знакомый голос. Я нажал на ручку и вошел в комнату.

Любимая была явно одна. В шкафу, под ковром, под кроватью и даже в тумбочке никого не было.

— Чьи кроссовки перед дверью нашей спальни? — спросил я холодным тоном испанского инквизитора.

— Это я вечером пошла к соседям чай пить. Вдруг налетела гроза, а мне уже пора было домой. Чтобы мне ноги не мочить по траве и грязи, Андрей Шелухин (хозяин соседской дачи) одолжил свои дурацкие ласты. Можешь с утра их ему обратно отнести? Ложись, поздно уже. Что ты стоишь, как статуя Венеры без рук?

Мое «венерическое» состояние продолжалось еще какое-то мгновение. В голове мелькали разные мысли: злость на себя, неясная обида непонятно на кого, желание все рассказать любимой и извиниться непонятно за что. И так далее. В конце концов руки у статуи отросли, и я, сославшись на недельную усталость, лег спать.

Еще через несколько дней я опять вернулся домой очень поздно. Дача спала, чуть посапывая из разных комнат. Я разделся в гостиной и тихонько прошел в ванную принять душ.

Моему удивлению не было предела, когда я, самый высокий человек в семье, не смог снять конец шланга с фиксатора. Пришлось принести табуретку и залезть наверх.

Стоя под душем, я анализировал табуретку и почему-то вспоминал двухметрового красавца Райнера, немецкого экспата, гольфиста, который в последнее время зачастил к нам домой. Я силился что-то еще сообразить, но ледяная струя душа прошептала мне, что весь свой запас ревности я оставил в кроссовках «адидас» в ту дурацкую ночь…

Добровинский: Как раскурочить «Бентли» пачкой печенья